Фредерик едва заметно кивнул, соглашаясь со мной. Хмыкнул, кинув на дива пренебрежительный взор.
Я отвернулась, вновь направляясь к крыльцу гостиного дома. Расступавшиеся ученики образовывали живой коридор.
«Мне надо лишь подняться в комнату, сменить одежду и надеть обувь», – старалась я сосредоточиться на ничего не значащих мыслях. Рука неосознанно потянулась к эфесу Туманного. Мои шаги были тверды, и я даже искренне верила, что способна здраво мыслить. Но лишь до того момента, когда едва не упала, споткнувшись о первую же ступеньку крыльца.
От этой участи меня спасла чужая рука, обхватившая запястье. Люций Моран. Он не позволил мне упасть. Дернул на себя, рывком ставя на ноги, и земля вновь стала опорой.
– Тебе надо осмотреть раны, – взволнованно, но настойчиво проговорил Люций, продолжая крепко сжимать мое запястье. Он смотрел так пристально, будто пытался убедить меня одним взглядом. И ему это почти удалось.
Я будто пришла в себя. Моргнула. Посмотрела в его обеспокоенное лицо. Айвен из-за его спины глядела на меня с сочувствием, Фредерика разозлила своевольность теневого дива. А внутри меня что-то рушилось. Я словно наяву слышала этот грохот.
Сердце забилось чаще, а горло сдавило.
– В нынешнем состоянии далеко на лошади ты не… – повторил Моран, но договорить не успел. Вздрогнул и отшатнулся, едва устояв на ногах. А в следующую секунду по его щекам покатились слезы, одна за другой. Будто прозрачные драгоценные камни, скользящие по бледной коже.
Он поднял другую ладонь, касаясь щеки, посмотрел на мокрые пальцы и растер влагу между ними.
Я оцепенела. Рука, которую держал див, горела.
Прерывистое дыхание Морана звучало оглушительно громко. Казалось, он вот-вот начнет задыхаться.
– Он что, плачет? – раздался голос со стороны.
– В самом деле? – вторил ему кто-то. – Отодвинься, посмотрю.
Я попятилась, глядя, как слезы стекают по подбородку Люция и срываются на грудь. Серые глаза как никогда светлы. Они оттенка предрассветного тумана, что собирается по утрам в лесу и полях.
– Ты что себе позволяешь?! – гневно прошипел Фредерик, положив руку на плечо теневого дива.
– Я скоро вернусь, – услышала я собственный голос. Горе и стыд разрывали меня пополам. Именно мои эмоции и дар заставили Люция плакать. Мне хотелось лишь одного – сбежать. И я так и поступила. Взлетела по ступенькам мимо расступившихся студентов. Сердце билось в горле. Я спешила остаться одна.
Но, застыв у самой двери, сглотнула.
Качнула головой самой себе.
Каждый раз, когда эмоции брали надо мной верх, я впадала в панику…
Глубоко вдохнула, разворачиваясь. Возвращалась обратно я куда медленнее, но Фредерик все еще крепко сжимал плечо Люция. Заметив меня совсем близко, он недовольно нахмурился.
– Все хорошо. – Я отодвинула руку брата.
Повернулась к Люцию и неожиданно для всех обняла его.
– Спасибо за беспокойство. Но я должна ехать, – шепнула тихо. Пусть это глупо, но я не остановлюсь. – Я должна проводить ее в последний путь. Должна. Не хочу, чтобы получилось так же, как с отцом.
И расслабилась, ощущая его тело. Прикрыла глаза на несколько секунд и тут же широко распахнула, услышав его ответ.
Отошла, кивая. В воздухе витала просто буря эмоций, но я была захвачена лишь своими, пусть и замечала на лицах окружающих удивление и растерянность. Только принц оставался верен себе и смотрел с прежним любопытством.
На мгновение наши взгляды встретились, и он вдруг сказал:
– Я могу одолжить свой экипаж. Он быстрый, и в нем достаточно места, чтобы врачеватель смог оказать вам помощь в дороге.
Смысл его слов дошел до меня не сразу, и лишь вновь поднявшись на крыльцо, я ответила:
– Спасибо. Воспользуюсь вашим предложением.
Скрывшись в глубине двора, я стремительно взлетела по лестнице на последний этаж и, только закрывая за собой дверь, с хрипом втянула воздух. Ведь в последние пару минут я просто не могла дышать. Осела прямо на пол и, прижимаясь спиной к двери, кажется, заплакала. Я не была уверена в этом – все ощущалось как в тумане.
А в следующую секунду сон растрескался и рассыпался на сотни осколков…
Я открываю глаза, вскакиваю на постели, хватаясь за виски. Не сразу могу сделать нормальный вдох, долгое время из горла вырывается лишь хрип, что разлетается в ночной тишине моей спальни в обители Сорель. Взгляд скачет по мебели, по пыли, виднеющейся на полках, по шторам, потерявшим свой яркий цвет. В этой полутьме меня не сразу настигает осознание, что я вернулась в реальность и что увиденное случилось почти три десятка лет назад.
Когда я это понимаю, спазм, сжавший горло, отпускает, и воздух со свистом врывается в легкие.
Боль понемногу отступает, а я, смотря на одеяло, укрывающее мои ноги, никак не могу найти ответы на вопросы: как я могла забыть об этом? Почему помню лишь плохое?
Перед внутренним взором все еще стоит застывшее лицо Люция, слезы на его щеках.
А в ушах звучат слова, что он сказал мне, когда я его обняла:
– Запомни, Сорель: ты не одна.
XIII. Два трофея
Проклятый точно сошел с ума.
Недавно мы узнали, что он собственноручно расписал фреску в одном из храмов Самоотверженной Сары в Феросии.
Лишь тот, кто не в себе, будет так стремительно ждать и превозносить свою погибель.
Угасающий серп луны сиял на усыпанном звездами небе. Он выглядел словно шрам, который нанесли вскользь ударом ножа. Похожий след имелся на щеке Агаты Бланшар, которая препятствовала моему стремительному отъезду в обитель много лет назад. Тогда она не отступилась, пока не провела краткий допрос.
Я проснулась всего час назад – в голове из-за вернувшихся воспоминаний была путаница. Открыв глаза, я поняла, что помню не только первую охоту в Турисе, но и то, как мы покидали город, и даже весь путь до обители Сорель. Теперь я знала, что даже если бы смогла проделать путь верхом, ни разу не останавливаясь, непрестанно гоня лошадей, то все равно бы не прибыла вовремя. По возвращении меня бы ожидал холодный зал из белого камня, в котором временно хранили прах усопших, и медная урна с незамысловатыми печатями на поверхности, что не позволяли крышке соскочить даже при падении.
Но это дела давно минувших дней. Я должна отпустить и смириться с теми воспоминаниями, которые не влияли на будущее. Бессмысленно занимать ими свои мысли и горевать теперь.
Стоило только приблизиться к лесу, как к шелесту травы, которая задевала старую мантию, прибавился еще один звук – треск веточек, что ломались под ногами. С каждым шагом обитель Сорель оставалась все дальше, сверкая белизной стен даже в ночи. Стоило оглянуться, и она, как вечный молчаливый стражник, смотрела на тебя овальными глазами-окнами. А сладкий аромат белых роз, высаженных около строения, достигал даже этого отдаленного уголка.
Стены и залы, в которых я выросла, вызывали тоску – сильную, всепоглощающую. Прежний дом гораздо больше напоминал о прошедших годах, чем крепость Северного ордена. По сравнению с ней обитель Сорель выглядела изящно и величаво. К зданию была пристроена обширная галерея, возвышавшаяся на два этажа и поддерживаемая колоннами, что сверху венчались капителями. На каждой из башен виднелись балюстрады, на которых можно было заметить гуляющих даэвов. И все это было выстроено из белого камня. По этой причине иногда, в дневное время суток, на здание тяжело было смотреть – стены и светло-серые купола слепили, отражая яркие лучи солнца. В отличие от дома крепость в Акраксе была слишком неказистой и громоздкой. В ней не чувствовалось той многовековой истории, что пронизывала обитель Сорель. Но это и неудивительно. Раньше Северный орден находился в совсем ином месте. В былые времена оно больше оправдывало название, располагаясь севернее, ближе к столице Акракса и горам.
Оказавшись в тени леса, я долгое время шла в тишине, нарушаемой лишь звуком моих шагов. В какой-то момент раздался шорох крыльев – белоснежная голубка сорвалась с ветки, взлетев в небо. Я остановилась, провожая взглядом птицу, будто одно ее видение могло что-то означать.
Переведя взор на виднеющийся впереди просвет между деревьями, я вновь направилась к нему, в который раз упорядочивая в голове события из вернувшихся воспоминаний. Тогда, почти тридцать лет назад, мы проделали половину пути до обители Сорель на карете. А после помощи врачевателя – на лошадях. Но как бы мы ни торопились, на похороны Долорес не успели. Когда мы прибыли в обитель, огонь погребального костра давно потух и остался лишь прах, который собирались развеять по ветру. Лишь благодаря настойчивости Фредерика мы смогли исполнить последнюю волю его бабушки – захоронить ее прах вблизи Духовного озера.
Долорес еще при жизни твердила, что желает быть похороненной у его вод. Хотя у меня портилось настроение, когда она так просто рассуждала о своей смерти, будучи живой.
Прошло столько лет, а я помнила все ее слова, будто они были сказаны только вчера.
Лес начинал редеть, и впереди уже мерцал водоем.
«Тебе не кажется подозрительным, что ты так мало помнишь обо мне?» – спросил Люций, когда мы были в подземелье под крепостью. Тогда я не придала значения этому вопросу. Осторожничала и опасалась, что теневой див делает все, чтобы меня запутать.
Но теперь эта фраза приобрела особый смысл и заставляла непрестанно обдумывать вернувшиеся воспоминания.
Все забытое оказалось взаимосвязано. От начала и до конца. Это касалось и ситуации с разрушением статуй, и Люция. В первом случае возникало смелое предположение: то, что искал Лоуз Прауд, и то, что спрятал орден Хранителей, – это сердца богов. Кристаллы света и тени.
Пусть это звучит невероятно, но логично.
В хрониках Северного ордена, которые я читала в крепости, имелись строчки о древнем артефакте, найденном в восьмом месяце 1222 года после раскола. Пусть не имелось доказательств тому, что речь шла о сердцах, но это была последняя запись перед двухлетним пробелом, который возник из-за вырванных страниц.