оследнее время Кайлех вел себя крайне опрометчиво. Он возжаждал моргравийской крови, причем по мнению Рашлина, слишком рано. Король горцев рассчитывал на то, что магия барши сделает неуязвимым в бою его самого и его воинов и поможет избежать ненужных жертв.
Чтобы накопить силы и опробовать новые заклинания, требовалось время. Рашлин не смел признаться Кайлеху, что магия все чаще дается ему с великим трудом. Лишь считанные мгновения продержались чары, когда он применил волшебство в отношении молодой женщины из Йентро. Еще несколько мгновений, и изображение исчезло бы — и взгляду моргравийского солдата открылся бы его обман. И пусть колдовское превращение Лотрина в коня впечатлило Кайлеха, он-то сам знает, что сделано это было грубо и примитивно, хотя результат и поражал воображение. Но чем, не своей ли гнусностью? Элизиус никогда не допустил бы такой топорной работы, но он не Элизиус, он Рашлин, омерзительный безумец, изгой, паршивая овца, позор семьи.
Рашлин задумался о судьбе Лотрина, о тех муках, которые сейчас тот испытывает. Вздумай его брат применить заклинание по изменению телесной оболочки, это далось бы ему без всяких усилий, легко и красиво. Элизиус не стал бы калечить конечности, не стал бы злобно вторгаться в чужой разум, постарался бы не причинить боли, какую испытал по его милости отважный горец. Рашлину не было жалко свою жертву, он ни на мгновение не усомнился в том, что поступает правильно. Нет, его отчаяние было вызвано исключительно себялюбием; ему хотелось, чтобы его магию отличали те же красота и изящество, что и магию брата. Вместо этого она оказалась топорной и жестокой.
Что будет с Лотрином? Умрет ли он? Или сила духа поможет ему выжить? Барши еще не решил для себя, оставит ли он жизнь новому жеребцу Кайлеха или же умертвит несчастную жертву.
Рашлин убаюкивал себя мыслью о том, что время тревог и душевных мук будет недолгим. Безумие может обрушиться на него в любую минуту, и тогда его разум тотчас же погрузится в темные, мрачные глубины, где нет угрызений совести, сочувствия, раскаяния или любви, нет ничего, кроме похотливой любви к власти и разрушению.
После превращения Лотрина в коня следующим дьявольским поступком Рашлина было проникновение в разум Кайлеха. Он научился управлять мыслями короля, научился подталкивать его к принятию нужных для себя решений. Однако насылать чары на Кайлеха он мог лишь тогда, когда тот находился с ним рядом. Нередко мысли властителя гор оказывались для него недоступными, и тогда он сильно мучился из-за собственной несостоятельности.
Неожиданно дверь комнаты распахнулась, и в дверном проеме вырос Кайлех. Никто, кроме короля, не осмеливался без приглашения и тем более без стука появляться в жилище барши. Рашлин тотчас почувствовал, как рассудок покидает его, уступая место безумцу, что поселился в его сознании.
— Это вы, мой добрый король! — сказал он, не оборачиваясь от окна. — Я любуюсь красотой дня.
— Нам нужно поговорить, — произнес явно чем-то взволнованный Кайлех. — Хочу, чтобы ты погадал мне.
— Я только что занимался этим, мой повелитель.
— И что?
— Камни предсказали перемены.
— Неужели? Какие же? — поинтересовался Кайлех.
Рашлин заметил, как у короля порозовели щеки — Кайлех явно чем-то взбудоражен.
— Этого камни мне не сказали. Я несколько раз бросал их, но они постоянно сообщали лишь о каких-то переменах.
К удивлению барши король радостно хлопнул в ладоши и рассмеялся. Это был жизнерадостный ответ на что-то такое, что при иных обстоятельствах встревожило бы его. Рашлин нахмурился, не понимая, чем вызвано такое необычное поведение повелителя.
— Превосходно! — произнес Кайлех. — У тебя есть вино?
— Э-э-э… разумеется, есть. Позвольте, я налью вам, — предложил Рашлин и, наполнив два кубка, подождал обязательного королевского тоста.
— За перемены! — проговорил Кайлех, подняв свой кубок.
Колдун последовал его примеру и разом осушил кубок.
— Вы радуетесь предсказанию, ваше величество?
— Ты угадал. Оно подтверждает правильность моего решения.
— Что же вы решили, мой король?
— Собираюсь отправиться в Моргравию, — ответил король таким тоном, будто барши должен быть в курсе его намерений. — На переговоры с королем Селимусом.
— Вы шутите, мой король? Камни ничего не сказали мне о переговорах, — довольно неучтиво произнес барши — обычная обходительность изменила ему.
К счастью, Кайлех не заметил оплошности. Он торжествующе воздел вверх руку с вытянутым указательным пальцем.
— Выслушай меня! — оборвал он Рашлина и поведал о том, что его дозорные нашли в горах человека, потерявшего память, и как этот самый человек подсказал ему интересную мысль.
— И вы доверяете незнакомому человеку, ваше величество? Это же чужестранец!
— Ты прав, — согласился Кайлех, непредсказуемый, как обычно.
— Подождите! — предостерег его Рашлин. — Больше ничего не говорите, пока я не узнаю, что нового скажут камни.
Кайлех кивнул в знак согласия и, молча сев в кресло, налил себе второй кубок вина. Барши тем временем взял испещренные письменами камни — одиннадцать штук — и бросил их на пол. Наклонился, читая предсказание, затем выпрямился.
— Ну?
Рашлин медленно покачал головой.
— Камни в растерянности. Они сообщают, что чужестранец говорит правду, но…
— Что?
— Но не всю правду… Чего-то он не договаривает. Чего именно — я не могу сказать.
— Это человек потерял память и не может многое объяснить. Но, в любом случае, тайны есть у всех, даже у тебя, Рашлин, — отозвался Кайлех, не утратив прежней жизнерадостности.
«Ваши тайны, сир, для меня не тайны. Я могу читать ваши мысли как открытую книгу», — язвительно подумал колдун, зная, что так бывает далеко не всегда.
— Я бы советовал вам быть осторожным, мой славный король.
— Даже камни предсказывают перемены. Перемены места, перемены души, перемены идеалов, перемены намерений. Войны с Селимусом не будет, Рашлин. Будет равноправная торговля к взаимной выгоде. Мне стыдно, что не я сам додумался до таких простых вещей. Это внушает большие надежды, и я не могу дождаться той минуты, когда смогу сообщить об этом Лотрину. Как ты думаешь, он услышит мои слова? Поймет меня?
Рашлин мысленно чертыхнулся. Король принял решение и теперь ни за что не отступится. Он бездумно лезет прямо в пасть дракону. Как хочет. Да будет так.
— Полагаю, что в теле коня сохранились крохи человеческого разума, однако обещать не могу.
— Прекрасно! — ответил Кайлех. — Он наверняка одобрил бы мои намерения.
— Мой король, могу я спросить, что подвигло вас взяться за столь сложные и деликатные переговоры?
— Переговоры буду вести не я лично, а Каллин, или как там его на самом деле зовут, тот самый человек, потерявший память.
Рашлин кивнул и поспешил сменить тему разговора.
— Мне хотелось бы спросить вас о пленнике, моргравийском солдате…
— Я не намерен возвращать его соседям.
— Тогда смею ли я просить его у вас, ваше величество? Можно мне получить его в мое пользование, для опытов? — обратился к королю с просьбой барши, пытаясь при помощи чар проникнуть в мысли своего собеседника.
В тот же день несколько часов спустя Аремис, а также Мирт, Ферл и несколько других горцев, в числе которых был и Мегрин, встретили короля, гордо восседавшего на прекрасном жеребце.
— Ну разве он не великолепен? — напрашиваясь на похвалу, задал Кайлех вопрос своему гостю-невольнику.
Аремис был вынужден признать, что раньше ему не доводилось видеть коней столь редкостной красоты.
— Настоящий королевский скакун, ваше величество, — польстил он, заметив, что его слова обрадовали короля. — Вы позволите? — попросил он, желая погладить черный лоснящийся бок четвероного красавца.
— Разумеется, — разрешил Кайлех.
Соскочив на землю со своего гнедого скакуна, Аремис приблизился к Галапеку. Конь при его приближении мотнул головой. Аремис тихонько присвистнул.
— Никогда не видел большего гордеца, чем этот! — произнес он, осторожно обходя красивое животное, чтобы не напугать его.
— Угости его, Каллин! — предложил Мегрин и бросил наемнику яблоко, которое тот ловко поймал. — Он у нас привередливый, зеленых яблок не любит, его от них пучит.
Последняя фраза вызвала громкий смех собравшихся.
Аремис положил яблоко на ладонь и протянул Галапеку. Не сводя с коня восхищенного взгляда, он с удовольствием наблюдал за тем, как тот жадно съел лакомство. Прикосновение бархатистых губ к ладони вызвало в нем дрожь. А потом в голове словно прорвало запруду, и в его разум хлынула лавина воспоминаний — к нему вернулась память. Схватившись за голову, Аремис отшатнулся назад.
Первым к нему, соскочив с коня на землю, бросился Кайлех. Аремис в очередной раз удивился добросердечию горного короля, отсутствию в нем всякого высокомерия. Разве Селимус проявил бы заботу о простом человеке? Удостоил его хотя бы взглядом?
— Что с тобой, Каллин? Что случилось? — спросил король, протягивая к нему одну руку, второй держа коня на поводу.
Аремис был не готов сразу во всем признаться. Осторожная натура наемника заставила его схитрить, оставив дальнейшие объяснения на потом.
— Я… я… прошу прощения, ваше величество, у меня неожиданно разболелась голова, — пролепетал он. Аремис не лгал, голова у него действительно разболелась, причем не на шутку.
— Отведите его в замок! — приказал Кайлех одному из слуг. — Если станет лучше, мы отправимся с ним на прогулку завтра.
— Простите меня, — повторил Аремис. Он все еще не пришел в себя от потрясения. Это надо же, к нему вернулась память, причем столь неожиданно, что он сам испугался. Нет, надо хотя бы что-то сказать изумленным горцам. И он гордо расправил плечи.
— Я вспомнил. Меня зовут Аремис Фарроу, — проговорил он, надеясь, что такое признание не причинит ему особого вреда.
Кайлех пристально посмотрел на него.