Я встаю напротив него:
– Ты считаешь, правильно – обвинить магистра Томаса?
Он поднимает бровь:
– А ты считаешь правильным не рассказывать венатре все, что знаешь о той ночи?
– Магистр Томас не виновен, – шиплю я. – И это только отнимет у Симона время.
Реми фыркает:
– Твой драгоценный Симон отправил нас поговорить с человеком, который, скорее всего, плачет, если наступит на божью коровку.
Он жестом указывает на продавца цветов, у которого на рукавах больше кружев и лент, чему у любой дамы.
– Ты просто завидуешь, – обвиняю я.
Реми закатывает глаза в ответ на мое заявление, но я не отступаю.
– Симон что-то знает. Он понимает убийцу так хорошо, будто… будто…
– Сбрендил, – заканчивает Реми.
Я хмурюсь:
– Я хотела сказать – шестым чувством.
Но он прищуривается и смотрит на меня.
– Разве тебе не интересно, откуда у него это шестое чувство?
Но, прежде чем я успеваю придумать хороший ответ, вокруг начинается суматоха. Впереди появляются три стражника, ведущих под руки мужчину в ночном костюме и в деревянных башмаках.
– Венатре! – начинает рыдать и кричать он, как только видит Симона. – Мою жену убили!
И мне бы хотелось сказать, что Симон выглядит удивленным, но это не так.
Глава 22
Убитый горем мужчина – известный торговец зерном.
– Мы поссорились прошлой ночью, – объясняет он Симону сквозь слезы. – Да простит меня Солнце, я наговорил ей всякого, и она ушла. – Он вытирает глаза. – Ушла, и я не переживал об этом до утра, когда понял, что она так и не вернулась. Уверен, этот сумасшедший убил ее. Что еще могло случиться?
Реми наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Он не догадался проверить в доме матери или сестры?
Мне не хочется соглашаться, но он прав. Это действительно довольно смелое предположение.
– Кто еще знает о пергаменте? – бормочу я в ответ.
– Никто. Мне рассказали про него, так как решили, что записка для меня, но никто не мог ее прочитать. А я сразу отнес вам.
В этот момент нас накрывает чья-то тень.
– А, Реми, наконец-то, – строго произносит архитектор. – Я жду уже полчаса.
– Я помогаю венатре, – отвечает Реми.
Серые глаза магистра Томаса мечутся между нами.
– Я уже лишился помощи Катрин из-за расследования – и не могу обойтись еще и без тебя. – Реми открывает рот, чтобы что-то ответить, но магистр перебивает: – Для того, кто просит, чтобы ему выделили больше полномочий, ты слишком часто уклоняешься от обязанностей, которые у тебя уже есть.
Не дождавшись ответа, он разворачивается и уходит.
На лице Реми появляется знакомое мне выражение. Его явно обидели слова магистра Томаса, так что я кладу руку ему на плечо:
– Спасибо, что так быстро принес нам записку.
Реми поворачивается ко мне, а его зеленые глаза сверкают:
– Ты ведь и сама знаешь, почему магистр позволяет тебе помогать венатре. Верно? – Он стискивает зубы. – Потому что он знает – ты защитишь его!
– Потому что он хочет, чтобы убийцу Перреты нашли, – возражаю я, и мое прежнее сочувствие исчезает.
– Продолжай уверять себя в этом, котенок.
– Хорошо, – громко говорит Симон. – Веди меня к дому, я постараюсь помочь.
Горячо поблагодарив Симона, мужчина направляется к улице, которая отходит от площади на юг. Ламберт и Жулиана выжидающе смотрят на меня, прежде чем последовать за ним. Реми уже исчез, поэтому я спешу за ними. А за моей спиной уже собирается небольшая толпа, которая со стороны напоминает похоронную процессию. Иногда мне удается разглядеть Симона между Ламбертом и Жулианой. Он идет рядом с бормочущим торговцем, и в каждом его шаге чувствуется напряжение. Вскоре я чувствую, как оно сковывает и мои плечи.
Реми не ошибся, предположив, что я сделаю все, чтобы защитить магистра Томаса. Правда, мне казалось, что он поступил бы так же.
Когда мы добираемся до дома в богатом квартале, мужчина тут же открывает двери, но Симон игнорирует приглашение и оглядывается по сторонам. С одной стороны дома находится большой сарай, ворота которого закрыты крест-накрест цепями.
– Предполагаю, что там находятся ваша лошадь, повозка и припасы? – указав на него, спрашивает Симон.
– Верно. – Торговец зерном переступает с ноги на ногу, скребя башмаками по каменному порогу. – Ее там нет. Я проверил.
– Я и не думал, что она там.
Симон окидывает взглядом улицу, а затем возвращается тем же путем, по которому мы пришли сюда, – мимо Жулианы, Ламберта и меня. На секунду у меня возникает мысль, что он уйдет, но он проходит несколько домов и останавливается у переулка. Обезумевший вдовец подбегает к нему с паникой и растерянностью на лице.
– Кузен, – зовет Ламберта Симон. – Не мог бы ты остаться с мастером-торговцем?
Не говоря ни слова, Ламберт делает шаг вперед и берет мужчину за руку.
А Симон, махнув нам с Жулианой, поворачивает и заходит в затененный переулок между зданиями. Мы следуем за ним, но не проходим и нескольких шагов, как он внезапно вытягивает руку.
– Вот здесь, – говорит он. – Что вы видите?
Я прослеживаю его взгляд до земли.
– Следы, – отвечаю я.
Одни отпечатались лучше, другие хуже, но их трудно разобрать.
– Они не так важны, – отвечает он. – Что еще?
– Две линии в грязи, – указывая на них, говорит Жулиана. – Словно что-то тащили.
– Хорошо. – Он смотрит на меня через плечо своим серо-карим глазом. – От чего они могли остаться, Кэт?
Это отличный шанс исправиться после неудачного замечания о следах, хотя не сомневаюсь, что он задал мне вопрос не поэтому.
– Два… – начинаю я и замолкаю.
Два чего? Но внезапно я вспоминаю, как Симон рассказывал о том, что убийца сделал с Перретой, зарезав ее.
– Два каблука. Кого-то протащили по переулку. Без сознания.
– Превосходно. – Симон опускает руку и шагает дальше, ступая так, чтобы не задеть две линии.
Мы с Жулианой следуем его примеру. Переулок заканчивается стеной, возле которой свалены кучи мусора. Параллельные полосы ведут к груде размером с человека, а вокруг нее кружат, жужжа, мухи. Запах разложения в воздухе трудно спутать с чем-то еще, хоть он и слабый. Симон замирает на мгновение, давая нам собраться, и, как только Жулиана кивает ему, наклоняется и отбрасывает грязное полотно в сторону. К счастью, я успеваю вовремя прикрыть нос и рот рукой.
Никогда не привыкну смотреть на трупы. Никогда.
Симон опускается на корточки рядом с ногами женщины, обутыми в прочные ботинки на высоких деревянных каблуках, и проверяет подвижность конечностей.
– Она мертва примерно с полуночи. Плюс-минус час.
– Убийца схватил ее, как только она вышла из дома? – бормочу я в собственную ладонь, все еще закрывая лицо.
Симон качает головой:
– Что с ней не так, Кэт?
Кроме того, что она уже окоченела?
Не дождавшись от меня ответа, он переводит взгляд на Жулиану:
– Что изменилось?
– Она лежит на боку у самой стены, – говорит она. – И ее тело прикрыли.
– Верно. – Симон продвигается к лицу женщины и убирает в сторону распущенные волосы.
– У нее не острижены волосы и не выколоты глаза, – выпаливаю я, опережая Жулиану. – И крови не очень много, хотя горло перерезано.
– Синяки, – добавляет Жулиана. – Вокруг шеи – синяки.
Они расцветают на фоне мертвенно-бледной кожи женщины, как жуткие фиалки.
Симон тянется вперед и, не прикасаясь к мертвой женщине, пытается совместить пальцы с фиолетовыми отметинами, чтобы показать: те практически соответствуют размерам мужской руки.
– Это произошло до того, как она умерла, а значит, ее задушили. – Он поднимается на ноги. – Ее горло перерезали после смерти, вот почему крови практически нет. – Симон замолкает на мгновение. – Так какие выводы?
Ничего из увиденного не совпадает с другими убийствами. Эту женщину задушили, притащили сюда, а затем перерезали ей горло. Тело накрыли, словно убийца хотел скрыть случившееся или опасался, что его обнаружат раньше. И это разительно отличается от того, какими нашли тела Изабель и Перреты.
– Нам хотели внушить, что это сделал наш убийца, – говорю я. – Вот только это не он.
– Очень хорошо. – Симон не улыбается, но его чувства искренние. – Но кто это сделал?
Жулиана хмурится:
– Ты же знаешь: ее убил муж.
– Да, но мы должны доказать это, – отвечает Симон.
– Его руки, – выпаливаю я, вспоминая как Симон поднес руки к шее женщины. – Они полностью совпадут с синяками.
Симон поднимает свою руку:
– Покажи свою. Приложи к моей.
Я прижимаю ладонь к его и соединяю наши пальцы. Впервые с той ночи в святилище мы нарочно касаемся друг друга. Жар тут же распространяется вверх по руке, сталкиваясь с жаром, исходящим из груди. Симон слегка сгибает кончики своих пальцев поверх моих.
– У тебя руки такого же размера, что у убийцы, – говорит он.
Это известие прибавляет мне смущения, и я опускаю руку. А Симон прочищает горло и отводит взгляд.
– Хорошее наблюдение, но одного этого будет недостаточно. Что еще?
– Он торгует зерном, – старательно избегая взгляда Жулианы, напоминаю я, пока незаметно вытираю руку об юбку. – А на пергаменте до того, как его спешно соскоблили, были записи о зерне. Это он написал записку!
Симон одобрительно кивает:
– Еще одна хорошая связь, но это могут посчитать и простым совпадением.
– Почерк на записке совпадет с почерком торговца, – включается в разговор Жулиана.
– Возможно, но сомневаюсь. Он не настолько глуп. – Симон задумчиво замолкает. – Хотя, видимо, считает, что настоящий убийца написал бы записку именно так.
– Мужчина сразу же заявил, что его жену убили, – говорю я, вспомнив, как Реми насмехался над тем, что торговец даже не проверил дом тещи или свояченицы. – Довольно смелое предположение, ведь две других жертвы были проститутками с Дороги удовольствий…
В груди вспыхивает тепло, когда Симон улыбается.