Прекрасно понимая, что Ламберту не все видно из-за статуи, я осторожно опускаю руку к страховке.
– А как же другие женщины? – спрашиваю я. – Чем они тебе насолили?
– Ты ведешь себя так, словно соизволила бы заговорить с любой из этих… женщин. – Последнее слово буквально сочится презрением. – Они вызывали у меня отвращение. Готовы были на все, если речь заходила о деньгах. Ни одна из них не смогла отличить меня от брата в темноте. А Перрета и вовсе предложила нам разделить ее.
Я нащупываю пальцами семь петель на страховке, прежде чем добираюсь до застежки. Каждая петля даст мне примерно метр. Но как определить, сколько их понадобится?
– Они не оценили того, что ты мог им дать.
– Вот именно. – Ламберт качает головой. – Я считал, что ты – оценишь. И, как дурак, верил, что у меня есть шанс, пока не увидел вас с Симоном этим вечером. Тогда я понял: ты все это время притворялась, чтобы получить то, что хотела.
В какой-то степени он прав. Я воспользовалась его симпатией ко мне, чтобы пробраться в тюрьму, не пресекала его флирт из страха, что он сможет отыграться на магистре Томасе, – но не давала надежд.
Внезапно Ламберт делает шаг ко мне, и в глазах у него – убийственная ярость. Я инстинктивно отступаю назад – и выпаливаю вопрос, который не дает мне покоя:
– А Жулиана?
Гнев на лице убийцы сменяется страданием, и Ламберт сжимается, будто его ударили.
– Жулиана? – шепчет он.
Я вновь подхожу к Пьеру, сжимая в руке разомкнутую застежку страховочной веревки.
– Разве ты не любил ее? – спрашиваю я из-за спины статуи. – Она ведь любила тебя.
Он вздрагивает:
– Я поступил так из милосердия. Она не раз умоляла меня прекратить ее страдания.
Нет, она не умоляла, и Ламберт это знает. Перрета, Изабель и Николь стали жертвами ярости. А остальных он методично устранял, как препятствия на пути к цели.
Но не Жулиану. Как убийца жены торговец зерном, он не выставлял ее смерть напоказ: он позаботился о ее теле. И постарался убить ее как можно более безболезненно. Он явно сожалеет о смерти Жулианы.
И она – ключ к тому, чтобы вызвать его злость. Но пока рано это делать.
– Никогда бы такое о ней не подумала, – возражаю я. – На самом деле благодаря Симону она обнадежилась больше, чем за все предыдущие годы.
Он клюет на мою удочку – и устремляет взгляд на Симона. А я – распутываю одну из петель на талии.
– Симон был безумнее ее, – бормочет Ламберт. – Просто намного лучше скрывал это.
Мне не по себе от того, что он говорит о Симоне в прошедшем времени, но я стараюсь, чтобы голос звучал уверенно:
– Если он безумец и смог разгадать тебя, что это говорит о тебе?
Он запрокидывает голову и смеется. Невеселый смех эхом разносится вокруг нас. Вторая петля соскальзывает с талии, и я прячу веревку за каменным телом Пьера. Ламберт указывает рукой на Симона.
– Разгадай он меня, не лежал бы сейчас здесь. Он меня даже не подозревал.
Подозревал. И лишь мое сопротивление да собственный страх, что он слишком предвзято относится к кузену, вынудили Симона отказаться от подозрений. Да, он не мог предоставить точных доказательств того, кто убил первую жертву, но я доверяю его интуиции.
– Он узнал про Беатрис, – напоминаю я.
Ламберт замирает на мгновение.
– Да, – соглашается он. – Это стало настоящим сюрпризом. Или, возможно, удачей.
Я пытаюсь вспомнить, что Симон говорил о Беатрис. Если она стала первой жертвой, то Ламбертом двигала та же ярость, что и с остальными. Все они были проститутками, но Беатрис незадолго до смерти вышла замуж и, по словам Эмелин, отказалась от разгульной жизни.
«Ни одна из них не смогла отличить меня от брата в темноте», – сказал Ламберт.
К моему ужасу, Симон слегка поворачивает голову, так, что становится виден синяк на виске, а его лицо хмурится. Если Ламберт отвлечется, это сыграет мне на руку, но приход Симона в сознание – худший из вариантов.
– Кэт! – голос Реми разносится в воздухе. – Кэт! Ты где?
Вот, лучше отвлечь внимание так, чем на Симона. А пока нужно переключить внимание Ламберта на меня.
– Я думаю, ты убил Жулиану из ревности, – выпаливаю я. – Как только появился Симон, она перестала нуждаться в тебе.
Обвинение попадает если не в цель, то уж точно близко к ней. Ламберт полностью сосредотачивается на мне.
– А потом, – продолжаю я, – когда я узнала о ее душевной болезни, ты испугался, что это помешает нашим с тобой отношениям. Она просто стала для тебя еще одним препятствием.
Не стоило затрагивать эту тему: мой гнев распаляется до неконтролируемого уровня.
– А мать Агнес? – кричу я во все горло. – Женщина, которая каждый день совершала больше добрых дел, чем ты за всю свою жизнь, тоже была препятствием? – В голосе прорываются рыдания. – Прекрасная, милая, любящая сестра Света тоже тебе помешала?
– Кэт! – Реми бежит по водосточному желобу на противоположной стороне крыши.
С той стороны, откуда пришла я, тоже слышны шаги, но более медленные. Скорее всего, это Удэн. Ламберт поворачивает голову, чтобы посмотреть, далеко ли они, а я в это время скидываю еще одну петлю с талии.
Почти готово.
Симон стонет и поднимает руку к лицу. Ламберт переводит взгляд на него и не обращает внимания на меня, а я поспешно обматываю конец веревки вокруг вытянутой лапы Пьера и прижимаю ее к себе.
Пора.
– Ламберт!
Он смотрит на меня, когда я обхожу статую. Приходится пригнуться, чтобы пройти под ее крыльями как можно ближе к туловищу.
– Знаешь, что я думаю? – Я выпрямляюсь и прижимаю веревку к спине, чтобы она не обвисла вокруг талии. – Ты никогда не любил Жулиану. Просто смотрел на нее – и чувствовал свое превосходство.
Я делаю несколько шагов вперед, но стараюсь держаться поближе к Пьеру.
– А она видела тебя насквозь. Потому и предпочла Симона. Потому и предпочла меня.
Зрачки Ламберта расширяются, пока глаза не становятся практически черными, а его тело напрягается. Он не замечает, что Симон поворачивается и, пытаясь прийти в сознание, смотрит на меня.
Я перевожу взгляд на край здания – всего в десятке сантиметров.
– Вот почему никто никогда не смог бы полюбить тебя.
В нескольких метрах от нас появляется Реми, а глаза Симона расширяются от ужаса, когда он понимает, что сейчас произойдет.
– Нет! – кричат они, когда Ламберт бросается на меня.
Но вместо того, чтобы отступить, я обнимаю его.
Ведь именно этого он всегда хотел.
Глава 63
Мы падаем.
Ноги отрываются от дорожки, и я кручусь, как катушка ниток, пока вокруг талии разматываются последние три метра веревки.
Веревки, которая может разорвать меня пополам.
Как только хватка Ламберта слегка слабеет из-за вращения, я отталкиваю его руками и ногами. К третьему повороту мы уже на таком расстоянии друг от друга, что, когда веревка заканчивается, он не может дотянуться до меня и падает вниз.
Падение останавливается мгновенно – благодаря петле на талии, но руки и ноги все еще стремятся вниз, поэтому голова начинает болтаться. Мне удается рассмотреть Ламберта. Он пролетел семь этажей вниз и упал лицом вверх на стойку с торчащими железными прутьями. Два из них протыкают его грудь, один – шею, со звуком, который мне теперь никогда не хотелось бы слышать и который я до конца жизни не забуду.
Ламберт пытается дотянуться до металла, пронзившего его, но руки уже не слушаются – лишь слегка подрагивают кисть и пальцы. Он задыхается и напрягается, когда кровь начинает пузыриться на губах и растекаться по телу из ран. Спустя мгновение раздается судорожный вдох, и его тело расслабляется.
А сердце издает последний стук и затихает.
Я болтаюсь в воздухе, согнувшись в талии. Рана на левой руке начинает кровоточить, кровь стекает ручейками до кончиков пальцев, а несколько капель падают на лицо Ламберта, словно слезы.
– Кэт! – кричит Реми сверху. – Кэт! Ты в порядке?
Из горла рвется стон:
– Кажется, я что-то сломала. Ребро. Или два.
Я переворачиваюсь в воздухе, чтобы веревка давила не на живот, а на спину, но петля скользит по телу до подмышек. На мгновение меня затапливает такое облегчение, что даже боль стихает. Мне удается слегка расслабиться, отчего руки и ноги безвольно свисают вниз.
Реми выглядывает из-за края портика. Его зеленые глаза так широко раскрыты, что я вижу белок вокруг всей радужки. Рядом появляется лицо Симона:
– Подожди. Мы поднимем тебя наверх.
Я почти не замечаю, как меня медленно поднимают на крышу, пока чьи-то руки не подхватывают меня, чтобы перетащить через край. Реми, плача, баюкает меня на коленях, а Симон оттаскивает мои ноги подальше от края крыши.
– Зачем ты это сделала? – всхлипывает Реми.
– Разве ты не поступил бы так же ради меня? – спрашиваю я.
Теперь, когда мой вес не удерживается одной тонкой веревкой, дышать уже не так больно.
Удэн склоняется над плечом Реми. Половина его лица опухла, но он выглядит лучше, чем я ожидала.
– Что случилось? Где Ламберт?
Пока Реми пересказывает события последних минут, Симон осторожно перетягивает меня в свои объятия. И, к моему удивлению, Реми спокойно отпускает.
– У тебя кровь, – говорю я Симону, заметив рану на левом виске.
Видимо, туда ударил Ламберт.
– Не обращай внимания. – Симон наклоняется ниже, чтобы обнять меня. – Прости, – шепчет он мне на ухо. – Я подвел тебя.
Я зарываюсь лицом в воротник его рубашки:
– Никто из нас не хотел верить, что это он. Но единственное, в чем ты ошибся, – это его цель.
Симон отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. Крошечное карее пятно прячется в тени его бровей.
– И что же это?
Я вздыхаю:
– Я. Он пытался лишить меня всего, чтобы я прибежала к нему. – Я выдавливаю слабую улыбку. – Но никак не ожидал, что ты простишь меня.
– А разве я мог не простить? – Симон гладит меня по щеке. – Я никогда не встречал человека, который бы так упорно защищал тех, кого любит.