– Что еще ты будешь искать? – подавляя дрожь, спрашиваю я.
– Я хочу изучить рану на лице, чтобы удостовериться, что убийца использовал тот же предмет, что и в прошлый раз. – Он шагает обратно и останавливается рядом с Жулианой, которая все это время внимательно слушала нас. – Хотя практически не сомневаюсь.
Я поворачиваюсь вслед за ним, чувствуя, как сжимается грудь от подозрений.
– И что же это?
– Что-то необычное… квадратное, с плоской поверхностью и очень тяжелое. Как обработанный камень. Возможно, кирпич.
Я вздрагиваю. Потому что знаю: Симон ошибся. Хоть и не могу сказать ему об этом.
У убийцы был молоток.
Глава 20
Мы все вместе возвращаемся в дом Монкюиров.
Жулиана с братьями сворачивают на второй этаж, чтобы заглянуть в свои спальни и привести себя в порядок, я же следую за Симоном на третий. То, что мы ненадолго останемся наедине, выглядит вполне невинно, но после прошлой ночи ощущается совершенно по-другому. Возможно, потому, что магистр Томас запрещал Реми заходить в мою комнату, а мне – в его.
Вот только что произошло прошлой ночью? Может, я преувеличила то, что происходило между нами? Неужели Симон взял меня за руку и встал так близко, только чтобы получше рассмотреть, откуда шел тот мужчина, а когда понял, что посылает мне неверные сигналы, тут же отступил? Но потом я вспоминаю, как участился его пульс, как зарумянились щеки, когда он посмотрел на мои губы и наклонился чуть ниже. А значит, я не обманулась в его истинных чувствах и мыслях, хоть Симон и пытался их скрыть.
Он всего лишь бедный дальний родственник графа. И, если бы ему не пришлось обратиться к графу за помощью, сомневаюсь, что того бы заботило, как устроилась жизнь Симона. Жулиане, кажется, я нравлюсь. Но Реми считает, что семья Монкюиров не одобрила бы более близкие отношения между мной и своим родичем. Я трясу головой, чтобы прояснить мысли. Мне никогда не понять, почему происхождение столько значит для некоторых людей. Будь это не так, у девочек-сироток, живущих в аббатстве Солис, оказалось бы больше двух вариантов, как жить дальше.
Не заметив моего душевного смятения, Симон отмечает место, где нашли Изабель, на обеих картах. Я же подхожу к противоположной стороне стола и раскладываю бумаги и письменные принадлежности, чтобы Жулиана начала записывать, как только присоединится к нам. Что, к счастью, происходит всего через несколько минут.
Она замирает в дверях, склоняет голову набок, глядя на Симона, хмурится и делает несколько шагов к нему. Хрупкая рука поднимается и слегка касается царапин на его шее:
– Что это?..
Симон отстраняется, хотя и куда деликатнее, чем прошлой ночью.
– Ничего страшного, – отвечает он.
– Но…
– Это не стоит твоего беспокойства, – настаивает он и старается натянуть на лицо улыбку, что не очень хорошо получается.
Жулиана сжимает руку в кулак и, быстро моргая, отдергивает ее. А Симон поворачивается ко мне, словно ничего не случилось.
– Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты пришла, Кэт. Я ценю твою проницательность.
Мой взгляд не отрывается от баночки с чернилами.
– Сегодня я не заметила ничего интересного.
– Возможно, – говорит он. – Но ты помогаешь мне думать.
Не такая уж и помощь. Я опускаю глаза.
– Ламберт пойдет с тобой осматривать тело Изабель?
Симон качает головой:
– Вряд ли. В прошлый раз все прошло не очень хорошо.
– Ему снились кошмары, – объясняет мне Жулиана. – Я не слышала, чтобы он так рыдал, с тех пор как умерла мама. Когда ты пойдешь? – Последний вопрос предназначен Симону.
– Около полудня, когда солнце поднимется как можно выше и будет лучше видно, – отвечает Симон. – Мадам Эмелин не очень хорошо знала Изабель, но обещала поискать того, кто с ней знаком. Так что, надеюсь, к тому времени у нее появятся какие-то сведения. Пока я хочу сделать несколько набросков.
Он подходит к тому концу стола, который ближе к открытому окну, садится на стул и кладет тонкую косу Перреты рядом с чистым листом, который туда положила я. Тишину комнаты наполняет легкий шорох пера, когда он наносит на бумагу широкие и короткие штрихи.
Жулиана устраивается на скамеечке и принимается увлеченно сортировать свои заметки. Раз Симон не собирается ничего обсуждать, мне тоже нет смысла здесь оставаться.
– Зачем убийца забирает что-то у жертвы? – спрашиваю я, больше для того, чтобы напомнить о своем присутствии, чем из интереса.
Симон останавливается и поднимает взгляд. А на бумаге уже виднеются очертания женщины, лежащей на спине.
– Это дает ему ощущение власти, которую он не получает иным способом, – объясняет он. – Так что, взяв себе сувенир, он может воскресить воспоминания, которые поддерживают его некоторое время.
– Подкармливать чудовище в клетке, – говорю я, припоминая его вчерашние слова.
– Да, но через какое-то время чудовищу становится мало.
Я обдумываю его слова несколько секунд.
– Мне показалось или ты удивился, что он совершил очередное убийство так быстро?
Симон соединяет ладони вместе над эскизом.
– Обычно между первой и второй жертвами проходит гораздо больше времени: убийцу охватывает такая сильная эйфория, что ее хватает надолго. Но между убийствами прошло всего четыре дня. И поначалу я решил, что он, возможно, потерял то, что забрал у предыдущей жертвы, поэтому ему захотелось заполучить новый сувенир. Но теперь я сомневаюсь в этом. Он явно специально оставил косу. Но зачем?
– Чтобы покончить со старым и насладиться новым, – говорю я.
Симон ошеломленно смотрит на меня, вынуждая переступить с ноги на ногу.
– Прости. Я не хотела умничать.
– Нет, Кэт, – успокаивает он. – Ты совершенно права. Остается только понять, к какому типу людей он относится. К требовательным аккуратистам или к тем, что с готовностью хватаются за новые идеи. А может, и к тем и другим.
– Требовательные аккуратисты чаще встречаются среди женщин, – отмечает Жулиана.
Я с ней согласна, ведь госпожа Лафонтен явно из этих.
– А мужчины чаще увлекаются новыми идеями.
И это верно. Магистр Томас и Реми могут по несколько часов рассуждать о новых методах строительства и материалах.
– Но у нашего убийцы явно проблемы с женщинами. – Симон поднимает палец, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. – Чаще всего это зарождается из отношений с родителями, а точнее, с властными матерями. Им невозможно угодить. – Он пожимает плечами. – По крайней мере, судя по моему опыту.
Значит, Симон знал свою мать. Хотя бы какое-то время.
– К тому же волосы – не единственное, что забрал убийца, – продолжает Симон. – Он взял и тот предмет, которым воспользовался, чтобы разбить жертвам лицо. Что-то настолько тяжелое труднее спрятать, так что мы, вероятно, найдем эту штуку.
Мне не хочется, чтобы Симон раздумывал о молотке, поэтому я меняю тему.
– Раз он оставил чужие волосы на теле Перреты, можем ли мы связать их с более ранней жертвой? – спрашиваю я.
Симон в отчаянии качает головой:
– Для этого пришлось бы выкопать тело, да и вряд ли бы нам удалось найти связь, если только убийство не произошло совсем недавно.
– Я не припоминаю подобных убийств, – говорю я. – По крайней мере, за последние несколько лет.
Симон пожимает плечами:
– Возможно, преступник лишь недавно прибыл в Коллис или сидел в тюрьме за какое-нибудь другое преступление. Обычно убийство – не первое проявление насилия.
Ни одно из этих предположений не утешает.
– Если он не из Коллиса, что мешает ему переехать в другой город и продолжить там?
– Ничего, – отвечает Симон. – Но если он будет считать, что его не поймают, – что вполне возможно, так как мы ни капли не продвинулись, – то не станет уезжать. Трудно делать какие-то выводы, имея на руках так мало информации.
– Мало? – переспрашиваю я. – Вчера ты говорил, что новое тело даст тебе больше намеков на личность убийцы.
– Так и есть, – настаивает Симон, возвращаясь к своему наброску. – Раньше я лишь предполагал, что убийце не нравится, когда его осуждают или указывают на недостатки, а сейчас я в этом практически уверен.
– Возможно, эти волосы – лишь малая часть тех, что он отрезал, – говорит Жулиана. – Коса толщиной с палец. Когда мама умерла, отец подарил нам всем маленькие косички из ее волос на память. Возможно, у убийцы все еще остались волосы всех его жертв.
– Я подумал об этом, – отзывается Симон, не отрывая взгляда от рисунка.
Я наблюдаю, как он рисует. На самом деле он весьма талантлив. Передаваемые им пропорции верны – да, я много знаю о пропорциях, хотя больше о пропорциях зданий, чем человеческого тела. Так что на рисунке Симона женщина – Изабель – лежит на траве, словно живая.
– Никто не видел Перрету, – бормочу я.
Симон поднимает глаза, а Жулиана перестает перебирать листы.
– Что ты сказала? – переспрашивает он.
Я прикусываю губу на мгновение.
– Я просто подумала, что самая большая разница в том, что убийца оставил Изабель в месте, где ее могли увидеть люди. А Перрету – нет. Возможно, именно поэтому ему захотелось вновь совершить убийство. Он пытается побороть то, что его мучает, но в прошлый раз его триумф увидело слишком мало людей.
Симон кивает Жулиане:
– Отличное предположение. Запиши его.
Хотелось бы мне порадоваться, что удалось внести свой вклад – дважды, – но не очень приятно осознавать, что понимаешь мотивы сумасшедшего.
Глава 21
Через какое-то время убийство поделило жителей Коллиса на три лагеря. В первом обосновались жители богатых районов, которые предполагали, что с ними подобное никогда не случится. И они, скорее всего, были правы: до сих пор жертвами становились бедные женщины, продававшие свое тело. Так что если кто из богачей и переживал, то лишь мужчины, которые наведывались в захудалые районы, чтобы предаться удовольствиям, как Удэн, и то потому, что опасались ложных обвинений.