И я понимала, что его догадки наверняка верны. Раньше я задавалась вопросом, почему никто во всем Дэвлате не знал, что мы с Мораном выбрались с той стороны. Ведь даэвы не оставили бы раскол без присмотра. Но теперь я отыскала ответ: все, кто увидел нас в тот день, были мертвы.
Прошло два года, прежде чем Люций вернулся в мир. Все это время потребовалось ему, чтобы тело обуздало ту тьму, которая накопилась в нем после пребывания в Сером мире.
Майя говорила, что Проклятый Черный Змей может погасить светило. В некой степени те истории были правдивыми, пусть и рисовали в голове более внушительные картины случившегося.
Во время рассказа о шрамах я увидела ненависть Фредерика. Он тщательно скрывал ее, но это чувство все равно вырвалось на поверхность. Эмоция, подобная стихийному бедствию, которая оставляет после себя лишь разрушения и жертвы. Она ярким огнем пылала в его глазах.
По крайней мере, чувства Люция и брата были обоюдны. И прямо сейчас я находилась в центре этого пожара, который за многие годы разросся, охватив весь Дэвлат.
В очередной раз оказавшись в семейном крыле ордена Сорель, я подумала, что ощущения, которые вызвал гнев брата, отдаленно напоминали те, что я испытала в подземелье около Духовного озера много лет назад.
И после недолгого раздумья поняла, что их объединяло: потеря контроля. Эмоции руководили Фредериком, а не разум. И в обоих случаях они показались мне разрушительными.
Проходя по коридору, я уже не в первый раз остановилась у одной из картин. Точнее, это был скорее план города, заключенный в раму. Вид сверху на Аркадиан. За исключением небольшого центра, чьи улицы рисовали правильную девятиконечную звезду, все остальные районы были хаотично разбросаны по острову, занимая все западное побережье.
Каждый раз замирая у полотна, я гадала, почему именно это место стало для Айвен новым домом. Но ответа пока не находила. Оставалось лишь верить, что в скором будущем я лично смогу задать ей этот вопрос.
Расслышав шаги, я вспомнила о своей цели и прошла в гостиную. Фредерик стоял у окна, откуда открывался вид на лес, а вдалеке под лучами сверкала гладь Духовного озера.
Брат обернулся.
– Как прошло утро? – улыбнувшись, спросил он. Одна из коротких прядей его золотых волос была заплетена в косичку с мерцающей серебряной нитью.
– Точно так же, как и вчера, – отозвалась я, подходя ближе.
– Прочла что-то интересное? Будешь вновь засыпать меня вопросами? – шутливо произнес Фредерик, отодвигая стул от стола.
Пальцы, сжимавшие его спинку, будто стали крупнее, в них почти не осталось юношеской изящности, которую я помнила.
Я постоянно отвлекалась, невольно обращая внимание на подобные детали. Стараясь укоренить в памяти новый образ, чтобы свыкнуться с настоящим.
– Не сегодня. Возможно, сегодня мы просто поедим.
Мои слова вызвали у брата улыбку, и он тихо повторил за мной, глядя на свою тарелку:
– Возможно…
Обедая, я наблюдала за даэвами снаружи – окна выходили на тренировочную площадку, что была окружена деревянными столбами, поддерживающими крышу по периметру. Центр, где и велись тренировки, находился под открытым небом. Мечи сверкали под лучами солнца. Сталь была подобна зеркалу. Кажется, в тени крыши я даже разглядела господина Зенона. Старый даэв любил закладывать руки за спину и подолгу стоять, недвижимо наблюдая за сражениями. Мог пройти час, а он все оставался в такой позе. Зато если начинал отчитывать и разбирать ошибки, это могло затянуться на полдня.
– Сара, я несколько дней думал… – нарушил тишину Фредерик, делая глоток вина, прежде чем продолжить. – Помню, когда-то давно ты хотела вернуть себе фамилию своего отца.
– Долорес сказала, что твой отец не потерпит в ордене кого-то с людским прошлым. Поэтому я не могла оставить свое прежнее имя, и отчасти именно поэтому, а еще благодаря стараниям твоей бабушки я стала частью семьи Сорель, – сказала я. В то время я только вступила в орден и горевала по прежней жизни.
– Но теперь я занимаю место главы, – проговорил брат, ставя бокал на стол. – И меня не волнует твое происхождение. Можешь вернуть фамилию отца.
Повисла тишина.
– Мы перестанем быть братом и сестрой… – тихо протянула я спустя почти минуту.
– Записи в родословной не имеют значения. Ведь мы всегда будем знать, кто мы друг для друга. – Фредерик слабо улыбнулся.
– Почему именно теперь ты заговорил об этом?
Див глубоко вдохнул, а его взгляд начал блуждать по комнате.
– Подумал, что сейчас лучшее время для исправления ошибок прошлого.
И разве стоило начинать с такой мелочи?
– Фредерик, ты вспомнил слова ребенка, который скучал по дому. С тех пор у меня появился новый дом, и я не вижу смысла что-либо менять.
– Как скажешь, – миролюбиво отозвался брат, не став спорить.
«Наверное, я сама себя накручиваю», – в тот миг подумала я, проходясь взглядом по гостиной.
Некоторое время мы провели в тишине, пока в голову не пришла очередная мысль:
– Не знаешь… какие в последние годы между Флер и Айвен были отношения? Они все так же враждовали?
– Хм… – неопределенно выдал брат. – Нет. Мне так не показалось. Живя с кем-то бок о бок три года, рано или поздно притерпишься. Вас ведь больше не переселяли.
И то верно… Обычно по истечении первого года давалась возможность обратиться с прошением о смене соседей, и даже если написал его кто-то один, зачастую заново распределяли всех жильцов дома.
Зная о распрях между Ларак и Флер, я еще в начале первого года была уверена в переезде.
Но раз все три года мы оставались соседками, то отношения между дэвами, должно быть, наладились.
– Ты всегда можешь спросить об этом напрямую у Флер, – добавил брат.
Фредерик был прав, но отчего-то мне не хотелось следовать данному совету.
Постепенно разговор вернулся к повседневным вещам. В скором времени я хотела начать тренировки с мечом.
– Я все же считаю, что перед возвращением к тренировкам необходимо пройти осмотр у врачевателей. С принятием ведии. Мы не знаем, что могло случиться с твоим телом за годы без движения. Уже то, что ты выживала без пищи и воды все это время, не поддается здравому смыслу.
– Нет. Ведию пить не буду. Я и так проспала слишком долго, – твердо произнесла я. Фредерик уже не в первый раз говорил о посещении врачевателей. – И я не хочу спорить об этом вновь.
– Хорошо, – помедлив, отозвался он. Брат был недоволен моим отказом.
Осмотр с использованием ведии занимал около суток.
Некоторые даэвы рождались с целительским даром. Они были редки, и их силу ценили. Именно поэтому орден Вечной зелени на юге, в котором состояли семьи, обладающие целительским даром не в одном поколении, всегда занимал особое место среди нашего народа. Регис, врачеватель при Люции, был выходцем из этого ордена.
Они изучали и совершенствовали свою науку столетиями. Без соответствующих знаний врачеватель мог залечить разве что неглубокий порез. Именно даэвы из обители Вечной зелени сотворили ведию – зелье из сока морозии. Оно погружало даэва в транс, насылало видения, заставляя магию внутри его тела постепенно застыть и не противиться силе врачевателя.
После приема зелья сердце начинало биться чаще, ускоряясь с каждой минутой, а достигнув пика, почти останавливалось. И тогда даэва парализовывало. Некоторые теряли сознание, другие слышали и видели все, наблюдая за врачевателем, проводившим осмотр. Действие ведии начинало слабеть спустя несколько часов, пока не сменялось беспробудным сном.
Обычно просыпались спустя несколько часов. Все зависело от возраста воина и внутренней силы.
Без особой надобности эту процедуру не проводили – только после серьезных ранений.
Фредерик хотел было что-то сказать, но тишину гостиной внезапно нарушил звон колокола – низкий звук вибрирующим эхом прокатился по всем комнатам семейного крыла.
Лицо Фредерика сделалось строгим. Он поднялся.
– Я скоро вернусь.
– Не торопись. Я подожду твоего возвращения.
Фредерик кивнул и стремительно пошел прочь. Как только его шаги стихли, я немедленно встала, стараясь двигаться бесшумно, но быстро, рисуя в памяти путь, который в последний раз преодолевала тридцать лет назад.
Миновав несколько комнат и без раздумий скользнув в левое разветвление коридора, я остановилась у высокой деревянной двери, на поверхности которой скрещенные остриями мечи расходились веером.
У двери не имелось замочной скважины. Она отпиралась иначе.
Каждый эфес меча, выступавший на деревянной поверхности, был инкрустирован кристаллом. Требовалось лишь нажать на камни в нужном порядке, чтобы открыть потайной замок. В трофейной никогда не хранилось что-то по-настоящему ценное, поэтому и комната эта тщательно не охранялась.
Подушечки пальцев коснулись прохладной поверхности кристаллов, одного за другим.
Раздалось несколько щелчков, и дверь отворилась. Быстро проскользнув внутрь, я пошла вдоль стеллажей, которыми была заставлена комната. Каждому члену семьи посвящалась своя полка, устланная темно-синим бархатом.
Яркая полоса света от проема открытой двери прорезала пространство, скользя по многочисленным экспонатам, хранящим свою мрачную историю. В воздухе словно витало чужое горе. Мне казалось, будто оно липким слоем оседает на коже. Здесь были сотни вещей, теперь хранивших память о мертвецах. О тех, кто уже давно не ходил по земле Дэвлата.
Самым трагичным в проклятье, которое терзало мир с открытия Первого портала, было то, что не всегда страдали те, кто погряз в пороках. Иногда не везло хорошим людям и тем, кто запутался в собственных эмоциях. Зависть, ярость, жажда мести – сильные чувства захватывали сердца и отравляли их. Порой, чтобы твое тело стало лучшим вместилищем для энергии Серого мира, достаточно было даже мыслей…
На бархатной ткани, прикрепленные к ней толстыми железными иголками, венчавшимися красными кристаллами, хранились многочисленные экспонаты кровавой коллекции: изъеденные ржавчиной часы, потертые кольца из темного серебра, попадались искусные украшения для волос – это означало, что при жизни пострадавшие принадлежали весьма зажиточным семьям. Лежало даже несколько расписанных вееров, которые до сих пор были прекрасны. Иногда, когда на теле ревенанта не оставалось предметов, которые можно было взять в виде трофея, выбирали из его дома то, чем человек дорожил при жизни.