Кровь и лунный свет — страница 54 из 73

Весь день Ламберт работает рядом со мной, лихорадочно отбрасывая камни в сторону. На руках у него появляются длинные царапины, так что я отдаю ему свою косынку – перевязать. Время от времени видно даже Удэна. Он работает так же усердно, как и остальные, и первым нашел одного из погибших.

Я же стараюсь держаться подальше от тел. Ведь последние мысли мертвецов станут терзать меня не только во сне.

* * *

С наступлением ночи святилище пустеет. Многие оплакивают погибших, и ни у кого не остается сил, чтобы наводить порядок или закрывать окна, в которых не осталось и следа красочных замысловатых витражей. Братья Монкюир уходят последними. Удэн бросает на меня хмурый взгляд, когда Ламберт сочувственно сжимает мою руку перед тем, как уйти.

Реми я нахожу посреди обломков. Он сидит в полнейшей тишине на остатках огромного колеса, которое поднимало тяжелые грузы на двадцатиметровую высоту. Его кожу покрывает мраморная и известняковая пыль, он похож на статую, которой самое место на высоком постаменте у входа, откуда можно сердито взирать на город.

Наверное, его терзает невыносимое чувство вины. Мне хочется накричать на Реми за то, что он взялся за работу, которую магистр просил не делать. Но зачем? Я тихо пробираюсь к нему, пока не оказываюсь на расстоянии вытянутой руки:

– Реми? Пошли домой…

Он поворачивается ко мне с искаженным от гнева лицом:

– И у тебя еще хватает наглости говорить со мной сейчас?

Не думаю, что обвинения сейчас помогут.

– Сегодня мы уже ничего больше не сможем сделать. Уверена, твоя мама переживает.

Реми встает со сломанного колеса и поворачивается ко мне:

– Почему ты здесь, Кэт?

– Потому что забочусь о тебе, – говорю я. – И не собираюсь злорадствовать. Даже мастера-архитекторы совершают ошибки. Главное – учиться на них.

Его зеленые глаза расширяются:

– Ты считаешь, что в этом виноват я?

Если Реми планирует выставить виноватой меня, как выставил, когда магистра Томаса посадили в тюрьму, у него ничего не получится. Я указываю пальцем на покрытые трещинами и сломанные камни для сводчатых арок, которым мастера придавали нужную форму несколько месяцев.

– Главный архитектор запретил тебе делать это. – Поднимаю руку, указываю на расколотые опоры наверху. – Потому что ожидал подобного!

Видимо, мои слова никак не задевают Реми: он со спокойным лицом дергает мою поднятую руку:

– Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Он направляется к боковой двери святилища, таща меня за собой так упорно, что я спотыкаюсь и запинаюсь об обломки, – но не выходит наружу, а сворачивает к лестнице, ведущей в южную башню. Эти ступеньки мне знакомы так хорошо, что я могла бы подняться по ним с закрытыми глазами, но Реми так тянет меня, что я несколько раз отбиваю пальцы. Когда мы добираемся до уровня крыши, он подводит меня к арке, из которой видно восточную стену. Последние лучи заходящего солнца пробиваются на горизонте, окрашивая небо в оранжевый, розовый и фиолетовый. Я бы полюбовалась этой красотой, если бы не обломки внизу.

– Что ты видишь, Кэт? – выдавливает сквозь зубы он и указывает на внешнюю стену, второй рукой продолжая удерживать мое запястье железной хваткой.

– Аркбутаны, – отвечаю я. – Предназначенные для перераспределения веса потолка и переноса его со стен на землю. – Возможно, я и не обладаю обширными знаниями о строительстве, как Реми, но понимаю, что как работает.

– Верно, – выплевывает он. – А теперь покажи мне, где они не выдержали?

Я открываю рот, чтобы ответить, но понимаю: колонны и каменные арки стоят идеально прямо и неподвижно, как и стена. Но это невозможно.

– С другой стороны аркбутаны выглядят точно так же, – добавляет Реми. – Их построили достаточно крепкими, чтобы выдержать вес потолка. И я в этом не сомневался. – Он отпускает мое запястье, и я поворачиваюсь к нему лицом, пытаясь собраться с мыслями. А в его глазах плещется боль. – Ты действительно решила, что я бы подверг всех опасности?

– Но тогда почему…

– Произошел обвал? – перебивает меня Реми. – Мы поднимали камни на платформу и укладывали их в стороне, чтобы приступить к установке завтра утром. Колесо уже тянуло последний груз, когда раздался треск. Даже центральные балки, установленные для усиления сверху, не помогли. Не представляю, что могло так их повредить.

Пока я не увидела аркбутаны, я считала, что они не выдержали, так как раствор не укрепился из-за того, что Реми слишком рано начал ставить арки потолка. Но они не пострадали, да и, судя по его словам, рабочие просто поднимали камни на верхний ярус лесов…

Я качаю головой:

– Но леса должны были выдержать такой вес.

Реми скрещивает руки на груди:

– Но не выдержали. Внутренние леса обвалились. – Несколько секунд между нами повисает молчание, пока я пытаюсь осознать, что он имеет в виду. – А чья обязанность осматривать строительные леса, Кэт?

Я практически ничего не ела сегодня, но, кажется, сейчас расстанусь и с этими крохами.

– Моя, – шепчу я.

– Кто поставил свое имя на плане, кто подтвердил, что все балки целы и продолжать работы безопасно? – не отступает он.

– Я.

– Кто сказал, что выполнил всю работу, лишь бы его отпустили на бессмысленную беготню по Дороге удовольствий в погоне за призраками? Кто провел последние два дня, флиртуя с сыном градоначальника?

А вот этого ты лучше бы не говорил…

– Я ходила проведать магистра в тюрьме!

– Пока я продолжал работать над делом его жизни без твоей помощи! – рычит он.

– Люди умирают, Реми! – кричу я в ответ. – Люди, которые мне дороги! И я хочу сделать хоть что-то, чтобы остановить это!

Как только слова вылетают изо рта, я осознаю, что сказала, и зажимаю рот руками. Но уже поздно.

Реми поднимает брови:

– Ты права. Люди умирают.

Боль разрастается в груди, но я изо всех сил стараюсь сдержать ее.

Но Реми наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и добивает меня:

– А что касается дорогих тебе людей, думаю, ты и сама понимаешь, что убийца нацелился на них по той же причине, по которой подставил магистра.

У меня подкашиваются колени, и я падаю на землю в окружении мокрой юбки, под его взглядом.

– Реми, прошу! – рыдаю я в ладони. – Ты же понимаешь, что я не хотела, чтобы случилось подобное. Мной двигало желание защитить магистра Томаса!

Еще две ночи назад Реми защищал меня, но сейчас он даже и не думает сделать это.

– Суп и извинения не помогут ему, Кэт, – холодно говорит он. – Ему требовалась твоя помощь здесь, с тем, для чего тебя наняли. – Реми всхлипывает. – Мне требовалась твоя помощь.

Я не знаю, что ему ответить. Да он и не ждет. Он разворачивается и направляется к лестнице, скрываясь с моих глаз вместе с последними лучами солнца.

* * *

Не знаю, сколько я просидела на том же месте, где меня оставил Реми. Дождь начинается вновь, заливая меня сквозь открытые арки башни, но я не двигаюсь.

От фасадной башни доносится колокольный звон, призывающий священнослужителей на полуночную службу, и вскоре из разбитых окон льются навязчивые песнопения. Через несколько десятков минут голоса стихают, и альтум отпускает всех на отдых. Судя по хрусту под ботинками, двое священнослужителей проходят по святилищу и запирают все двери на ночь. А затем уходят и они.

Наконец я остаюсь совершенно одна. Конечно же, заслужила. Даже луна отказывается составить мне компанию, прячась за густыми облаками.

Как я это допустила? Последние часы я мысленно взбиралась по рухнувшим лесам, платформам и балкам, пытаясь отыскать, понять, что же упустила. Да, мне хотелось выполнить работу поскорее, но я же пометила места, на которые требовалось обратить внимание! И не подписывала планы Реми, пока все не поправили. Да, я выполняла работу быстро, но тщательно. По крайней мере, мне так казалось.

Нужно понять, где я ошиблась. Суставы и мышцы ноют, когда я вскакиваю на ноги, а голова начинает кружиться. Когда я ела в последний раз? Помню, мы разгребали завалы, нам передавали булочки и воду, но на вкус они напоминали опилки. А с утра я съела всего полтарелки каши. Да и вчера – почти ничего. Удивительно, что я еще могу стоять на ногах.

Но я не уйду отсюда, пока не получу ответы. Без света луны практически ничего не видно, но у меня в кармане лунный камень. Я вытаскиваю мешочек и открываю его. Внутри – перегородка, разделяющая два камня. Я осторожно вынимаю лунный камень и кладу на ладонь. Исходящий от него свет очень слаб, но этого хватает, чтобы слегка усилить мои чувства. Афина предупреждала, что камень практически израсходован, но это лучше, чем ничего.

Прихрамывая, я пересекаю башню и спускаюсь по винтовой лестнице, по которой Реми тащил меня наверх несколько часов назад. Несмотря на помощь камня, видно плохо, поэтому я забираю канделябр со свечами, стоящий на алтаре, когда прохожу мимо. Вряд ли Солнцу жалко свечей, а альтум ничего не узнает. Но даже так мне не разглядеть места разломов балок снизу, поэтому я осматриваю те, что упали на пол.

Все беды начались с деревянного колеса, поэтому я начинаю с него, представляя, как оно крепилось к центральной балке под потолком. Несколько толстых опор валяются неподалеку. Это одна из причин, по которым Реми страшится завтрашнего дня. После падения они треснули по всей длине, а значит, в работу негодны. Вот только эти балки нам доставили из лесов за двести километров отсюда, поэтому их замена обойдется дорого – не только по деньгам, но и по времени.

Я рассматриваю не покрытые смолой участки, где балки соединялись друг с другом. Они гладкие, словно их распилили. Но, как я и ожидала, есть трещины, из которых торчат щепки. Трудно судить, как должен выглядеть разлом на таких массивных балках, особенно в темноте, но, по мне, есть в этом что-то… неправильное. Такой обвал должен был вызвать слишком много повреждений.

Может, все дело в том, что эти балки упали последними? А первыми обрушились леса, которые тянулись вверх внутри здания. Завалы, впрочем, уже перемещали, поэтому трудно предположить, что откуда взялось.