– Я тоже.
– Катрин! – Дядя останавливается в лунном свете в нескольких шагах от нас. – Ты идешь?
Я поспешно смахиваю слезы с глаз:
– Я не в настроении танцевать.
Грегор сочувственно кивает, но не настаивает на объяснениях.
– Луна будет освещать площадь всего несколько часов. Любые дела могут подождать.
Коротко кивнув Симону, он возвращается к толпе.
Симон смотрит ему вслед:
– Он прав. Ты должна наслаждаться магией, ведь сегодня она наиболее сильна. А об отъезде поговорим завтра.
Я смотрю вниз, на край тени и света:
– Боишься?
– Да, но меньше, чем после смерти отца. – Он пожимает плечами.
– Нет, я говорю о себе. О моей магии. О том, на что я способна.
Симон приподнимает мой подбородок, пока я не встречаюсь с ним глазами. Карее пятно уже не привлекает моего внимания так, как раньше. Ведь это просто его часть.
– А ты боишься меня? – спрашивает он. – И моих «пороков»?
– Конечно нет. Я же знаю тебя.
Он улыбается и выходит на лунный свет, утягивая меня за собой.
– А я – тебя.
Глава 66
Три дня истекли. Каждая ночь проходила под песни, истории и уроки при лунном свете. Но на этот раз нам необходима темнота, чтобы скрыть отъезд. Мой собственный лунный камень висит на серебряной цепочке на шее, но браслет с камнем пустоты я спрятала в маленький мешочек – все еще немного побаиваюсь. Кузина говорит, что я могу не урезать свои чувства, как большинство селенаэ, но все равно должна практиковаться – на всякий случай. Вдруг мне когда-нибудь понадобится оставить что-то одно.
– Здесь еще несколько лунных камней, – говорит Афина, протягивая мне еще один мешочек. – И несколько камней крови. Но постарайся, чтобы они пригождались тебе как можно реже.
Я прячу подарок под жилет:
– Спасибо тебе. За все.
– Мне бы хотелось, чтобы мы провели вместе больше времени, и я могла бы многому тебя научить. – Она моргает, сдерживая слезы, когда помогает надеть сумку через плечо. – Но сообщество селенаэ рядом с Лондуниумом готовит лучших целителей. У тебя все сложится.
Вот куда мы решили отправиться. Столица Бринсуллии не так уж далеко, но по другую сторону канала, так что Симона там некому искать. А еще – там есть не только селенаэ, но и старые коллеги магистра Томаса, так что мы надеемся найти место для жизни и работу. У меня на дне сумки спрятано особое письмо для жены архитектора, если она еще жива. Он не ждет, что супруга вернется к нему после стольких лет, но надеется, что она хотя бы сможет его простить.
Грегор переминается с ноги на ногу рядом с Афиной. Мы снова поспорили, когда он начал настаивать на том, чтобы я осталась в квартале, пока градоначальник не успокоится, а я отказалась. Уверена, дядя считает, что я выбрала Симона, а не родных-селенаэ. Может, так оно и есть, но я делаю это не потому, что злюсь на него.
Как только я поворачиваюсь, Грегор вытаскивает из-под рубашки мешочек и развязывает шнурок. Перламутровое свечение подсказывает мне, что внутри.
– Думаешь, мне нужны еще лунные камни? – спрашиваю я, стараясь смягчить серьезное выражение на его лице.
Он вываливает камень себе на руку:
– Это другой.
На первый взгляд камень выглядит как все прочие, но, когда лунный свет падает на камень, от него начинает исходить не мягкое и белое, а радужное сияние. А стоит присмотреться получше, как становятся видны цвета, рождающиеся внутри камня и подсвечивающие его грани. Он прекрасен.
Грегор обхватывает камень пальцами и на несколько секунд закрывает глаза. А открыв, протягивает его мне.
– Это самый редкий вид лунного камня. Он вечно хранит то, чем его напитают.
Я сглатываю:
– И что же он хранит?
– Мысли, – отвечает Грегор. – Воспоминания.
По рукам расползаются мурашки, когда он кладет разноцветный камень на мою ладонь.
– И чьи воспоминания здесь?
– Мои. – Грегор кивает. – Посмотри сама.
Я закрываю глаза и прижимаю камень к белому шраму на ладони. На мгновение у меня вспыхивает мысль, что нужно сделать что-то еще, но тут в сознании возникают двое. У женщины волнистые каштановые волосы, широкая улыбка и прямой, узкий нос, который я вижу в зеркале. А еще у нее, как и у меня, карие глаза… или были карими. У мужчины, прижимающего ее к себе, вокруг радужки – серебристое кольцо, которое, без сомнений, скоро появится и у меня. Мужчина выглядит как Грегор, только на несколько лет младше, без шрамов на лице и искривленного носа. Улыбается он почти незаметно, но смотрит на женщину так, словно больше ничего не видит вокруг. Он наклоняется, и она проводит рукой по его темным кудрям. А затем они целуются, и там, где они касаются друг друга, появляется серебристо-золотистое сияние.
– Стелла, – шепчет Грегор. – И Ясон.
Слезы рвутся наружу, поэтому приходится открыть глаза. Хотя Афина уже называла имена родителей, дядя никогда не произносил их при мне. Но, услышав боль в его голосе, я понимаю: его так долго сдерживало горе, а не злость. От боли, а не от обиды он отверг меня семнадцать лет назад. Я едва не роняю камень воспоминаний, торопясь вытереть слезы с щек.
– Спасибо.
– Прошло так много лет, что их лиц почти не вспомнить без камня. – Грегор забирает его обратно и прячет в мешочек из лунной ткани, но, как только завязывает шнурок, вновь протягивает его мне: – Я хочу, чтобы ты забрала это себе.
Я качаю головой:
– Нет. Это твои воспоминания.
– А значит, мне и решать, кому их дарить.
Я бросаю взгляд на Афину. Она кивает, и я принимаю подарок дяди. Кажется банальным говорить спасибо второй раз, поэтому я подношу мешочек к губам – и прячу в карман у самого сердца.
– Я буду хранить его.
Грегор улыбается, и я замечаю, как его улыбка похожа на улыбку отца. А затем он вместе с Афиной уходит к лунному бассейну.
Их место занимает Реми, который так нетерпелив, что едва не сбивает меня с ног, когда заключает в объятия.
– Я буду скучать по тебе сильнее, чем ты думаешь, котенок.
Я крепко обнимаю его в ответ.
– Ты обещал никогда так меня не называть.
Хотя, если честно, я больше не возражаю.
– Ну да, но я давал это обещание с некоторыми условиями. – Реми отпускает меня, а затем несколько раз моргает и торопливо целует в лоб, прежде чем повернуться к Симону. – Прощай, венатре.
Он специально говорит «венатре», чтобы уязвить Симона, но тот кивает.
– Спасибо за все, что ты сделал.
А я тут же попадаю в объятия магистра Томаса. Он прижимает влажную от слез бороду к моей покрытой капюшоном голове – и внезапно меня захлестывает эмоциями от того, что приходится оставить здесь.
– Не уверена, что смогу, – выдыхаю я.
– Зато я в этом не сомневаюсь, моя дорогая. – Архитектор отстраняется и обхватывает мое лицо руками, а я замечаю третью седую прядь у его левого уха. – И мы еще увидимся снова. Это единственная причина, по которой я тебя отпускаю.
– Я люблю вас, – шепчу я.
Он целует меня в лоб, как Реми.
– И я тебя люблю.
Я отступаю, чтобы Симон мог пожать архитектору руку. Когда их взгляды встречаются, между ними происходит какой-то молчаливый разговор, и они кивают друг другу. А затем мы выходим через увитую лозами аллею на улицу. Но, увидев стену аббатства, я понимаю, о чем чуть не забыла.
– Подожди!
Оставив Симона, я бросаюсь через дорогу к отремонтированной калитке и звоню в звонок. Вечерняя молитва только что закончилась, и одна из сестер, возвращавшихся в постель, является на мой зов, хотя ей с трудом удается разглядеть меня в плаще из лунной ткани.
– Мне нужно попрощаться с Маргерит, – говорю я.
Достав ключи, она впускает меня внутрь, и я бегу к келье Марги мимо старой гостиной матери Агнес. В аббатстве еще не выбрали новую настоятельницу, поэтому комнаты пустуют.
– Марга? – зову я от двери. – Ты не спишь?
Она пока не ходит на полуночные молитвы, но это не означает, что она не молится, лежа в постели.
Она поворачивает голову на подушке, глаза блестят в лунном свете.
– Кэт!
Я бросаюсь к ней, чтобы она не попыталась сесть и не навредила себе.
– Я пришла попрощаться.
Маргерит вздыхает:
– Сестра Аликс сказала, что ты уедешь из Коллиса, но я не ожидала, что так скоро.
– Мне жаль, что я не пришла раньше. – Я сжимаю ее руку. – Но, обещаю, буду тебе писать.
Если в аббатствах и есть то, чем можно восхищаться, так это система передачи сообщений друг другу.
– Обязательно пиши мне.
Она вновь ложится на подушку, и ее глаза затуманиваются от этого движения. Без камней крови выздоравливает она медленно.
– В ящике есть кое-что для тебя. – Маргерит указывает на маленький столик рядом с ее кроватью.
Я открываю его, ожидая увидеть там четки или что-то подобное, но нахожу старый, покрытый грязью мешочек с монетами. Тот, что я закопала за садовым сараем больше пяти лет назад.
– Как ты о нем узнала?
– Просто знаю тебя. – На ее лице появляется нежная улыбка. – Возьми их. Тебе понадобятся деньги.
Магистр Томас дал мне достаточно денег, так что я качаю головой и прячу мешочек обратно.
– Оставь себе. Это не так много, как ты бы выручила за волосы, но на новый ткацкий станок пригодится.
Она вздыхает:
– Мне не отговорить тебя, да?
Ее лоб все еще забинтован, поэтому я наклоняюсь и целую ее в нос:
– Без шансов.
Мне бы хотелось провести с ней побольше времени, но Удэн ждет нас за городом с парой лошадей, не говоря же о Симоне. Еще раз пообещав писать, я сжимаю руку Марги и шепчу ей: «До свидания». А затем спешу обратно к калитке и благодарю сестру Света, которая меня впустила.
Лозы на другой стороне улицы усеяны лунными цветами, которые раскрыли бутоны убывающей луне. Их аромат щекочет нос, а слух наполняет пение. И, если слегка сосредоточиться, я смогу услышать баритон Грегора, более глубокий, чем обычно. Симон отталкивается от стены аббатства, к которой прислонился в ожидании меня, и вновь закидывает дорожную сумку на плечо.