– А вы разве нет?
– Не до такой степени, – отвечает он и отпирает последнюю дверь.
Единственный факел освещает узкий проход с десятью дверьми по обеим сторонам с узкими решетками.
– Я не знаю, в какой он камере, – говорит Удэн.
А у меня нет никакого желания заглядывать в каждую.
– Магистр? – зову я.
За несколькими дверьми начинают звенеть цепи, а затем из-за самой дальней доносится знакомый голос:
– Катрин?
Я пробегаю мимо узников, вставших поглазеть на меня, и падаю, роняя хлеб и хватаясь за ржавые прутья, на колени у последней двери:
– Это я! Я здесь, магистр.
Обхватившие мои руки пальцы холодны как лед.
– Свет и Милосердие, – говорит он. – У тебя все в порядке?
– У меня? – Я качаю головой. – Вы беспокоитесь обо мне?
Удэн подходит ко мне сзади и опускает кувшин рядом с хлебом.
Белая борода архитектора шевелится, когда на его лице появляется улыбка.
– Конечно. О тебе, о Реми и его матери, а также о бедной сестре Маргерит. Ты что-нибудь слышала о ней?
Я качаю головой, затем отпускаю решетку и обхватываю ладонями руки магистра Томаса, чтобы слегка согреть их своим теплом.
– Это я во всем виновата, магистр. Простите меня.
– Разве ты взяла молоток? – ласково спрашивает он. – Разве ты оставила его на столе матери Агнес?
– Нет, конечно нет. – Я прижимаюсь лбом к решетке. – Но я знала, что убийца использовал его, чтобы изувечить Перрету. А затем – Изабель и других. Я утаила это от Симона.
– Так вот почему ты стала помогать в расследовании, Кэт? – шепчет магистр Томас. – Чтобы защитить меня?
– Да. – Мои слезы капают на наши переплетенные руки. – Не помогло.
Он вздыхает и целует меня в лоб:
– Ох, моя дорогая.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.
– Должен быть способ доказать вашу невиновность.
Магистр Томас переводит взгляд на Удэна:
– Не могли бы вы оставить нас наедине, сэр?
Удэн пожимает плечами и неторопливо отходит назад. А архитектор сосредотачивает все внимание на мне.
– Катрин, правосудие работает не так. Нужно доказывать не невиновность, а вину.
– Оно должно так работать, – соглашаюсь я. – Но граф уже повесил человека, облыжно обвинив его в двух первых убийствах.
– Да, но торговец был виновен еще в одном, – напоминает магистр. – И венатре доказал это.
Как он может оставаться таким спокойным? Неужели не понимает, насколько хорошо он вписывается в рамки, которые уже выставил Симон?
– Почему вы не сказали, где были ночью?
Архитектор склоняется ближе и понижает голос:
– Я ходил в квартал селенаэ.
Я знаю это, но не собираюсь признаваться, поэтому старательно изображаю удивление:
– Зачем?
– Здесь не самое подходящее место говорить об этом, – отвечает он. – Это опасно. Даже у стен есть уши.
Реми предупреждал меня о том же.
Кажется, дело во мне и моих способностях.
– Разве имеет значение, почему вы там были? Главное, вы были там, – настаиваю я. – Так почему бы не рассказать об этом?
Магистр качает головой:
– Ты же знаешь, что Верховный альтум давно хочет меня заменить. Я даже несколько раз урезал себе жалованье, чтобы он не смог нанять кого-то моложе, не такого опытного. Хоть он и вещает с кафедры, что селенаэ неопасны, но сам считает их еретиками. И если моя дружба с…
«Грегором», – мысленно добавляю я.
Он вздыхает.
– Это сложно, но после моего признания альтуму не пришлось бы искать других поводов. И ты, и Реми, и госпожа Лафонтен лишились бы всего.
– Так вот что вас заботит? – спрашиваю я. – Вы готовы пожертвовать собой, чтобы мы могли сохранить работу?
– Это разрушило бы всю карьеру Реми, – объясняет магистр Томас. – Если меня казнят за преступление, он сможет занять мое место. А вот если объявят еретиком – такой же ярлык повесят и подмастерью. И тебе. Я в любом случае проиграю, но так хотя бы вы не пострадаете.
– Я бы предпочла, чтобы вас признали невиновным и отпустили домой.
– Я тоже.
И у этого человека, по словам Реми, ужасное прошлое? Уверена, он покинул Бринсуллию из-за ложных обвинений.
– Магистр? – шепчу я. – Могу я задать вам личный вопрос?
Он морщит лоб:
– Задавай. Если считаешь, что для этого самое время.
– Что случилось с вашей женой?
Магистр Томас тяжело вздыхает и отстраняется, скрываясь в тени:
– Она бросила меня.
На несколько секунд между нами воцаряется тишина, и я уже свыкаюсь с мыслью, что на этом все, как он продолжает:
– А может, будет честнее сказать, что это я бросил ее.
Возникший у меня вопрос трудно задать, но, понимая, что у нас немного времени в запасе, я выдавливаю из себя слова:
– У вас появилась другая женщина?
– Можно и так сказать. – На его лице появляется невеселая улыбка.
– А… кто?
– Не «кто», Катрин, – поправляет меня архитектор, – а «что». Как думаешь, что встало между нами?
– Святилище, – выдыхаю я.
Магистр Томас печально кивает.
– Я хотел стать самым молодым мастером-архитектором на континенте и построить самый красивый дом Солнца. А когда тобой овладевают такие амбиции, для всего остального не остается места. – Он отводит глаза. – У нас родилась дочь. Крошечное создание со светлыми кудряшками и невероятно голубыми глазами. Но потом пришла чума. И не оставила малышке ни единого шанса.
Я шмыгаю носом и вытираю щеку о плечо, не желая отпускать его руки.
– Как ее звали?
– Тереза. – Магистр Томас замолкает на несколько секунд. – Я не произносил ее имени уже несколько лет. Она ничем этого не заслужила. – Он прочищает горло, а затем продолжает: – В то же время умер главный архитектор, а меня назначили на его место. И в то время, когда Элеонора больше всего нуждалась во мне, меня рядом не было. – Он печально качает головой. – Однажды я пришел домой и понял, что ее нет. На столе лежала записка, в которой говорилось, что она вернулась в Лондуниум, а ниже стояла дата – на двадцать девять дней раньше. Ее не было почти месяц, а я не заметил.
– Почему вы не отправились за ней?
– По многим причинам. Чума ушла из Коллиса, но все еще бушевала в других городах. Поэтому градоначальник отказывался впускать кого-то в город больше года. Если бы я уехал, то уже не смог бы вернуться. А я и так потерял самое дорогое в жизни. Святилище – все, что у меня осталось.
– Это всего лишь здание, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
– Катрин, ты же знаешь, что это больше, чем здание, – возражает он, начиная лекцию, которую я слышала сотни раз. – Ты, я, госпожа Лафонтен, Реми, даже мать Агнес… Наши жизни коротки и быстротечны, как фазы луны, но то, что за пределами Света Солнца, вечно. Вот почему людям необходимы святилища. Чтобы принести божественное туда, где мы можем к нему прикоснуться. Жизнь полна страданий. И нет ничего важнее, чем подарить людям место, наполненное надеждой, красотой и смыслом. И нет большего благословения, чем поучаствовать в его создании. – Архитектор замолкает на мгновение. – Можешь ли ты сказать, что ничего бы не почувствовала, если бы тебе запретили работать на строительстве?
Я задавала себе этот вопрос прошлой ночью.
– Нет, – признаюсь я. – Все равно что потерять глаз, руку или ногу. Но я все равно смогла бы жить дальше, – вызывающе добавляю я.
Магистр Томас улыбается:
– Знаю. У тебя впереди еще целая жизнь. Но я… – Он замолкает на мгновение и вздыхает. – Когда я осознал, чего лишился, стало слишком поздно что-то менять. Так что теперь святилище – единственное, что у меня осталось.
– У вас есть я!
– Да, я знаю. – Он высвобождает свои руки и обхватывает мои. – И для меня большая честь быть твоим опекуном. Ты вернула мне частичку того, что я потерял.
Он говорит так, словно прощается со мной. Я качаю головой:
– Не говорите так!
Удэн появляется за моей спиной:
– Симон идет. Нам пора уходить. И поскорее.
Он тянет меня за локоть.
– Нет! Нет! – Я крепче сжимаю прутья, чувствуя, как кусочки ржавчины впиваются мне в кожу.
Магистр Томас осторожно отцепляет мои пальцы:
– Ты должна уйти, Катрин. Мы еще увидимся. Если не здесь, то за пределами Света Солнца.
– Нет! Прошу! – Я пытаюсь вырваться из хватки Удэна, пока он тащит меня прочь и бормочет на ухо:
– Проклятая девчонка! Я не хочу оказаться здесь за то, что решил оказать тебе услугу.
– Катрин, – раздается громкий голос архитектора, которому нельзя не подчиниться. Я тут же прекращаю сопротивляться, а Удэн – тянуть меня. – Ты выше этого.
Я вытираю лицо рукавом:
– Да, магистр.
Он кивает:
– А теперь выпрямись и уходи.
Я послушно расправляю плечи и шагаю по проходу, позволяя Удэну увести меня. Когда мы доходим до двери, архитектор окликает меня в последний раз:
– Я люблю тебя, Катрин.
И, хотя раньше он не произносил этих слов, я в этом никогда не сомневалась.
Глава 41
Оказавшись на улице, я поднимаю лицо к небу, позволяя моросящему дождю смыть следы слез. Удэн приваливается к стене рядом с боковой дверью, радуясь тому, что нам удалось сбежать и не попасться на глаза Симону. Интересно, в какие неприятности угодили бы сыновья графа за то, что помогли мне навестить магистра Томаса?
– Катрин? – Я оборачиваюсь и прижимаю руку к груди.
Красновато-карие глаза Ламберта полны тревоги:
– Вы смогли его увидеть?
Я киваю и вновь вытираю лицо рукавом:
– Не знаю, как вас благодарить за это, сэр.
Удэн закатывает глаза:
– Так-то это я дело сделал.
Ламберт не обращает внимания на брата, а дожидается, пока я возьму себя в руки.
– Думаю, со временем гнев Симона утихнет, – говорит он. – Давайте я попробую замолвить за вас слово. Возможно, он позволит вам вернуться к расследованию.
Удэн выпрямляется:
– Возможно, тебе, братец, не стоит лезть в это, чтобы еще кто-нибудь не пострадал. Ты же понимаешь – настоятельница и та сестра пострадали потому, что их хорошо знала Катрин.