Женщина по-прежнему сидела на скамейке покачиваясь и смотрела перед собой в одну точку.
– Та самая несчастная, которую подобрал отряд Хагена, – пояснил фрайграф. – Слава богу, она не ранена, крови нет. Курт, попытайся поговорить с ней, у тебя получится, ты имеешь к женщинам подход.
Курт поставил табурет рядом с несчастной и подсел к ней как можно ближе. Неожиданно женщина припала к его плечу. Курт обнял её и спросил:
– Скажи мне, как твоё имя?
Женщина встрепенулась, придя в себя, и увидела перед собой добродушное лицо Курта.
– Эмилия, – коротко ответила она.
– Хорошо, Эмилия. А где твой дом? – как можно мягче спросил Курт.
– В селении Вирбах… Я – жена кузнеца, – едва слышно ответила она.
– Расскажи мне, Эмилия, куда ты направлялась сегодня вечером?
– К сестре, она живёт неподалёку, на хуторе, всего в миле от селения. Я часто хожу к ней…
Эмилия посмотрела на своё платье, изодранное в клочья, затем перевела взгляд на Курта и разрыдалась в голос.
– Она пришла в себя, мой господин. Проплачется и всё вспомнит.
– Расспроси её, и как можно подробней, – распорядился Эрик.
Эмилия наплакалась вволю, и теперь она просто всхлипывала, словно маленький обиженный ребёнок.
Курт вновь попробовал расспросить её:
– Эмилия, я понимаю, ты пережила страшный момент, но, слава богу, ты жива и даже не ранена. Постарайся всё припомнить и рассказать нам. Мы должны схватить чудовище, пока оно ещё не натворило дел.
– Да, да, я постараюсь… Я засиделась у сестры… Она собрала мне с собой небольшую плетёную корзину, в ней лежали хлебцы, она сама напекла их. И ещё она напряла мне пряжи, её муж водит овец, а сестра часто продаёт шерсть или вяжет. Идти до их хутора недалеко, можно через лес напрямки, но я пошла по дороге, думала, так безопасней. Сейчас все говорят, что господин фрайграф переловил разбойников в Волчьей лощине, так что бояться нечего. Когда я свернула с дороги, надо было пройти через заросли кустов. Я ходила так множество раз, и вовсе не думала, что могу встретиться с вервольфом. Я услышала сзади хруст ветки и обернулась. На меня двигался он – вервольф! Я испугалась, страх сковал меня… Чудовище выхватило когтистыми лапами корзинку и задело платье, ткань затрещала. Видимо, меня спас жёсткий лиф, я всегда вставляю в него ивовые ветви, чтобы он держал форму. Не знаю, как, но я с размаху ударила вервольфа ногой в пах, он выронил корзину и согнулся. Тут я побежала и встретила всадников… Они и привезли меня в замок… Мне больше нечего сказать вам, сиятельный господин.
Эмилия утёрла глаза и окончательно успокоилась.
– Ты нам очень помогла, – сказал Курт, – отдыхай. Завтра утром мы дадим тебе провожатого.
Эрик и Курт вышли из помещения для прислуги и поднялись наверх в кабинет.
– Курт, ты ведь служил егерем. Что ты обо всём этом думаешь?
– Господин фрайграф, простите за дерзость, но я был егерем, а не охотником на вервольфов. Мне трудно судить. Но одно я знаю точно – это чудовище не вервольф, он – человек!
– Отчего ты так решил, Курт? – Эрик удивился.
– Вспомните рассказ Эмилии, мой господин. Где это видано, чтобы вервольф сначала выхватывал корзину, а затем после удара в пах сгибался в три погибели? Нет, мы имеем дело с человеком, который считает, что он – самый ловкий и умный. Причём он хорошо знаком с повадками зверей. Но мнимый вервольф совершил оплошность – женщина вырвалась и убежала. Он явно хотел её ограбить, а затем, возможно, изнасиловать и растерзать.
– Но как же следы когтей на клирике? Ведь человек не сможет с такой силой разорвать тело!
– Пока не знаю, мой господин, но найду объяснение, – пообещал Курт.
Глава 4
Через пару дней почти вся Северная Тюрингия знала, что мюльхаузенский вервольф убил клирика и напал на женщину. Откуда такая осведомлённость, фрайграф мог только предполагать. Явно рассказал тот, кто принимал участие в ночном походе, стало быть, один из отряда. Точно говорят: язык мой – враг мой. Фрайграф понимал: никто не сознается, да и не будешь пытать весь отряд – толку от этого чуть.
Эрик был бессилен что-либо сделать, и это его сильно угнетало. Снова одолевали тяжёлые мысли: «Если Анна была вервольфом, то тогда это что – очередной вервольф? О смерти Анны знали только двое – я и Хаген. Если допустить, что мюльхаузенский вервольф – человек, многое становится ясным… А если всё же нет, и он – не человек?.. Одно я знаю точно – надо ждать инквизиторов, и запылают костры по всей Тюрингии… А это будет похуже вервольфа…»
В зале появился Курт, за размышлениями Эрик даже не услышал, как тот подошёл.
– Господин фрайграф, прибыл гонец из печально известного селения Фирфайх. Говорит, что селяне поймали вервольфа.
Эрик вяло прореагировал:
– Курт, ну сам подумай, кого могут поймать селяне?.. Опять очередная сказка или что-то померещилось…
– Так-то оно так, мой господин, но проверить бы не мешало. Позвольте мне отправиться в Фирфайх с отрядом.
– Поезжай, – позволил Эрик.
Отряд во главе с Куртом, вооружённый до зубов и в придачу ко всему ещё и с крепкими рыболовными сетями (дабы пленить ими чудовище) вошёл в Фирфайх. Тут же к Курту подбежал староста.
– Он там, в сарае, господин майордом! Его охраняют – не уйдёт!
– Веди! – коротко распорядился Курт.
Староста показывал дорогу. На окраине селения Фирфайх Курт увидел покосившийся сарай, вокруг которого толпились крестьяне, вооружённые кто рогатинами, кто дубинками, а кто и просто палками.
– Вот, господин, он там, в сарае…
Курт спешился. Он увидел, как любопытные крестьяне заглядывали в щели сарая, из которого доносился какой-то странный рёв, совершенно не похожий на вой волка.
При виде Курта и его людей крестьяне расступились. Он, по их примеру, заглянул для начала в щель. Некто, по всей видимости, вервольф, спал на старой полусгнившей соломе, Курт отчётливо увидел волчью шкуру. Из щели сарая исходил отвратительный тошнотворный запах, видимо, селяне использовали строение как отхожее место.
– Странный вервольф, больной, наверное. И звуки издаёт – будто мужик храпит.
Курт отпер дверь сарая. Крестьяне, перепугавшись, кинулись врассыпную. Люди фрайграфа заняли боевую позицию, держа гвизармы и сети наготове.
Курт вошёл в сарай, держа оружие в руках – мало ли что. «Вервольф» прохрипел и заворочался, Курт, стоял около выхода, наблюдая за ним. Затем из-под волчьей шкуры появились совершенно голые человеческие ноги.
– Хорош вервольф, нечего сказать, – рассмеялся Курт, поддевая волчью шкуру крюком гвизармы – на сене лежал голый мужчина. Он издал чудовищный храп и перевернулся на другой бок.
Курт вышел из сарая.
– Кто там? – любопытствовали крестьяне.
– Какой-то голый бродяга в старой волчьей шкуре, – ответил Курт. – Так-так, и кто же объявил его вервольфом? Хорошо, что сам фрайграф не пожаловал, не сносить бы старосте головы!
Из покосившегося дверного проема появился пробудившийся «вервольф». Крестьяне на всякий случай сгрудились вместе, выставив вперёд своё примитивное оружие.
Полуобнажённый «вервольф» в драной вонючей волчьей шкуре, привязанной к шее какой-то верёвкой, обвёл мутным взглядом присутствующих и вымолвил:
– Почтеннейшая публика, представление начинается. Я – шпильман[52], Клаус Брохель, представлю вашему вниманию небольшой шванке[53] о маленькой непослушной девочке – Красной Шапочке.
Он попытался принять надлежащую позу, с которой все шпильманы начинают представление, нечто похожее на поклон почтеннейшей публике, но потерял равновесие и упал лицом в грязь.
Крестьяне и люди фрайграфа рассмеялись от души. Казалось бы, ну что ещё надо – сведения о вервольфе не подтвердились, можно возвращаться в Брюгенвальд. Но Курт так не думал и вовсе не разделял бурного веселья окружающих.
– Староста, кто сообщил тебе о появлении вервольфа? – не унимался он.
– Господин, ко мне прибежал Ханс, наш селянин. Он был явно перепуган и поведал, что в сарае у дороги сидит вервольф, видимо, ночи дожидается, чтобы вновь растерзать невинную жертву.
– Привести ко мне Ханса! – приказал Курт.
– Да, вот он, – указал староста на парня, который передразнивал бродягу.
Ханс, не подозревая ни о чём, копировал поклон Клауса и падал на землю. Довольные крестьяне дружно потешались над ним.
Курт подошёл к Хансу, схватил его за шиворот и поднял с земли.
– Скажи мне, Ханс, всё без утайки… Если будешь лгать, велю пороть перед всем селением. Как ты заметил вервольфа? – Курт смерил крестьянина суровым взглядом.
Ханс весь съёжился, но постарался говорить уверенно:
– Господин, я недалеко пас коров. Смотрю – вервольф направляется прямо в сарай.
– И как же он шёл? – поинтересовался Курт.
– Как человек, господин, на двух лапах, – Ханс часто заморгал, понимая, что рассказываемая история подвергается серьёзному сомнению.
– Дальше, продолжай.
– Ну, я и говорю: он зашёл в сарай. Тут-то я его закрыл, позвал старосту и селян, – продолжил Ханс.
– И что, он шёл средь бела дня голый, без одежды, даже без штанов?
– Да, господин, совершенно голый был, – подтвердил Ханс.
Курт потерял терпение, от его выдержки не осталось и следа:
– Староста, двадцать плетей Хансу!
– За что-о-о, господи-и-ин? – заскулил Ханс.
Староста тоже растерялся, не понимая ход мыслей Курта.
– За то, что лжёшь, и за то, что обворовал пьяного шпильмана.
Ханс упал на колени перед Куртом.
– Помилуйте меня, господин, нечистый попутал! Я всё верну! Не велите пороть, господин!
Ханс ползал вокруг Курта, хватал его за ноги, пытаясь тем самым проявить своё искреннее раскаяние.
Курт со всей силой ударил его ногой. Ханс отлетел и заскулил ещё сильнее. Крестьяне взирали на происходящую сцену с полным недоумением.