Стоило это услышать, и волнение улеглось. Эмоции вновь превратились в холодную реку.
– Ясно, – сказала я. – Спасибо, что сказал.
Развернувшись, я пошла прочь.
Отойдя от домиков на почтительное расстояние, я внезапно вновь услышала вороний крик. Остановившись, обернулась. Птицы прочно прижились в лагере теневых и уж точно не стали бы меня преследовать. Как бабочки-глашатаи избегали темной силы, так и эти существа сторонились светлых даэвов.
Вернувшись взглядом к тропе, я на мгновение остолбенела. На высохшем трухлявом дереве со срубленными вверху ветвями сидел ворон. Он был почти в два раза крупнее тех, которых я видела недавно. Но не это отличало его от обитающих в лагере птиц – его оперение и даже клюв были белыми, как свежевыпавший снег. Взор существа отличался умом. Похожие глаза я встречала лишь у золотой птицы, той самой, что доставляла письма главной семьи Сорель.
Ворон, склонив голову, вновь каркнул. Так, будто чего-то требовал.
После недолгих размышлений я скользнула рукой в складки мантии, вытаскивая на свет одну из заготовленных печатей. Протянула ее птице.
Ворон некоторое время смотрел на предлагаемый ему клочок бумаги, а в следующий момент, издав последний крик, схватил его и улетел в небо. Совсем скоро силуэт птицы затерялся среди плывущих над территорией академии облаков.
Почти весь второй курс сидел на мостках, наблюдая за сражениями первого. Нынешнее поступление оказалось больше нашего, что было неслыханным событием. Давно в академию не прибывало больше тридцати молодых даэвов за раз. Прошлой осенью удивлялись полному набору, а этой он превысил предыдущий на пять учеников.
Но не только это приковывало внимание – теневая башня приняла к себе семь даэвов с одного ордена. И вовсе не из крупнейшего, хотя орден с Черных скал и сильно разросся за последние пару десятилетий. Тогда же они начали принимать в свои ряды одиночек и отступников – тех, кто родился без ордена, и тех, кто по каким-либо причинам покинул родную обитель.
Главное условие – принять их веру. Стать частью культа мертвых.
Я знала, что подобное поведение вызывало лишь снисходительное недоумение у отца Фредерика. Он считал, что чужаки никогда не будут верны обители так, как те, что родились в ней и выросли. Принятие даже одного даэва извне в свои ряды глава считал сложным решением, которое следует тщательно обдумать, не говоря уже о десятках пришедших.
Вернувшись в Академию Снов, я неожиданно поняла, что вражда между светлой и теневой сторонами пошла на убыль. Особенно это чувствовалось между учениками второго и третьего курсов. Больше никто никого во всеуслышание не обвинял, а порой молодые воины даже делили за трапезой один стол, что раньше считалось бы неслыханным событием.
Факт того, что почти весь год обе стороны травили и обвиняли друг друга, а виновным оказался наставник из светлых, многих отрезвил. Теперь никто не спешил судить сгоряча. Лишь среди новичков отношения были напряженными. И немалую роль в этом сыграли даэвы с Черных скал, которые порой вели себя высокомерно.
Они избегали не только светлых, но и своих, держась обособленно.
– Ты уже полчаса его натираешь. Хочешь поразить врагов светом своего меча? – заметила Сильфа, приблизившись. За прошедшее лето бронзовый оттенок кожи девушки стал темнее, а светлые одежды только подчеркивали это.
– Давно не чистила, – ответила я, посмотрев на нее и откладывая в сторону тряпицу, которой протирала сталь.
После начала обучения я неожиданно для себя поняла, что оказалась в узком кругу даэвов с моего года обучения. В него входили Винсент, Айвен, Флер, Сильфа и Натан Страйд. Со Страйдом у нас были неплохие отношения и на первом году, но не настолько, чтобы обедать за одним столом. Иногда в этот круг вторгались теневые: Рафаиль и Блез. Последнее и вовсе выходило за рамки привычной жизни в Академии Снов. Полагаю, случившееся на охоте в Турисе поспособствовало этому объединению, хотя оно все равно вызывало вопросы.
Я вновь осмотрела Туманный. Сильфа была права – сталь уже сверкала, отражая солнце подобно зеркалу.
Подняв взгляд, я застала момент, когда отблеск от лезвия Туманного ослепил первогодку на тренировочной площадке. Он зажмурился, а через секунду оказался на земле, поваленный своим товарищем. В воздух поднялось облако пыли.
Зефирос засмеялась. Иронично. Заразительно. Несмотря на свою светлую суть, девушка оказалась весьма вспыльчивой и острой на язык, порой даже грубой. После совместной охоты в Турисе дэва больше не скрывала эту сторону своего характера.
– Они как черепахи, – заметила Зефирос, смотря на первокурсников. – Двигаются медленно, а вон тот постоянно падает. Неуклюжий.
Дэва наблюдала за младшими, но особенно тщательно следила за даэвами из своего ордена, и взгляд ее, обращенный на них, становился серьезным и сосредоточенным. Хотя почему-то именно сегодня она сильно нервничала.
Вернувшись в орден Сорель, я заинтересовалась изучением орденов, решив узнать о них как можно больше. Читая древние записи, я обнаружила, что кровь светлых за несколько веков не раз успела перемешаться. Еще столетие назад союзы между орденами одной стороны совсем не были редкостью. Скорее даже являлись закономерностью. И в то время, как и в нынешнее, действовало правило: один из супругов покидал свою обитель, входя в чужой орден.
Но даже те браки заключались лишь между светлыми. Еще во времена ордена Хранителей даэвы следовали завету не создавать союзы между теневыми и светлыми. И в записях не было ни одного упоминания о нарушении этого обычая. Даже связи с людьми не считались настолько ужасным проступком.
Свету и тьме не быть вместе. Как звездам на небе никогда не оказаться на земле.
Порой в некоторых легендах о богине света и Фародее писалось, что они исчезли как раз из-за своей любви, что нарушала законы Дэвлата. В этом мире им было не суждено быть вместе.
Если верить хранившимся в обители трудам, наследование власти каждый орден определял сам. Зачастую титул главы переходил внутри одной семьи. Но существовали и исключения. В ордене Вечной зелени главу избирали советом. Автор записей предполагал, что принцип наследования зависел от истории создания обители. Орден Вечной зелени был основан несколькими родами, внутри которых передавалась способность к врачеванию. Они собрались вместе, чтобы усовершенствовать свое искусство и избавиться от условностей и оков, сдерживающих их в прежних орденах.
В ордене же Сильфы нынешнее место главы занимала ее мать. И было еще неизвестно, кто унаследует ее титул: сын или дочь.
– Ты о них беспокоишься, – проговорила я, не зная, как поддержать беседу. И лишь когда дэва резко обернулась, одарив меня ироничным взглядом, поняла, что совершила ошибку: едва ли не прямо сообщила о том, что ощутила ее эмоции.
Обычно даэвам не приходилось по душе лишнее напоминание об этом. Многие предпочитали либо держать дистанцию, либо попросту игнорировать. Если на что-то не обращаешь внимания, то всегда можно представить, что этого не существует.
Но Зефирос тоже являлась эмпатом, и это все меняло. Ее чувства мгновенно исчезли, оставив на месте себя глухую пустоту. Она закрылась и присела рядом.
– Я постоянно задаюсь вопросом: чего у меня к тебе больше – зависти или сочувствия? Необходимость кого-то касаться, чтобы использовать дар, так раздражает, – призналась дэва. – Наверное, я могла бы стать гораздо могущественнее без этого ограничения.
Взяв тряпицу, которой натирала меч, я перехватила запястье девушки. Продолжая говорить, она невзначай тянула свою руку к моей.
Сильфа улыбнулась.
– Не пытайся меня прочитать, – недовольно предупредила я. – Это плохая привычка.
– Ну уж извини, святая Сара, – шутливо отозвалась она. – Но мне нравится пользоваться своим даром. Стоит лишь изучить эмоции, и можно узнать много интересного.
– Уверена, что не все в восторге от твоей точки зрения.
– Как и от твоих умений, вероятно. – Сильфа беззаботно улыбнулась. – Мы поступаем одинаково, только я изучаю эмоции других намеренно, а ты нет. – Взгляд девушки стал серьезным. – Хотя я все же склоняюсь к тому, что сочувствую тебе. Некоторые чувства лучше не испытывать… И почему эти двое так плохи? – спросила дэва, когда ее взор вновь устремился на воинов из ее обители. Она задумчиво продолжила: – Кажется, я правда слишком поддалась беспокойству и страхам.
– Что-то случилось с Орестом?
Парень не вернулся в Академию Снов. Вторая рука его до сих пор была поглощена тьмой, диву она не подчинялась. Даже даэвы из ордена Вечной зелени не могли помочь.
– Случилось. Тьма в руке отравляет тело. С этим и так тянули слишком долго.
– С чем? – Внутри разлилось напряжение, грудную клетку сжало. На самом деле я догадывалась о том, что услышу в следующую секунду.
– Ему ампутируют руку. Завтра, – низким голосом сообщила Сильфа, не мигая глядя на тренировочную площадку. Она сидела неподвижно, напоминая статую. Спина ее была совершенно прямой, будто в нее вбили кол. – Маленькая ошибка. Стечение обстоятельств. Но поплатился лишь он. Когда Лоуза Прауда поймают, он попадет в темницу, но все равно у него останутся обе руки. Это далеко от справедливости.
– Мне жаль, Сильфа, – лишь смогла сказать я.
Дэва поджала губы:
– Знаешь, никак не могу забыть ту статую из подземелья. Она мне даже снится. Во сне обсидиан светится алым. И постепенно сияние охватывает весь камень, а потом изваяние оживает и лишь волосы продолжают пылать кровавым огнем. Думаю, это из-за слов Ореста, но эти сны меня пугают. – Дэва обернулась ко мне: – Тебе когда-нибудь снятся кошмары?
Вопрос Зефирос застал врасплох. В светло-зеленых глазах не было и намека на улыбку.
– Да, бывает.
Девушка удовлетворенно кивнула, будто ей требовалось подтверждение того, что не ее одну преследует эта напасть.
– Что именно сказал Орест?
Услышанное не давало покоя. Вспомнилось, как безумно кричал юноша в древнем зале, убеждая всех, что его убьют. Должна существовать причина для того ужаса, который горел в его глазах.