– Просто дай ему время, Коко. В конце концов он смирится.
– Нет.
Она покачала головой, и ее косы распустились. Ягоды осыпались на снег.
– Он теперь меня возненавидит. Может быть, флирт Ансель бы мне еще простил, но целовать его ни за что не стоило.
Я промолчала. Не было смысла говорить Коко о том, что она и сама прекрасно знала.
– А я ведь хотела его полюбить, понимаешь? – Она обняла себя за плечи и ссутулилась, пытаясь согреться. – Поэтому и поступила так. Поэтому никогда не осаждала его, когда он смотрел на меня восторженными щенячьими глазами. Поэтому дважды его поцеловала. Может, стоило попытаться и в третий раз.
– Коко.
– Мне очень стыдно. – В глазах Коко снова заблестели слезы, но она решительно уставилась наверх, в небо. Ни единой слезинки не скатилось по ее щекам. – Я ни в коем случае не хотела ранить его. Может… может быть, мне сейчас так плохо, потому что я ошиблась? – Она резко схватила меня за руку. – Я в жизни никогда так не страдала из-за сердечных увлечений, даже когда меня бросила Бабетта. Может быть, это значит, что Ансель все-таки мне дорог? Может… Лу, может быть, я просто неверно поняла свои чувства!
– Нет, мне так не кажется…
– Он определенно красив, – перебила меня Коко с таким отчаянием, что я поняла – она уже на грани истерики. – Мне нужен такой человек, Лу. Добрый, заботливый, хороший. Почему я никогда не влюбляюсь в хороших людей? Почему? – Лицо Коко сморщилось, руки ее ослабли. Она устало понурила голову. – Вот для того нам и нужны матери – чтобы помогать разгребать всю эту дрянь.
Я хмыкнула, откинулась назад, оперлась на руки и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как снег холодил мне пальцы и луна озаряла светом лицо.
– Это точно.
Мы замолчали, погрузившись в бурную пучину собственных мыслей. Я никогда прежде никому не признавалась в этом, но мне очень не хватало матери. Не коварной Морганы ле Блан. Не могущественной Госпожи Ведьм. Просто… матери. Матери, которая играла со мной. Слушала меня. Утирала мне слезы, когда мне казалось, что я умру от разбитого сердца.
Открыв глаза, я обнаружила, что Коко снова смотрит на воду.
– Тетя Жозефина говорит, я на нее похожа, – насилу выговорила она. – Потому-то она и не может на меня смотреть. – Коко опустила подбородок на колени, прижав их к груди. – Она меня ненавидит.
Я не знала, имеет ли Коко в виду, что похожа на Ля-Вуазен или на собственную мать. Но уточнять не стала. Каков бы ни был ответ, в ее глазах все равно будет боль.
Чувствуя, что молчание утешит Коко лучше любых слов, я ничего не говорила. До меня вдруг дошло: Коко долго ждала подходящей минуты, чтобы мне об этом сказать. Но как я могла ее утешить? Белые дамы нередко отказывались от своих детей – дочерей, чье колдовство оказалось чужеродным, и сыновей, которым оно вовсе не было подвластно. Это ужасно, и никакие слова здесь помочь не могут.
Когда Коко наконец заговорила снова, ее губ коснулась грустная улыбка.
– Я почти ее не помню, но порой, если очень постараюсь, вижу голубые проблески и свет в воде. Чувствую запах лилий. Мне нравится думать, что это были ее духи. – Улыбка Коко угасла, и она тяжело сглотнула, будто приятный вкус воспоминания вдруг сменился горечью. – Все это, конечно, ерунда. Я жила с тетей Жозефиной с шести лет.
– Она когда-нибудь тебя навещала? Твоя мать?
– Никогда.
И снова я ждала продолжения, зная, что это еще не все.
– На свой десятый день рождения я спросила тетю Жозефину, не придет ли мама к нам, чтобы отпраздновать. – Она крепче обняла колени – быть может, пытаясь укрыться от ветра, или же от воспоминаний. – Я до сих пор помню, какое у тети Жозефины тогда было лицо. Никогда не видела такого отвращения. Она… сказала, что моя мать мертва.
Это откровение с неожиданной силой ударило меня под дых. Я нахмурилась, быстро заморгала, чувствуя, как жжет глаза, и отвернулась, чтобы взять себя в руки.
– А это правда?
– Не знаю. Спрашивать об этом с тех пор духу мне не хватало.
– Черт подери, Коко. – Желая поскорее как-нибудь отвлечь ее – и отвлечься самой, – я потрясла головой, придумывая, как бы сменить тему. Что угодно будет лучше этого мучительного разговора. А я-то думала, Моргана жестока. Все познается в сравнении. – А что за книга была в палатке твоей тетки?
Коко обернулась ко мне и нахмурилась.
– Ее гримуар.
– Ты не знаешь, что в нем?
– В основном заклинания. Записи ее экспериментов. И наше семейное древо.
Я сдержала приступ дрожи.
– Что за заклинания? Эта книга была как будто бы… живая.
Коко фыркнула.
– Это потому что она чертовски жуткая. Я всего раз тайком ее пролистала, но некоторые чары там – сущее зло. Проклятия, одержимость, болезни и тому подобное. Только глупец решится перейти дорогу моей тетке.
На этот раз дрожь сдержать я не смогла, как ни пыталась. К счастью, именно в это мгновение к нам подошел Клод.
– Mes chéries, простите покорно, что перебиваю, но час уже поздний. Не желаете ли вернуться в янтарную повозку? Вы, несомненно, устали с дороги, а здесь задерживаться ночью неблагоразумно.
Я поднялась на ноги.
– Где Рид?
Клод деликатно кашлянул.
– Увы, мсье Диггори сейчас немного занят. – Когда я вскинула брови, он вздохнул. – После несвоевременной шутки его высочества юный господин Ансель не сдержал слез. Рид взял на себя труд его утешить.
Коко вскочила на ноги, возмущенно шипя как рассерженная кошка. Наконец обретя дар речи, она прорычала:
– Я его убью.
И бросилась обратно в лагерь, обильно матерясь. Бо, заметивший ее на полпути, резко свернул в сторону и кинулся прятаться в повозку.
– Убивай помедленней! – крикнула я ей вслед и тоже сдобрила пожелание парочкой ругательств.
Бедный Ансель. Он, конечно, со стыда сгорит, если увидит, как Коко бежит за него вступаться, но пора уже кому-нибудь всыпать Бо по первое число.
Клод усмехнулся. Позади нас послышался крик. Я с изумлением обернулась – возможно, даже с некоторым предвкушением, ожидая увидеть, как Бо мочится в штаны, – и застыла.
Это был вовсе не Бо.
С полдюжины мужчин выбежали на поляну с клинками наголо.
Нежданная встреча
– Ложись, – приказал Клод на удивление резко и жестко. Он толкнул меня наземь и заслонил собой. Но я все равно выглянула из-за его локтя, лихорадочно высматривая синие шассерские мундиры. Их не было. От этих мужчин, одетых в лохмотья и поношенные куртки, несло разбоем. В буквальном смысле несло – мы лежали в тридцати шагах от них, и я все равно чувствовала вонь.
Клод предупреждал нас, что на дороге опасно, но я не слишком всерьез восприняла его слова. Мысль о нападении обычных людей была смешна в сравнении с угрозой от ведьм и охотников. Но не из-за этого я вытаращила глаза и попыталась вскочить и броситься к разбойникам, вместо того чтобы бежать от них прочь.
Нет, дело было кое в чем другом. Кое в ком, точнее говоря.
Позади них, с черным клинком в руках и таким же черным от грязи лицом, стоял Бас.
– Черт. – Я в ужасе ткнула Клода в бок, увидев, что Бас и Рид заметили друг друга.
Клод даже не шевельнулся.
– Дайте мне встать! Отпустите сейчас же!
– Не привлекай к себе внимания, Луиза. – Лишь одной рукой он с невероятной силой удерживал меня на месте. – Сиди тихо и смирно, а не то мне придется бросить тебя в ручей – и смею заверить, это будет пренеприятно.
– Что вы несете? Это же Бас. Он мой давний друг, и меня он не тронет, а вот с Ридом они, похоже, не прочь друг друга на куски порвать…
– Пусть рвут, – ответил он просто.
Я беспомощно смотрела, как Рид выхватывает из ножен балисарду. Это был последний клинок, который остался у него при себе после выступления. Лицо Баса исказила усмешка.
– Ты, – выплюнул он.
Его спутники продолжали сгонять остальных к центру лагеря. Они значительно превосходили нас числом. Ансель схватился за нож, но его обезоружили за пару секунд. Еще четверо вышли из повозки, таща за собой Коко и Бо. Уже связанные по рукам и ногам, те тщетно пытались освободиться. Мадам Лабелль, однако, со своим похитителем не боролась. Она молча повиновалась, как будто бы мельком поглядывая в глаза Тулузу и Тьерри.
Низкорослый и очень бледный мужчина подошел к Риду и Басу, ковыряясь кинжалом в зубах.
– И кто же это у нас тут, а, Бас?
– Убийца Архиепископа. – Голос Баса изменился до неузнаваемости – он был груб, тверд, как сталь в его руках.
За те месяцы, что мы не виделись, волосы у Баса отросли и спутались, а его левую щеку пересекал отвратительный шрам. В целом вид у него был… дерганый. Голодный. На расслабленного избалованного парня, которым я знала Баса прежде, он теперь совсем не походил.
– Это он. И за его голову назначена награда в пятьдесят тысяч крон.
Глаза Бледного загорелись – он узнал Рида.
– Рид Диггори. Вот так ничего себе! – Он расхохотался – резко, неприятно – и радостно хлопнул ладонью по стене повозки. – Госпожа Фортуна нас не подвела! Мы-то думали просто раздобыть пару монет, может, поразвлечься чуток с какой-нибудь актриской, а тут гляди, сам Рид Диггори перед нами на блюдечке!
Другой бандит, высокий и плешивый, шагнул вперед, волоча за собой Коко и держа нож у ее горла.
– А разве с ним не было еще кого-то? Помнится, девки с уродливым шрамом на горле. На объявлениях писали, она ведьма.
Черт, черт, черт.
– Сиди тихо, – выдохнул Клод. – Не шевелись.
Но это же бред какой-то. Мы ведь были на самом виду. Этим болванам стоило только посмотреть на ручей, и они бы нас заметили.
– Верно говоришь. – Бледный нетерпеливо оглядел остальную труппу. – За нее сто тысяч дают.
Рид сжал балисарду крепче, а Бледный ухмыльнулся, обнажив бурые зубы.
– Я бы, сынок, на твоем месте отдал этот ножик по-хорошему. Слишком много о себе не думай, тебе нас не одолеть, так что не дергайся. – Он указал на Коко, и Плешивый вцепился в нее еще сильней. – Если только не хочешь увидеть эту кралю без головы.