ы, чтобы оказаться подальше отсюда. В горах, под обстрелом, даже в плену, но лишь бы не слышать звуков, доносящихся снаружи, даже через оконное стекло. Или заткнуть уши, замазать их, как гребцы Одиссея, воском, залить расплавленным оловом. Потому что услаждали его слух отнюдь не сладкоголосые сирены…
Вдоволь насладившись зрелищем, его величество эмир Афганский (увы, попросив вассалитета у российского императора, он добровольно отказывался от королевского титула и вставал в один ряд с эмиром Бухарским, ханом Кокандским, султаном Бахавалпурским и прочими владетелями) присел за стол и знаком подозвал одного из маячивших в отдалении, словно манекены, лакеев, роскошью ливрей могущих соперничать с одеяниями иных из многочисленных европейских монархов. Неслышно приблизившись, чернокожий виночерпий — эмир окружил себя не только роскошью, но и экзотикой — наполнил фужеры собеседников благоуханным коньяком из хрустального графина.
«„Шустовский“, — невольно отметил про себя Александр. — Совсем стал патриотом нового отечества государь афганский…»
— Да, я сменил поставщика, — небрежно бросил Ибрагим-Шах, любуясь игрой света в янтарном напитке. — Прежние, пользуясь предрассудками дядюшки, снабжали двор третьесортным французским пойлом. И были достойны наказаны. — Глаза эмира кровожадно блеснули.
Он сильно изменился за те несколько месяцев, что поручик его не видел. Пополнел — даже несколько обрюзг, если честно — приобрел еще более вальяжные манеры, чем ранее. От заикания вследствие контузии не осталось и следа, поврежденная рука двигалась свободно. Он производил бы вполне благостное впечатление, если бы…
— Вот они у меня где! — сжал пухлую, как у женщины, унизанную перстнями руку в кулак Ибрагим-Шах. — Я здорово приструнил всю эту вольницу, что расплодил вокруг двора покойный дядюшка… мир его праху, — поднял заплывшие глаза к потолку эмир, — и мой братец-неудачник. Палачам хватило работы, — похвастался он. — Не поверишь, мой друг, — заговорщически нагнулся он к собеседнику через стол. — Бывали дни, когда кровь переполняла водосточные канавы!
«Охотно верю, — подумал Саша, отводя глаза от вазочки с очищенным гранатом. — С тебя, живодера, станется…»
— Многие желали бы видеть на моем месте этого тихоню Махмуда, — откинулся на жалобно хрустнувшую спинку стула Ибрагим-Шах. — И ждут не дождутся, когда со мной что-нибудь случится. — Он подмигнул Саше, и тот снова отвел глаза. — Но я покончу со всякой неопределенностью! Я молод, полон сил — не то что покойный король. У меня четыре молодые красивые жены, — похвастался он. — И все четыре — беременны. Хоть одна, да родит мне наследника! Ибрагима Третьего… Или Ахмада Второго — я еще не решил. Но только не Махмуда!
Эмир расхохотался и собственноручно, позабыв про царственность, набулькал в свой фужер коньяку по золотой «марусин поясок».
«Если не сопьешься раньше. — Саша покорно дал налить и себе. — А то будет тебе наследник…»
— А если родятся девочки? — поинтересовался он вслух, пригубливая чуть-чуть: он не собирался гнаться за бездонной бочкой, сидящей напротив.
— Не беда! В гареме еще полсотни девиц дожидаются своей очереди! Кстати, Бежецкий, — Ибрагим-Шаха уже развезло основательно. — Любая из них на выбор — твоя! Или две, если хочешь. Ты справишься с двумя, полковник?
— Увы, я еще не совсем оправился от своего… гм-м… приключения, — сухо отказался Александр. — Боюсь, мне это будет не по силам… К тому же я не полковник, ваше величество, а всего лишь поручик.
— Все еще поручик! А ведь я давным-давно предлагал тебе… Знаешь что! Если ты по-прежнему не хочешь служить у меня — я награжу тебя! Эй, кто там? Орден сюда!
Александр пытался слабо протестовать, но минуту спустя перед ним уже сиял полированным золотом близнец того, оставшегося в Петербурге, знака.
— Носи с гордостью… — Язык эмира изрядно заплетался. — А вот тебе… — Ибрагим-Шах с усилием стащил с пальца массивный перстень. — Вот тебе еще… Просто так, на память… Нет, нет — обидишь. Что я — хуже своего братца? Да свет еще не видывал такого щедрого человека, как я!
Эмир поднялся из кресла и, пошатываясь, принял горделивую позу.
— Проси, чего хочешь! — нахмурив брови, потребовал он. — Все исполню!
— Вы не могли бы, ваше величество, — Саша тоже поднялся на ноги, — прекратить мучения этих… — Он кивнул в сторону окна, из-за которого все еще неслись стоны.
— Пойдем. — Эмир, пошатываясь, обошел стол, положил Бежецкому руку на плечо («Чтобы не упасть», — с горечью подумал поручик) и увлек к окну.
За окном, среди окутанных цветением фруктовых деревьев, высились три кола с насаженными на них мучениками — теми самыми офицером и солдатами, что доставили Александра во дворец. Солдаты уже почти не подавали признаков жизни — лишь судороги временами сотрясали их тела, но бридман еще боролся, хотя и без всякой надежды — слишком глубоко ушло в его внутренности орудие варварской казни. Поистине, его величество был несказанно щедр — действительно заплатил втройне…
— Странные вы люди, европейцы. — Ибрагим-Шах откровенно любовался кровавым зрелищем. — я достойно отомстил за те унижения, которым подвергли тебя эти собаки, а ты проявляешь к ним милосердие. Разве не наслаждение — видеть мучительную смерть врага?
— Я еще раз прошу ваше величество… — Саша едва удерживался от того, чтобы собственноручно не свернуть шею коронованному извергу. — Я готов отказаться от ваших наград, но…
— Ну, хорошо, хорошо, — надул губы, как капризный ребенок, у которого отняли игрушку, эмир. — Иди сюда! — не оборачиваясь, махнул он рукой расфуфыренному в пух и прах телохранителю, замершему манекеном у дверей.
Взяв из рук гвардейца пистолет — все тот же «люгер», Ибрагим-Шах протянул его Бежецкому.
— На. Пристрели их своей рукой.
Рубчатая рукоять была на расстоянии протянутой руки. Только положить на нее ладонь и нажать на спуск… И все проблемы решены — Махмуд снова на троне, как единственный наследник. Но можно ли потом отмыться от такого греха: убийства человека, разделившего с тобой кров и хлеб?.. Да что там — спасшего тебя. Каким бы чудовищем он при этом ни был…
— Я солдат, ваше величество, — твердо взглянул в глаза Ибрагим-Шаху Александр, — а не палач.
— Ну, как знаешь… — Эмир пожал плечами, сам взял пистолет, долго выцеливал — ствол ходил в нетвердой руке по странным траекториям — и опустил руку. — Совсем плохо стал видеть, — пожаловался он. — Наверное, надо заказывать очки. Давай ты, — сунул он оружие обратно гвардейцу, едва не прострелив тому живот.
Худощавый офицер хищно улыбнулся, вскинул «люгер» и три раза нажал на спуск, как в тире. Стоны смолкли мгновенно.
— Видал? — торжествующе обернулся эмир к Саше. — Вот у меня какие орлы! Уверен, что всех троих — точно в лоб! Пойдем взглянем?
— Увольте, ваше величество…
— Ну, ты какой-то вялый сегодня, мой друг. — Ибрагим-Шах не скрывал разочарования. — Стрелять не хочешь, смотреть не хочешь… Ладно, пойдем к столу, а то у меня что-то в горле пересохло… Как тебя звать, молодец? — вспомнил он о гвардейце, все еще стоящем с пистолетом в опущенной руке.
— Турэн Хэкматияр! — гаркнул тот, вытягиваясь во фрунт.
— Метко стреляешь, капитан, — изволил улыбнуться эмир. — Жалую тебя полковником!
Вне себя от радости, свежеиспеченный полковник рухнул на колени и попытался поцеловать расшитую золотом домашнюю туфлю повелителя.
— А вот этого не люблю, — нахмурился тот. — Убирайся, полковник!.. Ишь, развели азиатчину!
— Ну что — продолжим? — потер Ибрагим-Шах ладони, вновь оказавшись за столом. — Эй, кто там! Коньяку!..
Увы, продолжение было коротким: осушив еще один бокал, его величество устал и изволил прилечь тут же, лицом в тарелку, а его гость, пока слуги хлопотали над бесчувственным телом повелителя, поспешил откланяться.
— Извините, любезный, — оказавшись в коридоре, Александр поманил пальцем давешнего капитана, облагодетельствованного эмиром — с лица одуревшего от радости гвардейца не сходила идиотская улыбка. — Не подскажете, где тут у вас…
Золотая восьмиконечная звезда тяжело булькнула в ватерклозете и тут же скрылась из глаз. Поручик чуть было не бросил туда же второй подарок эмира, но вовремя удержал руку. Перстень, судя по всему, был самый обыкновенный — никаких признаков жизни, подобно своему собрату, не подавал, но стоил, наверное, тоже немало.
— В конце концов, — сказал сам себе Александр, любуясь игрой света в камне, — надо подумать и о дальнейшей гражданской жизни…
— Ба-а! Кого я вижу!
В отличие от Ибрагим-Шаха, ротмистр Кавелин совсем не изменился. За исключением того, что плечи его украшали погоны подполковника.
— Да, повысили в чине, — похвастался он. — И немудрено: работы-то прибавилось изрядно! А вы, смотрю, что-то сдали, Александр Павлович. Со здоровьем нелады?
— Да, есть маленько… — уклончиво ответил Бежецкий. — Вы, наверное, в курсе, почему я здесь?
— Да, есть маленько, — улыбнулся Кавелин. — А потому и вопросов не задаю. Государственные дела — понимаем, что к чему. И готовы оказывать всяческое содействие, как было велело. Что угодно-с?
— Угодно поскорее добраться до Санкт-Петербурга, Кирилл Сергеевич. — Саша не разделял игривого настроения жандарма. — И желательно, минуя всякие проверки, кордоны и карантины.
— Ну что же, — сразу посерьезнел подполковник. — Тогда ночку проведете здесь, а поутру мои люди доставят вас на аэродром. Отсутствие препонов гарантирую — мы все-таки весьма уважаемая в Империи гильдия.
Молодой человек вяло кивнул и направился было вслед за вызванным по телефону Кавелиным вахмистром, но в дверях остановился.
— Что-то еще?
— Господин подполковник, — Александр тщательно подбирал слова. — Вы наверняка знаете всех в русской колонии…
— Ноблес оближ.[32] — блеснул познаниями жандарм. — Это моя работа, так сказать. Кто именно вас интересует?