Тулуз и Тьерри ни за что не станут помогать нам, если ты будешь презирать саму их сущность. Просто… постарайся узнать их получше. – После секунды колебаний мадам Лабелль добавила: – Ради Луизы.
«Ради себя», – хотела сказать она.
Чувствуя тошноту, я уставился в кружку и поднес ее к губам.
Дымящаяся жидкость обожгла мне нутро.
Белый узор
Два часа я бродила по Ля-Форе-де-Ю, делая вид, что не подпрыгиваю от каждого шороха. И вдруг, будто снег на голову, на меня снизошло озарение.
Габриэль Жилли приходилась Риду сестрой по отцу.
Я посмотрела на малышку, которая стояла среди сосен спиной ко мне. Золотисто-каштановыми волосами и карими глазами Габриэль явно пошла в мать, но когда она оглянулась на меня через плечо – в сотый раз, не меньше, – что-то в ее улыбке, в маленькой ямочке на щеке напомнило мне о Риде.
– Она все время на тебя поглядывает. – Ансель споткнулся о ветку, чуть не рухнув носом в сугроб. Абсалон грациозно отпрыгнул в сторону.
– Еще бы. Я ведь такая красавица, что глаз не оторвать. Произведение искусства во плоти.
Ансель фыркнул.
– Прошу прощения? – Я возмущенно пнула в Анселя снег, и он снова чуть не упал. – Кажется, я ослышалась. Ты должен был ответить: «О Великая богиня, воистину, красота твоя – священный дар Небес, и счастливы те смертные, кто может созерцать твой лик».
– «Великая богиня». – Он рассмеялся еще больше, отряхивая снег с пальто. – Да уж.
Хмыкнув, я отпихнула Анселя и запрыгнула на бревно, чтобы идти с ним вровень.
– Смейся сколько хочешь, но если наш план все-таки не пойдет по звезде, когда-нибудь это и впрямь будет мой титул.
Ансель порозовел, быстро догадавшись, что под «звездой» я имела в виду нечто менее поэтичное.
– О чем ты?
– Ну… – Бревно кончилось, и я спрыгнула на землю, шикнув на Абсалона. – Если мы убьем Моргану, я унаследую ее силы Триединой богини.
Ансель остановился так резко, будто я треснула его по затылку.
– Ты станешь Девой, Матерью и Старухой.
– Великой богиней.
Я ухмыльнулась и наклонилась взять горсть снега, но Анселю, похоже, было уже не смешно. Он нахмурился.
– Что с лицом? – спросила я, сминая снежок в ладонях. – Все именно так и устроено. Госпожа Ведьм обладает высшей силой – таков дар Триединой богини.
– А ты хочешь стать Госпожой Ведьм?
Я швырнула снежок в дерево, и он рассыпался на ветвях. Вопрос был довольно неожиданным. Прежде мне его не задавали.
– Я… Я не знаю. Я вообще не ожидала, что доживу до семнадцати, не говоря уже о том, чтобы пойти против матери. Даже в детстве мне не верилось, что я могу унаследовать ее силу.
Ансель двинулся дальше, сбавив шаг. Я последовала за ним. Но когда он несколько раз подряд покосился на меня, затем отвернулся, открыл рот и тут же закрыл, я решила, что с меня хватит. Я слепила еще снежок и кинула ему в голову.
– Говори давай.
Ансель с недовольным видом стряхнул снег с кудрей.
– Думаешь, ты сможешь убить собственную мать?
У меня внутри все скрутило. Будто ответив на невысказанный зов, Абсалон спрыгнул с сосны и пошел за мной. Я на него не смотрела – вообще ни на кого и ни на что не смотрела, только на свои сапоги в снегу. Пальцы ног у меня уже онемели.
– Она не оставила мне выбора.
Но на вопрос я не ответила, и Ансель это понял. Мы замолчали.
Поиски продолжались. Луна выглянула из-за облаков, ветер понемногу стих. В ночной тиши в лесу даже могло бы быть мирно и уютно, если бы только не Николина, которая плыла рядом с Исме и Габриэль, будто призрак. От нее у меня мороз бежал по коже.
Этьена нигде не оказалось.
«Если желаешь, чтобы я поразмыслила над вашим предложением о союзе, найти Этьена ты должна до рассвета. Мы договорились?»
Будто у меня был выбор.
Когда я призвала узор для поисков Этьена – стоя на краю лагеря у всех на виду, – золотые нити перепутались между собой, извиваясь, будто змеи в гнезде. Я не смогла последовать ни за одной из них. Но заметив выжидательный взгляд Ля-Вуазен, наврала с три короба – и вот теперь бестолково блуждала по еловой роще, изо всех сил стараясь не смотреть на небо. До восхода наверняка оставалось недолго.
Я тяжело вздохнула и снова изучила узоры. Они были все так же безнадежно связаны в узел и тянулись во все стороны безо всякого смысла. Отдавать было нечего, получать – тоже. Никаких обменов, только… путаница. Будто мой третий глаз – то самое шестое чувство, которое позволяло мне видеть нити Вселенной и управлять ими, – неким образом затуманился. Я даже не знала, что такое возможно.
Ля-Вуазен сказала, что кто-то скрывает от нас местонахождение Этьена. Кто-то могущественный. У меня было очень неприятное подозрение о том, кто это может быть.
Спустя еще четверть часа Ансель вздохнул.
– Может быть, стоит… его позвать?
– Стоит-стоит, – захихикала Николина. – Позвать, позвать, его надо позвать, позволить деревьям его растерзать, сварить и с маслом его сожрать, на части порезать и покромсать…
– Николина, – резко сказала я, все еще следя за узорами. – Думаю, все присутствующие меня поддержат, если я настоятельно попрошу тебя заткнуться.
Но она только отплыла назад, вцепившись в пряди своих черных волос.
– Нет, нет, нет. Мы с вами втроем будем лучшими друзьями. Самыми-самыми лучшими. – Когда я удивленно посмотрела на Анселя, Николина захихикала еще громче. – Не с ним, глупая мышка. Не с ним.
Впереди хрустнула ветка, и ведьма расхохоталась еще громче, если подобное было вообще возможно.
– У деревьев много глаз, маленькая мышка. Она видит, видит нас, маленькая мышка.
– Или же это раненый Этьен. – Невольно поддавшись испугу, я быстрым движением выхватила нож и обернулась на звук. – Иди проверь, что там.
Все еще ухмыляясь, Николина в мгновение ока исчезла. Исме смотрела на деревья, явно разрываясь между желанием узнать, откуда донесся шум, и необходимостью защищать дочь. Она крепко схватила Габриэль за руку.
– Иди. – Я осторожно подошла к ним, но оружие в ножны прятать не стала. По коже у меня все еще бежали мурашки. «Она видит, видит нас, маленькая мышка». – Мы присмотрим за твоей дочерью.
Исме поджала губы, но кивнула и исчезла за деревьями. Габриэль подождала, пока она уйдет, а потом протянула мне руку, подпрыгивая от волнения.
И затараторила:
– Меня зовут Габриэль Жилли, а ты еще ниже, чем мне рассказывали. Почти как эльф! А как ты с моим братом целуешься? Я слышала, он высокий, как эта елка!
Я попыталась ответить – или посмеяться, – но она продолжала, даже не переводя дух:
– Хотя он же мне только наполовину брат, единокровный, так и надо его звать, наверное, да? Маме не нравится, что ты здесь. И не нравится, что я про него знаю, но сейчас ее тут нет, да и вообще пусть она думает что хочет. А какой он? Он рыжий? Николина говорила, рыжий, но Николина мне не очень нравится. Она думает, что вся такая умная, но на самом деле просто странная. Слишком много сердец…
– Сердец? – Ансель изумленно посмотрел на меня. А потом, будто поняв, что проявил невежливость, быстро добавил: – Я, кстати, Ансель. Ансель Диггори.
– Сердца сохраняют ей молодость, – продолжала Габриэль, кивая как ни в чем не бывало, будто и не слышала его. – Мама говорит, мне не стоит про такое болтать, но я же знаю, что видела, и грудь Беллами на костре была зашита…
– Стой. – Я сама как будто запыхалась лишь от того, что ее слушала. – Помедленней. Кто такой Беллами?
– Беллами был моим лучшим другом, но он умер прошлой зимой. А за пару лет до того у него умерла мама. Его сестра родилась белой ведьмой, и мама отправила ее в Шато за лучшей жизнью. Но потом умерла от горя, потому что одного Беллами ей не хватало. А мне хватало, пока и он не умер тоже. Теперь мне его очень не хватает.
– Мне очень жа… – начал Ансель, но Габриэль затрясла головой, и ее золотистые волосы заколыхались беспокойной волной.
– Чужаки всегда так говорят. Говорят, что им жаль, будто это они его убили, но это ведь не они. Это снег его убил, а потом Николина его сердце съела. – Наконец – наконец-то – она примолкла и сделала вдох, моргнула раз, второй, третий, и посмотрела на Анселя. – Ой. Привет, Ансель Диггори. Ты тоже моему брату родня?
Ансель уставился на нее. При виде его потрясения и ее искреннего любопытства я не смогла сдержать смех, и когда он вырвался на свободу – чистый и яркий, как луна, – Абсалон нырнул под ветви, прячась в тень. Птицы вспорхнули из гнезд. Даже деревья как будто бы возмущенно зашуршали.
А у меня на душе вдруг стало так легко, как не было уже много недель.
Все еще хихикая, я наклонилась к Габриэль. Она смотрела на меня так пронзительно и так знакомо.
– Жду не дождусь, когда ты познакомишься со своим братом, Габриэль.
Она широко улыбнулась.
– Зови меня Габи, если хочешь.
Вскоре Николина с Исме вернулись – Николина что-то щебетала о проказниках-деревьях. Габи усмехнулась и шепнула мне:
– Я же говорила, она странная. Слишком много сердец.
Ансель тяжело сглотнул и с сомнением посмотрел вслед Николине, которая уже уходила все дальше, сильно обгоняя нас. Исме же теперь держалась ближе к нам, всем своим видом выказывая неодобрение.
– Ты правда думаешь, что она… ест сердца? – спросил Ансель.
– Но с чего бы ей это делать? – ответила я. – И как они могут помочь ей сохранить молодость?
– Твое колдовство живет вне твоего тела, верно же? – спросила Габи. – Ты черпаешь его из праха своих предков? – Она продолжила, не дожидаясь моего ответа. – У нас все по-другому. Наша магия живет внутри нас, прямо в сердце. Ведь сердце – это и есть чувственное и телесное средоточие сущности ведьмы крови. Это все знают.
Ансель покивал, но было очевидно: он и не подозревал о подобном.
– Потому что вы можете колдовать только с помощью крови?
– Габриэль, – сказала Исме резко, остановившись и даже не обернувшись к нам. – Хватит. Ни слова больше об этом.