вам стоит поостеречься, Блез. Разгневав эту ведьму, вы познаете гнев каждой из нас. – Она вскинула руку, и Алые дамы, все как одна, поднялись – их была по меньшей мере дюжина. Они вчетверо превосходили числом Блеза, Лиану и Терранса, которые встали спина к спине, хрипло рыча и заострив когти.
– Мы уйдем с миром. – Несмотря на свои же слова, Блез с явным вызовом взглянул Ля-Вуазен в глаза. – Нет нужды проливать кровь.
– Короткая же у тебя память.
Ля-Вуазен улыбнулась – жестоко, зловеще. Она опустила воротник, обнажив три неровных шрама на груди – то были следы когтей, – и кровавые ведьмы с предвкушением загудели. И я тоже. О да, я тоже.
– Мы любим кровь. Особенно свою собственную.
Обстановка в комнате накалилась до предела. Все сверлили друг друга взглядами. Ансель – подумать только, Ансель! – шагнул вперед, намереваясь вклиниться между нами, но Клод остановил его.
– Не стоит, юноша, не то вам не поздоровится. – Обращаясь к Ля-Вуазен и Блезу, он сказал: – Давайте не будем забывать о высшей цели, что свела нас вместе. У нас есть общий враг. И все мы можем вести себя прилично, пока не вернется мсье Диггори, верно? – Он смерил выразительным взглядом сначала Блеза, а потом меня и добавил: – Потому что он вернется.
Воцарилась долгая тишина – ни звука, ни вздоха. Все ждали, пока кто-нибудь сдвинется с места. Ударит первым.
Наконец Блез тяжело вздохнул.
– Твои слова мудры, Клод Деверо. Мы подождем возвращения мсье Диггори. Если же он не вернется, мы с детьми покинем это место – и оставим его обитателей… – Он посмотрел мне в глаза. – Невредимыми. Даю вам слово.
– Ах, чудесно…
Но Ля-Вуазен только фыркнула.
– Трус.
Этого хватило.
Зарычав, Терранс прыгнул на нее, но на его пути возникла Николина. Она схватила его за полузвериную шею и дернула. Терранс взвизгнул, взмыл в воздух и упал к ногам Блеза. Лиана уже успела обратиться и кинулась за Николиной. Почти сразу в драку ринулся и сам Блез. И Ансель с Клодом тоже, едва они поняли, что ведьмы крови жаждут – что уж там, крови. Исме с сестрами набросились на волков, метя клинками им в яремные вены, но оборотни оказались быстрее и запрыгнули на прилавок. Даже оказавшись в ловушке и в меньшинстве, Терранс все равно сумел выбить у Исме нож и пригвоздить ее лапой к земле. Другой лапой он полоснул ее по лицу. Исме закричала, и Коко поспешила ей на помощь.
А я… Я коснулась пальцем виски на прилавке. Лишь пальцем. Одна искра… Все случилось почти как тогда в таверне, и вместе с тем совсем по-другому. Как же давно это было. Неужели с тех пор прошла лишь пара недель?
Казалось, что годы.
Огонь помчался по прилавку, прямо к Террансу…
Нет. Не к Террансу. Я с удивлением наблюдала, как пламя находит другую жертву – взбирается от ступней к голеням, к поясу, к груди. Она закричала от ужаса и от боли, отчаянно пытаясь пролить кровь, извлечь колдовство из запястий – но я только смеялась. Смеялась, смеялась, пока не заболели глаза и горло, пока ее голос наконец не рассеял дым в моем разуме. Пока я не осознала, кому принадлежит этот голос.
– Коко, – выдохнула я.
Я неверяще уставилась на нее, выпустив узор. Огонь тут же погас, и Коко рухнула на пол. Она рыдала и задыхалась, одежда и кожа ее дымились. Все вокруг, будто мозаика, сложилось передо мной – ужас на лице Анселя, безумный крик Терранса, лихорадочные попытки Исме найти мед. Когда я попыталась шагнуть к Коко, чтобы помочь, чья-то рука вцепилась мне в горло.
– Ни шагу ближе, – прорычала Ля-Вуазен, впиваясь когтями мне в кожу.
– Довольно, Жозефина. – Перед нами возник Деверо, и мрачнее я его еще не видела. – Отпусти ее.
Ля-Вуазен смерила его яростным взглядом, но постепенно ослабила хватку. Я резко втянула воздух и, шатаясь, двинулась дальше.
– Коко…
Но и ведьмы крови, и оборотни встали между нами, защищая Коко от меня. Я успела лишь едва заметить ее за плечом Анселя. Он тоже преградил мне путь. У меня перехватило дыхание при виде враждебности в их глазах. При виде страха.
– Коко, прости меня, пожалуйста…
Она попыталась встать.
– Со мной все будет хорошо, Лу, – пробормотала Коко едва слышно.
– Это вышло случайно, прошу, поверь! – Мой голос сорвался, а сердце – разорвалось на миллион кусочков при виде слез в ее глазах. Коко прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рыдания. – Пожалуйста, Коко! Ты ведь знаешь, я бы никогда… Никогда нарочно не…
Николина позади нее усмехнулась. Голос ее изменился, стал ниже, когда она произнесла:
– Пусть внемлет каждый Божьему учению, гласит оно: гордыня – путь к падению.
Бесповоротность содеянного обрушилась на меня, и я услышала голос Рида. Ощутила, как он ласково касается моих волос.
«Ты сама не своя».
«Ты просто видишь то, что хочешь видеть».
«Неужели ты думаешь, что я хочу видеть в тебе…»
«Что? Зло?»
Я спрятала лицо в ладонях, упала на колени и разрыдалась.
Настоящие рыцари
Лицо.
Очнувшись, я увидел перед собой лицо. Оно было совсем близко, но рассмотреть его ясно я не мог. Оно расплывалось, скрывалось в тени, будто я стоял в облаке густого тумана. Но я вовсе не стоял. Не мог даже шевельнуть рукой или ногой. Конечности будто потяжелели – до невозможности потяжелели и похолодели. Кроме запястий – те горели черным огнем.
Я закрыл глаза, распахнул их вновь – вяло, с невероятным трудом – и попытался поднять голову. Она безвольно упала на плечо. Кажется, я увидел, как зашевелились чьи-то губы, услышал чей-то голос. И снова сомкнул глаза. Кто-то открыл мне рот и залил в глотку что-то горькое. Меня тут же стошнило.
И тошнило, и тошнило, пока не заболела голова и горло.
Кто-то с силой ударил меня по лицу, и я сплюнул кровью. Все мои чувства заглушил солоновато-медный вкус. Я заморгал чаще и потряс головой, пытаясь прояснить разум. Все плыло перед глазами. Наконец лицо передо мной обрело очертания. Золотистые волосы, серые глаза – почти что волчьи, – прямой нос, точеный подбородок.
– Ты очнулся, – сказал Огюст. – Славно.
Мадам Лабелль сидела рядом со мной. Ей связали запястья за спинкой стула, так туго, что вывернули плечи. Из ранки на ее горле текла кровь, но глаза мадам Лабелль оставались как прежде ясны. И только тогда я заметил в ладони Августа металлические шприцы. С окровавленными иглами.
Инъекции.
Он нас одурманил… одурманил меня… будто…
К горлу снова подступила желчь.
Будто ведьму.
Мадам Лабелль поерзала на месте, извиваясь в путах.
– В самом деле, Огюст, в подобном нет никакой нужды…
– Как смеете вы обращаться к королю столь фамильярно? – спросила Олиана. От ее голоса у меня закружилась голова.
– Ах, простите, – огрызнулась мадам Лабелль. – Я полагала, что после рождения совместного ребенка – и зачатия, которое предшествует этому счастливому событию, – можно обойтись без излишних формальностей. Вопиющая ошибка с моей стороны.
Меня снова вырвало, и ответа Олианы я не расслышал.
Когда я вновь открыл глаза, комната вокруг обрела очертания. Полки из красного дерева, уставленные книгами. Резной камин. Портреты суровых королей на стенах, вышитый ковер на полу. Я поморгал, глядя на шассеров, которые стояли вдоль стен. Их было не меньше дюжины. Каждый держал на поясе балисарду.
Кроме того шассера, что стоял позади меня. Свою балисарду он прижал к моему горлу.
Другой подошел к мадам Лабелль. Он полоснул ее клинком до крови, и она застыла.
– Ты мог бы хотя бы велеть помыть его, – слабо сказала мадам Лабелль. – Он ведь не животное. Он твой сын.
– Твои слова оскорбительны, Элен.
Огюст присел рядом со мной и провел у меня перед лицом ладонью. Я попытался уследить за ней взглядом.
– Я даже своим псам не позволил бы сидеть в их собственной рвоте. – Он прищелкнул пальцами. – Рид, ты должен сосредоточиться. Месса начнется через четверть часа, и опаздывать мне нельзя. Все в королевстве ждут, что я стану оплакивать этого полоумного святошу. Я никак не могу их разочаровать.
Туман моих мыслей прожгла ненависть.
– Однако ты, как никто, понимаешь, как важно порой бывает притворство, верно? – Огюст вскинул золотистую бровь. – Ты ведь всех нас сумел обмануть. Даже его самого.
У меня снова скрутило желудок, но король успел отпрыгнуть вовремя, с отвращениям кривясь.
– Строго между нами, я рад, что ты его убил. Не счесть, сколько раз этот мерзкий лицемер читал мне нотации – подумать только, мне! – при том, что сам в свое время успел присунуть Моргане ле Блан.
– Да уж, мерзкий лицемер, – многозначительно повторила мадам Лабелль.
Шассер дернул ее за волосы и вдавил клинок глубже ей в шею. Мадам Лабелль замолчала.
Огюст не обратил внимания на ее слова и оценивающе оглядел меня.
– Инъекция подействовала на тебя. Полагаю, это можно считать доказательством слов Филиппа. Ты и в самом деле ведьмак.
Чистым усилием воли я поднял голову. На секунду. На две.
– Хотел бы я посмотреть, как болиголов… подействует на вас… Ваше Величество.
– Ты их отравил? – неверяще спросил Бо.
Другой шассер держал его в углу. Олиана отчаянно затрясла головой, но Бо будто и не заметил.
– Ты ввел им болиголов?
– Чертов избалованный гаденыш. – Огюст закатил глаза. – Сейчас у меня попросту не хватит терпения, чтобы слушать тебя, Борегар. И тебя тоже, Олиана, – добавил он, когда та попыталась возразить. – Если кто-то из вас заговорит снова, пусть пеняет на себя. – Мне же он сказал: – А теперь отвечай. Как это возможно? Как ты появился на свет, Рид Диггори?
Непрошеная усмешка расплылась у меня на лице, и в мыслях послышался голос Лу. Даже тогда, оказавшись в ловушке за кулисами театра с двумя смертельными врагами, она была совершенно бесстрашна. Или же просто глупа. Так или иначе, Лу и не подозревала, насколько тогда была права.