Они – день и ночь. Солнце и луна. Совершенно разные, но оба властвуют над небом по-своему нечестиво.
Рордин выше и пользуется этим, смотрит на Кайнона сверху вниз, будто тот букашка на каменной кладке, не более.
– Лишь очень дерзкий человек способен заявиться в поместье соседствующего владыки и таким образом его подкупать. Я в некоторой, пусть ничтожной, степени даже впечатлен. В остальном мне хочется содрать кожу с твоих яиц и скормить их тебе же, заставить проглотить семена будущих отпрысков.
Кайнон вздергивает подбородок и сует руки в карманы, будто ведет обычную беседу о погоде.
– Я бы не стал мне угрожать, Ро. Особенно когда ты укрываешь в своей башенке женщину с такими… явными чертами Бахари.
Что?
Рордин скользит вперед, пока между ними больше не остается пространства.
– Тебе напомнить, с кем ты говоришь?
Мое сердце подскакивает, колотится где-то в горле, а момент все тянется, звенит собственным жадным пульсом.
Между этими двумя что-то есть – прошлое, которого я не знаю.
Кайнон отодвигается на шаг. Крошечная уступка, но кажется важной.
Рордин мрачно хмыкает и возвращается в кресло, откидывается на спинку, как на троне.
– Она могла бы стать ключом к вашему спасению, а ты запрешь ее гнить в башне?
Рордин пожимает плечами.
– Орлейт не вынесет ноши политического союза. Посему, если ты чудесным образом не украл ее сердце, – произносит он, небрежно взмахивая рукой, – будь добр, проследуй на хер. Вместе с кораблями.
Я сглатываю ком и приваливаюсь к стене, отпустив занавесь.
Ему нужны эти корабли. Они нужны людям.
– Предложение действует до полуночи завтрашнего дня, – заявляет Кайнон, и раздаются тяжелые шаги. – Прими верное решение для своего народа, Ро. И для нее.
Последние три слова полны отвращения, подтверждая его недовольство тем, как он воспринимает мою ситуацию.
Нашу ситуацию.
Лишь когда шаги Кайнона стихают, я ускользаю прочь. Тело привычно движется, мысли бурлят.
Подслушанный разговор сорвал с меня маску – вонзил клин вины глубоко в мою совесть. Потому что я, несмотря на нежный возраст, пережила нападение вруков и получила спокойную и сытую жизнь высоко в башенке, пока вокруг рушился мир.
Да, я мучаюсь всякий раз, как закрываю глаза, но мне повезло. Я осталась жива.
Но чего стоит жизнь, если она дается ценой других?
У большинства тех, кто прислуживает в замке, есть семьи в близлежащих деревнях. Матери. Отцы. Дети. Внуки.
Так или иначе, мой защитный круг сжимается – будто ладони на шее.
Душит.
Вынесу ли я то, как Кухарка будет оплакивать новорожденную внучку, потому что я не смогла прорваться сквозь прутья, которыми окружила собственный разум?
Я знаю ответ, и он пугает. Столь же смертельный, как и тот круг, которым я обвела замок.
Время взаймы. Вот и все, чем были эти девятнадцать лет…
И оно истекает.
Глава 34Орлейт
Несмотря на ревущий огонь, разливающий тепло по всей комнате, каменный пол под моими голыми ногами холоден и неумолим.
И это вполне уместно. Эдакий способ подготовить меня к неизбежной ледяной встрече.
Разглядываю красивое созвездие на двери – россыпь звезд, что окружают полумесяц, словно почитатели.
До меня доносится эхо шагов, сердце заходится лихорадочным стуком, и я перевожу взгляд на Шкаф…
Ладонь сжимает заткнутый пробкой стеклянный флакон.
Рордин будет в бешенстве.
Гулкие шаги все ближе, и я глубоко вздыхаю. Волосы ниспадают на плечи тяжелой вуалью, обволакивают, как золотистый доспех. Не то чтобы это мне поможет.
Слышу, как Рордин вставляет ключ в скважину. Лязг, с которым сдвигается засов.
Слышу, как он открывает дверцу и вынимает кубок…
Тишина.
Ничего, кроме леденящей душу тишины.
Стараюсь не улыбаться, прикусываю губы, чтобы их усмирить.
Наверное, не стоит находить происходящее таким забавным.
Низкое, животное рычание заставляет кожу покрыться мурашками, а потом дверь со скрипом толкается внутрь, и в проем врывается Рордин, пронзая меня сердитым взглядом, словно стрелой.
Затем этот взгляд устремляется к потолку, и Рордин упирает в бока сжатые кулаки, расплескав кристально-чистую воду из кубка по полу.
– Что ты делаешь, Орлейт?
– Просто хочу поговорить. – Я взмахиваю пузырьком с кровью и убираю его в складки утягивающей мою грудь ткани. – В обмен на сегодняшнее подношение ты мне должен разговор. Нормальный, со словами, а не мрачной игрой в молчанку и ворчанием.
Рордин бормочет что-то на странном языке, которого я не понимаю, со звоном ставит кубок на маленький столик и сжимает переносицу.
Щурюсь на него.
– Что не так?
– Ничего.
– Голова болит? – интересуюсь я и машу рукой в сторону своих баночек, наполненных самой разной сушеной флорой. – У меня есть отличное лека…
– Если попытаешься сунуть мне в рот листок, я укушу тебя за палец, получу то, за чем пришел, и уйду прежде, чем ты вообще почувствуешь прикосновение моих зубов. А теперь встань с колен и надень штаны.
Как грубо.
– Ты что, умрешь, если время от времени будешь вести себя вежливо? – спрашиваю я, вставая и поворачиваясь к нему спиной. Послушно роюсь в ящике в поисках одежды подлиннее, поскольку мои короткие спальные штанишки Рордина явно не устраивают. – Кроме того, что-то мои бедра не вызывали у тебя отвращения, когда ты одно из них трогал.
Тишина. Ничего удивительного.
Натягиваю свободные штаны, завязываю их на талии, а потом театральным взмахом обвожу себя.
– Лучше?
Рордин сверлит меня взглядом, так стиснув челюсти, что я невольно задаюсь вопросом, не срослись ли они там намертво.
– Видимо, это значит «да». Наш двусторонний разговор с самого начала пошел как по маслу. Надо почаще ставить перед тобой задачи.
Рордин почти что испепеляет меня, но я отвожу взгляд достаточно быстро, чтобы избежать серьезных повреждений, и указываю на ситцевый сверток в его кулаке.
– Что в руке?
Он подбрасывает сверток в воздух, и я ловко его перехватываю, распускаю завязки, разматываю марлю – и наконец вижу крошечную луковицу такого глубокого фиолетового цвета, что она кажется почти черной.
В нос бьет знакомый густой запах.
– Одна доза каспуна, чтобы ты пережила ночь. Зали сумела раздобыть месячный запас у бродячего торговца по пути через границу.
– Как заботливо с ее стороны.
– Как ей повезло с учетом того, насколько его сложно найти. Ты больше не будешь использовать его превентивно, – произносит Рордин, проявляя свою власть надо мной, но лишь вонзая в мои нервы гвозди.
Вздергиваю верхнюю губу.
– Очевидно.
Меня тошнит от этих игр. Тошнит от всех дверей между нами. Я устала, я разочарована, я переполнена новыми знаниями, которые терзают меня изнутри, и с меня хватит.
Рордин расставляет ноги шире, скрещивает руки на груди, оглядывает меня с откровенным любопытством.
– Ну давай, Милайе.
Вот и дам.
– Ну… для начала, ты что, собирался просто положить вот это в Шкаф и уйти, ничего мне не сказав?! – рявкаю я, размахивая перед ним драгоценной луковицей, которая способна облегчить страшное давление в голове.
– Нет. Я собирался постучать, сообщить, что там кое-что есть, а уже потом уйти, – пожимает плечами Рордин, и его глаза похожи на тюремные камеры с серебряными решетками. – Да, это не готовый порошок, но раз уж ты способна приготовить достаточно экзотрила, чтобы разом взорвать целую армию сердец, с этим ты точно справишься.
Он тычет в сторону моего каспуна, и у меня вскипает кровь.
– Тебе бы поспать.
Рордин вскидывает левую бровь.
– Прости, что?
– Ты слышал, – бормочу я, отворачиваясь к окну.
Как обычно. Получаю лишь ворчливый ответ, который звучит как пощечина. Молчание затягивается, успеваю даже прикинуть, не разбить ли пузырек с кровью об пол, просто чтобы разозлить Рордина. Но затем тишину нарушает вздох, такой глубокий, будто рокот целой горы.
– Задавай свои вопросы, Орлейт.
Повернувшись обратно, вижу, как Рордин снова массирует переносицу, будто само мое присутствие вызывает у него желание просунуть пальцы в глазницы и выдавить себе мозг.
Сейчас это чувство взаимно.
– Ты получил последний знак?
– Пока нет, – произносит Рордин, опуская руку.
Слова вгрызаются мне в грудь так сильно, что, клянусь, в дыре становится видно колотящееся сердце.
Пока нет.
Значит, либо Рордин пересматривает свой ответ на предложение Кайнона… либо думает заручиться его поддержкой путем силы.
Оба варианта раздражают.
Не хочу, чтобы меня швырнули Кайнону, как мешок бесформенных овощей, которые никто не хочет есть, и не хочу, чтобы Рордин и Зали оказались вынуждены истощить ресурсы ради ключа, который позволит переплыть Мелеющие моря во Фрист.
Нужен третий вариант. Должен быть третий вариант.
– И… что ты собираешься делать?
Скажи, что ничего не нужно предпринимать. Скажи, что ты нашел сотню кораблей где-то в давно забытой бухте и тебе больше не нужна помощь Кайнона.
Рордин пожимает плечами, но движение выходит напряженным.
– Любой, кто не с нами, против нас. Здесь все просто.
Сердце резко замирает частично от облегчения, но в основном от страха. Потому что это непросто.
Совсем непросто.
Это загубленные жизни. Утраченные ресурсы.
Очередной гвоздь в мой гроб.
– И ты не можешь просто… подождать? Вырыть убежища поглубже? Задраи…
– Нет, – перебивает Рордин. – Этим мы и занимаемся, и наших людей убивают. Чем дольше мы ждем, тем слабее становимся, тем меньше шанс выстоять против того, что в итоге хлынет через те врата на реке.
Обхватываю себя руками в попытке не расклеиться, но получается не очень. Я уже разваливаюсь на куски, задыхаюсь от бешеной, сжимающей грудь тревоги.
Я вижу лишь один вариант… и чтобы его осуществить, мне потребуется все мужество до последней капли, которое только удастся наскрести. Мне придется лгать себе. Заставить себя сделать то, чего я надеялась избегать до конца своих дней. Стать кем-то другим. Кем-то смелым и бессердечным.