А затем замечаю знакомое лицо среди разноцветных световых пятен, окружающих алтарь.
Нескольким сестрам Света поручено стирать вышитые одежды и алтарные покровы, поэтому в каждый День Солнца они приносят чистые вещи и забирают то, что нужно постирать. Уж я-то знаю: работа не из легких. Частенько на тканях остается свечной воск и пепел от благовоний, а нижняя одежда альтума и его помощников пропитана потом – особенно в летнюю жару. Маргерит никогда не поручали приносить или забирать вещи, но сегодня она здесь. Видимо, у матери Агнес появились свои мотивы ее сюда послать.
Но меня они не волнуют. Я просто рада увидеть ее, поэтому, как только стихает последнее благословение, пробираюсь через поток людей, идущих навстречу, чтобы успеть, пока она не ушла. Видимо, Маргерит тоже надеялась увидеть меня, потому что все еще медлит, хотя другие сестры уже приступили к своей работе.
Она раскидывает руки в стороны, чтобы обнять меня, задолго до того, как у меня получается добраться до нее.
– Ох, Катрин, я так рада тебя видеть!
Я крепко сжимаю ее в ответ, чувствуя густые волосы под ее покрывалом. Через несколько месяцев от них останется только воспоминание, но меня утешает, что сейчас они все еще с ней.
– Только не говори мне, что ты наконец сбежала от матери Агнес.
Маргерит отстраняется от меня, и на ее лице явно читается изумление:
– Ты же не думаешь, что я могла бы?
– Конечно нет, – дразню ее я. – Но я даже представить не могла, что она выпустит тебя из клетки после того, как ты стала ее личным секретарем.
Она морщит свой курносый нос:
– На самом деле именно поэтому я и здесь. У меня послание для главного архитектора.
– Ох, ладно, давай я передам, – протягивая руку, говорю я.
Маргерит засовывает руку под рясу и качает головой:
– Нет, мне приказано передать его лично в руки магистра.
Я оглядываюсь, но лишь Реми обращает на нас хоть какое-то внимание, хотя и стоит так далеко, что не может нас слышать. После убийства Николь он практически не выпускает меня из виду.
Магистр Томас разговаривает с графом де Монкюиром, члены семьи которого стоят неподалеку. Симон на мгновение встречается со мной взглядом, а затем вновь притворяется, что увлечен разговором своего дяди.
– Что там? – спрашиваю я.
Маргерит пожимает плечами.
– Не упрямься, – хмурюсь я. – Я же знаю, что ты написала эту записку.
– Нет, не я, – возражает она. – Писала не я, но… – Маргерит склоняется ближе, – сомневаюсь, что это мать Агнес.
– А кто же тогда? – спрашиваю я.
Она переступает с ноги на ногу.
– Не знаю, но, полагаю, мне стоит показать тебе.
Записка спрятана в прямоугольный бумажный конверт, что лишь подтверждает догадку, что ее написали не в аббатстве: там пользуются только пергаментом. На восковой печати – крапчатый круг, который окружает неровное пламя. Он напоминает луну. В огне.
Скорее всего, записка от Грегора. Но почему настоятельница Света согласилась передать послание от человека Ночи?
– Что ж, лучшего времени передать записку не найти, – говорю я, таща ее за собой к Монкюирам, которые ждут, пока глава семьи закончит разговор.
Когда мы приближаемся, Жулиана отделяется от братьев и с улыбкой шагает ко мне. Но я замечаю, как она нервно косится на Маргерит. Наверное, боится, что видит галлюцинацию, поэтому я быстро представляю подругу:
– Леди Жулиана, это моя близкая подруга из аббатства, сестра Маргерит.
Жулиана заметно расслабляется и протягивает руку:
– Я помню вас с тех пор, когда сама там обучалась. Приятно снова увидеть вас.
Маргерит слегка сжимает пальцы Жулианы и делает реверанс.
– Удивлена, что вы помните меня, миледи. Мне тогда только-только исполнилось девять. Большинство старших девочек не обращает внимания на младших.
А вот меня это нисколько не удивляет. Уверена, Жулиана могла бы назвать все дни, когда их пути пересекались, а еще – какая стояла погода и во что они были одеты, хотя в случае Маргерит последний пункт совсем не трудно назвать. Единственное, чем отличается ее сегодняшний наряд от того, что она носила тогда, – велон, скрывающий волосы.
Удэн поворачивается к нам, но, увидев, что здесь нет никого, кроме меня и молодой женщины, которая никогда бы не ответила на флирт, быстро теряет интерес. Мне хочется познакомить Маргерит и Симона, но не успеваю я поймать его взгляд, как в наш разговор вмешивается Реми:
– Не хочешь представить меня, котенок?
Я закатываю глаза:
– Маргерит, это подмастерье Ремон Лафонтен. Он, как и я, работает на магистра Томаса.
Реми приходится прижимать подбородок к груди, чтобы посмотреть с высоты своего роста на крошечную Маргерит, которая взирает на него широко раскрытыми голубыми глазами. Она ведет уединенный образ жизни, поэтому, скорее всего, никогда не оказывалась так близко к мужчине, если не считать древнего капеллана аббатства. Правда, следует признать, Реми создает пугающее впечатление, пока не узнаешь его поближе.
– Не знал, что сестры бывают такими молодыми, – одаривая ее широкой улыбкой, говорит он. – Всегда считал, что они рождаются тридцатилетними, с морщинами и двойными подбородками.
Маргерит краснеет, словно румяное яблоко, и я пинаю Реми в голень.
– Ай! – вскрикивает он. – Осторожно, котенок. Мы на Святой земле.
– Назовешь меня еще раз котенком, – сквозь стиснутые зубы выдавливаю я, – оцарапаю.
– Обещаешь? – Реми отскакивает в сторону, не давая наступить ему на ногу. – Так как же вам удалось сбежать из аббатства, сестра Маргерит? Не похоже, что вы увлекаетесь скалолазанием.
Маргерит что-то отвечает, но ее голос звучит так тихо, что трудно разобрать слова. Реми низко склоняется к ней, а его жесткие волосы касаются края ее велона:
– Что-что?
Она снова что-то бормочет, после чего Реми выпрямляется, видимо, в этот раз расслышав ее.
– Я могу отнести ему письмо. – Он выхватывает конверт у нее из рук.
– Отдай его обратно, осел! – кричу я. – Не тебе писано!
Реми высоко поднимает конверт, думая, что так я не смогу достать его. Но он недооценивает меня. Я не только подпрыгиваю достаточно высоко, чтобы достать его, но и умудряюсь при этом пнуть наглеца коленом в живот. Хотя из-за тяжелой юбки удар получается не такой сильный, Реми едва слышно хрюкает, а затем хватает меня за талию свободной рукой. Но я тут же начинаю извиваться в его объятиях, чтобы вырваться из них, под его же громкий хохот.
– Дети, – доносится до нас тихий, но серьезный голос.
Мы с Реми отпрыгиваем друг от друга и со стыдом смотрим на архитектора.
Ну ладно, со стыдом – только я.
– Что, во имя Солнца, вы творите в священном месте?
Не давая Реми сказать и слова, я поднимаю руку и протягиваю записку.
– Магистр, сестра Маргерит принесла это вам, намереваясь передать лично в руки, но Реми решил, что имеет право совать нос в ваши дела.
Раздраженно вздохнув, магистр Томас протягивает руку. Но я, желая подчеркнуть неправоту Реми, передаю записку Маргерит – а она поспешно отдает магистру.
– Спасибо, сестра, – ласково говорит он. – Прошу, не рассказывайте матери Агнес о поведении Катрин…
Архитектор замолкает, внимательно рассматривая восковую печать.
Граф, Ламберт, Симон и даже Удэн вытягивают головы, чтобы понять, что же заставило магистра умолкнуть, но он быстро засовывает записку в рукав мантии.
– На чем мы остановились, господа?
– Думаю, я уже достаточно отнял сегодня вашего времени, магистр, – усмехнувшись, говорит граф. – Похоже, у вас много дел, которые не стоит откладывать.
Жулиана заламывает руки и бормочет. Хотя все мое внимание занимал Реми, я заметила, как наша ссора повлияла на нее. Конечно, все произошло неожиданно. Но, видимо, ей проще держать себя в руках, когда происходящее вокруг жестко контролируется. Вот почему она сохраняла спокойствие после нескольких дней взаперти. Но наша ссора, общение с сотней людей и встреча с Маргерит, скорее всего, нарушили ее хрупкое равновесие.
Симон тоже замечает это. Он берет Жулиану за руку и, что-то тихо говоря, уводит вслед за графом.
Ревность вновь наполняет грудь. Я понимаю, что он помогает Жулиане, но мне бы хотелось оказаться к нему так же близко.
Архитектор пристально смотрит на нас с Реми, а затем жестом просит следовать за ним. Всем своим видом выражая раскаяние, мы повинуемся. Маргерит присоединяется к нам, протягивает мне руку, и мы шагаем бок о бок, как десять лет назад.
Как только мы пересекаем порог дома, магистр Томас поворачивается к нам. Его серые глаза потемнели, словно грозовые тучи.
– Я никогда не испытывал такой неловкости, как сегодня. Тем более в святилище, перед градоначальником и всей его семьей. Даже не сомневаюсь, что это донесут Верховному альтуму. Последние несколько недель вы вели себя как дети, но при этом ждете, что я дам вам больше свободы и обязанностей.
Он замолкает на мгновение, чтобы сделать глубокий вдох, но ни Реми, ни я не осмеливаемся перебить его.
– Катрин, остаток дня ты восстанавливаешь южное окно на модели. Пока работу не приму, не уйдешь.
Мне удается подавить стон лишь потому, что я не сомневаюсь – наказание для Реми окажется еще хуже. Архитектор поворачивается к нему.
– Ремон, я останавливаю работу над потолком на две недели. Строители пока займутся другими секциями. Хоть одна жалоба за это время – и к сводам ты отношения больше не имеешь. Все понятно?
– Да, магистр, – хором отвечаем мы, словно непослушные десятилетки.
Архитектор моргает, заметив съежившуюся за моей спиной Маргерит.
– Зачем ты пришла сюда, моя дорогая?
Она выходит к нему с блестящими от слез глазами – из-за меня, конечно, – и делает реверанс.
– Мне сказали, что я должна дождаться вашего ответа, магистр.
– Хорошо. Дай мне минутку, пожалуйста.
Он поворачивается к кухне, а Реми устремляется к лестнице.
– А ты, – зовет его магистр Томас, – стань уже мужчиной. Хватит дергать за косички девочек, которые тебе нравятся.