его ладони.
Но сейчас нет времени думать об этом. Я взбираюсь на стену, отодвигаюсь в сторону, чтобы освободить место для Симона. Дожидаясь его, вытираю руку о штаны. Показываю ему, как перебраться на крышу сарая и спуститься на землю, а затем пробегаю сквозь сад и сворачиваю за угол кухни.
Почему колокола еще не призвали на молитву? В башне часовни виднеется тусклый свет: одна из сестер ждет колокольного звона в святилище, чтобы разбудить всех. Наверное, священнослужитель задержался из-за того, что я столкнулась с ним.
Мощеные дорожки расходятся от фонтана в центре аббатства. Я пробираюсь мимо тихо плещущейся воды на тропинку, уходящую на юг. Лунный свет не проникает в цветочный сад настоятельницы напрямую. Из-за крытого перехода в личные покои матери Агнес и ее помощницы, Маргерит, здание, в котором они расположены, скрывается в тени. Дверь в гостиную оказывается открыта, и уже этого было бы достаточно, чтобы понять, что что-то не так. Даже не пробирай меня дурное предчувствие до мозга костей.
Симон осторожно прижимает руку к моей спине, как бы говоря: «Я здесь, я с тобой».
– Дверь должна быть заперта, – шепчу я.
– Какая?
Трудно сказать, не видит он ее или просто не знает, куда смотреть. Приподнявшись с корточек, я бегу по вымощенной дорожке, затем – по газону, на котором сотни ног уже вытоптали тропинку. Добравшись до двери, застываю, когда в нос ударяет запах крови, который чувствуется даже без способностей селенаэ. Ладонь взмывает в воздух, чтобы прикрыть рот и нос, заглушить запах и рыдания, которые рвутся из груди.
Ставни закрыты, внутри кромешная тьма. Наклонившись и вытянув руку, чтобы нащупать мебель, я делаю несколько осторожных шажков вперед и натыкаюсь на что-то мягкое и слишком маленькое, чтобы оказаться телом Маргерит. Опускаюсь на колени, шарю по телу, пока пальцы не погружаются в теплую жидкость.
– Я всегда знала, что этот день настанет, – печально говорит мать Агнес.
– Что? – рыдая, спрашиваю я, не веря, что слышу ее. – Матушка, это Катрин! С вами все в порядке? Куда вас ранили?
«Я всегда знала, что этот день настанет», – повторяет она, и я понимаю, что ее голос звучит у меня в голове.
И, судя по тому, что мне удалось нащупать, она, без сомнений, мертва.
Но я все же прижимаю пальцы к ее шее, чтобы нащупать пульс, а затем – опускаю руку на ее грудь и натыкаюсь на прядь волос. Уверена, она принадлежит Эмелин.
Силуэт Симона заполняет проем. Его темная фигура не сильно выделяется на фоне ночи.
– Кэт, где ты? – зовет он. – Куда ушла?
Я тянусь к шнурку, опоясывающему талию матери Агнес, и нащупываю связку ключей.
– Ворота все еще заперты! Возможно, убийца до сих пор в аббатстве.
Силуэт Симона сразу же исчезает.
И внезапно я оказываюсь одна в темноте. А что, если убийца не вышел из комнаты?
Но, насколько ужасной ни казалась бы эта мысль, через секунду ее сменяет более важная: где Маргерит?
Я опускаюсь на колени и оглядываюсь по сторонам, хотя не вижу.
– Марга? – Я, не задумываясь, называю ее детское прозвище. – Марга, где ты?
«Я знала, знала, знала, что этот день настанет», – повторяет мать Агнес. Ее кровь продолжает говорить со мной, поэтому я вытираю руки об ее одежду, пока голос не стихает до шепота.
– Марга, прошу! – Слезы текут по моему лицу, пока я ползаю по комнате. Я понимаю, что она меня не слышит, но не могу остановиться. – Марга, это я, Кэт! Прошу! Марга!
Из часовни доносится колокольный звон, но в нем слышится не ласковый призыв к молитве, а громкий и настойчивый перезвон тревоги. Симон, наверное, до смерти напугал сестру, которая сегодня за звонаря.
А я все еще не могу найти Маргерит. Какая польза от того, чтобы видеть и слышать лучше при лунном свете, когда луны нет?
И внезапно меня осеняет. Я слышала Маргерит потому, что она была в луче лунного света. Она где-то снаружи.
Я вскакиваю на ноги и бегу к двери, но по дороге запинаюсь о ножку кресла и едва не вываливаюсь наружу. Колокольный звон эхом отражается от стен, и кажется, словно звонят два разных колокола. Вдалеке слышны голоса сестер. Почти все, наверное, уже проснулись – по привычке. Луну едва видно за деревьями, ее лучи не дотягиваются сюда, но после темной гостиной на улице кажется довольно светло.
Примерно в двадцати шагах от меня я замечаю бесформенную кучу шерстяной ткани, из-под которой торчат две босые ноги. Эта картина напоминает мне о той ночи, когда я нашла Перрету, отчего к горлу подкатывает тошнота. Маргерит лежит на боку на траве, куда приползла – или ее притащили – с крытого перехода. Вскрикнув, я бросаюсь к ней и переворачиваю на спину.
Ее глаза на месте, но на залитой кровью левой стороне головы виднеется рана. Остатки волос беспорядочно облепили темно-красное месиво. Пока я баюкаю обмякшее тело, губы Маргерит двигаются, словно она говорит.
Я знаю: стоит мне прикоснуться к крови, в голове раздастся последняя мысль подруги, наполненная испугом. Но не могу побороть желание услышать ее голос еще раз. Поэтому прижимаю дрожащие пальцы к ее щеке, а затем осторожно провожу по влажным спутанным волосам.
Кэт.
Она думала обо мне?
Кэт. Помоги мне. Помоги маме.
Она услышала мой голос из-за стены? Неужели она была еще жива, когда я пробежала мимо нее, стремясь поскорее добраться до гостиной настоятельницы?
– Марга, – всхлипываю я. – Прости. Я слишком поздно поняла, что произошло.
Где ты? Вокруг так темно.
Это больше, чем я когда-либо слышала от других убитых, но почему-то от этого только хуже. Я прижимаюсь лбом к ее лбу, слезы капают ей на лицо.
– Прости. Прости меня! Я люблю тебя, Марга.
Я тоже люблю тебя, Кэт.
Я отшатываюсь. Слишком похоже, что она отвечает.
– Марга? – шепчу я. – Ты меня слышишь?
Да, но ничего не вижу. И у меня болит голова.
Ее голос затихает.
Я хочу спать… Так сильно хочется спать.
Медленно, словно во сне, я опускаю окровавленную руку на ее шею. И слабый, прерывистый пульс просачивается сквозь кончики моих пальцев.
Благословенное Солнце, она еще жива.
Глава 36
Я громко зову на помощь, и спустя мгновение рядом появляется Реми. Я не спрашиваю, как он оказался здесь, а требую привести целителя. И через несколько минут он возвращается с женщиной средних лет в простой черной одежде, которая решительно отталкивает меня в сторону и начинает осматривать Маргерит. Когда она склоняется над моей подругой, из-под ее рубашки выскальзывает серебристая цепочка с кулоном из переливающегося полированного камня.
Как только я перестаю прикасаться к Марге, наша связь разрывается, но ее последний ответ на мою просьбу не спать все еще звучит в голове.
Я стараюсь, Кэт. Стараюсь.
– Марга, сейчас тебе помогут, – понимая, что она все еще меня слышит, говорю я, когда Реми оттаскивает меня в сторону. – И я тоже здесь. Только не спи, прошу.
Целительница смотрит на меня снизу вверх, сузив глаза. В ее темных, собранных на затылке волнистых волосах виднеются седые нити.
– Ты разговаривала с ней? – резко спрашивает она. – Она тебе отвечала?
– Катрин! – Архитектор опускается рядом со мной, а его мантия лужей растекается по траве. – Что ты здесь делаешь? Что случилось? – Он старательно пытается отыскать, из какой раны появилась кровь, залившая мне руки.
– Это не моя, – успокаиваю его я.
Он пытается оттереть ее рукавом, но я тут же сжимаю руки в кулаки, не желая отпускать голос Маргерит.
Я стараюсь, Кэт.
Магистр Томас останавливается и, оглядевшись по сторонам, замечает женщину-селенаэ, которая склонилась над Маргерит, и плачущих сестер Света. В гостиной настоятельницы зажгли свечи и фонари, и теперь хорошо видно тело на полу.
– Это?..
– Мать Агнес, – всхлипнув, подтверждаю я.
Реми опускается на корточки передо мной:
– Кэт, куда ушел венатре?
– Симон? – Я не видела его с тех пор, как он убежал, чтобы поднять тревогу. – Он побежал в часовню, звонить в колокол.
Реми поднимается на ноги:
– Я найду его. Никуда не уходи. И вы, магистр, тоже.
Будто я брошу Маргерит! Архитектор прижимает меня к своему плечу, пока мы наблюдаем за целительницей. Она прижимает одну руку к шее Марги, а второй осторожно ощупывает рану на ее голове.
– Да, она еще здесь, – бормочет женщина, словно Маргерит все еще в сознании. – Ты можешь что-нибудь вспомнить? – Селенаэ замолкает на мгновение. – Все хорошо.
– Вы тоже ее слышите? – выпаливаю я.
Целительница поднимает серебристые глаза на меня.
– Ты так можешь? – Она переводит взгляд на магистра Томаса. – Вы никогда нам не говорили об этом.
– Я вообще не понимаю, о чем вы, – отвечает он.
Нахмурившись, женщина вновь сосредотачивается на Маргерит:
– Не знаю, моя дорогая, но сделаю все, что в моих силах. – Затем она вздыхает. – Старуха? Она за пределами Света Солнца. Мне жаль.
Маргерит спрашивала о матери Агнес. Целительница снова поднимает глаза.
– Я должна перевезти ее туда, где смогу позаботиться о ней.
Несколько сестер тут же выступают вперед.
– Ее келья там, – говорит одна из них. – Можно отнести ее в комнату для больных.
– Нет, – возражает женщина. – Ей требуется постоянное наблюдение, и, скорее всего, придется выпускать кровь, чтобы уменьшить давление на ее мозг. В квартале селенаэ я смогу сделать для нее намного больше.
Сестры ахают в унисон.
– Это невозможно, – шипит одна из них. – Мы не допустим.
– Тогда она, скорее всего, умрет.
– Значит, на то воля Света, – заявляет сестра Берта.
Она никогда мне не нравилась, даже в детстве.
Я вскакиваю на ноги.
– Не смейте им мешать! – кричу я. – Мать Агнес бы позволила!
Берта скрещивает руки на груди:
– Мы не сможем заплатить им ту цену, которую они запросят.