{96}. Боги справедливо обиделись, и Аполлон наслал на город чуму, а верный традиции Посейдон напустил на жителей очередное чудовище, пожиравшее жителей.
В конце концов, чтобы избавить город от напасти, Лаомедонту пришлось принести в жертву собственную дочь Гесиону. Девушку приковали к скале, но в это время мимо проплывал Геракл, направлявшийся на черноморское побережье Малой Азии, в страну амазонок, за поясом царицы Ипполиты. Герой готов был сразиться с чудовищем, но потребовал для себя нетрадиционной награды. Он вовсе не хотел жениться на Гесионе и попросил отдать ему замечательных коней, которых Лаомедонт в свое время получил от Зевса в качестве выкупа за своего сына Ганимеда. Лаомедонт пообещал коней, и девушка была спасена. Но, обманув богов, Лаомедонт тем более не побоялся обмануть простого смертного: получив дочь, он отказался отдать Гераклу коней. Герой ушел ни с чем, но зло затаил и через некоторое время вернулся к стенам Трои. Он без особого труда взял город, Лаомедонта убил, на трон посадил его сына Приама, а Гесиону отдал в наложницы своему соратнику Теламону. Так история с неудавшимся жертвоприношением повторилась под стенами Трои.
С окрестностями Трои, точнее, с проливом, на берегу которого она стоит и который древние называли Геллеспонтом, связана история еще одного жертвоприношения. Впрочем, началась она достаточно далеко от этих мест, в Беотии – одном из регионов центральной Греции. Здесь правил царь Афамант, брат печально известного Сизифа. Первой женой царя стала богиня облаков Нефела, от которой он имел сына Фрикса и дочь Геллу. Но потом супруги разошлись, и царь женился на Ино – дочери Кадма, основателя Фив. Она, хотя и приходилась теткой богу Дионису, была простой смертной. Ино возненавидела пасынка и падчерицу и замыслила погубить их, причем весьма сложным образом. Для начала злокозненная фиванка решила добиться принесения Фрикса в жертву Зевсу. Она убедила женщин Беотии тайно от мужей поджарить семенную пшеницу. В стране начался голод, и Афамант послал гонцов за советом к дельфийскому оракулу, но предусмотрительная Ино перехватила гонцов и убедила их сказать, что оракул требует крови Фрикса. Афамант под давлением сограждан был вынужден подчиниться. Впрочем, сначала все как будто обошлось: когда мальчика уже подводили к алтарю, его мать послала на выручку сыну златорунного барана. Баран подхватил Фрикса и его сестру и помчал их по воздуху в далекую Колхиду[119]. На этом история с жертвоприношением благополучно и бескровно завершилась, но злоключения детей не окончились. Пролетая над проливом, отделяющим Малую Азию от Европы, Гелла упала в воду и утонула, тем самым дав ему имя Геллеспонт[120] – «море Геллы». Впрочем, некоторые мифографы утверждают, что ее спас Посейдон. А Фрикс благополучно прилетел в Колхиду и женился на дочери местного царя Эета. В результате пострадал только несчастный баран: вместо того чтобы отблагодарить животное, жители Колхиды принесли его в жертву Зевсу.
Отец детей, Афамант, тоже едва не окончил жизнь на жертвеннике. После долгих скитаний и злоключений он оказался в Ахее[121], и, когда местные жители по повелению оракула затеяли, как пишет Геродот, «очищение своей страны», они решили заколоть бывшего царя Беотии в качестве искупительной жертвы. На счастье Афаманта, как раз в это время в Ахее оказался его внук – сын Фрикса Китиссор. Он не стал поминать былые обиды своего отца и спас злополучного деда. Но, видимо, греческие боги не всегда спокойно относились к тому, что у них отнимают предназначенные им жертвы. На этот раз боги обиделись, и их гнев пал на потомков Китиссора. Отныне всем старшим в роду было воспрещено вступать в пританей – так греки называли здание суда и государственного совета. А тех, которые все же имели несчастье каким-то образом в нем оказаться, приносили в жертву в святилище Зевса Лафистия (на горе Лафистион). Не вполне понятно, что же так влекло бедных потомков Китиссора в злополучный пританей, но, судя по сообщению Геродота, они постоянно в него попадали, после чего подлежали казни. Историк пишет: «…много осужденных в жертву богу в страхе убегали на чужбину. Если они через некоторое время возвращались и были пойманы, то их вводили в пританей как бы в торжественной процессии и, покрыв с ног до головы венками, приносили в жертву»{97}.
Одним из самых знаменитых жертвоприношений стало заклание Ифигении перед отплытием ахейцев под стены Трои. Оно замечательно прежде всего тем, что в последний момент Артемида, которой предназначалась жертва, спасла девушку, заменив ее ланью. Эта история наметила грядущую гуманизацию греческих культов. Если же рассматривать ее в мировом масштабе, то она перекликается с аналогичным событием, ставшим краеугольным камнем трех великих религий, – жертвоприношением Авраама (в процессе которого, как известно, Бог заменил Исаака овном). Кроме того, именно жертвоприношение Ифигении во многом определило ход грядущих событий античной мифологии (или истории?). Не будь его, ахейские корабли не доплыли бы до Трои, не началась бы знаменитая война, не было бы ссоры Ахилла с Агамемноном, легшей в основу «Илиады», не скитался бы по морям Одиссей, а настойчивые женихи не осаждали бы верную Пенелопу. Не будь его, не прогремело бы на весь мир убийство Клитемнестрой своего мужа Агамемнона, богини мщения эвмениды не преследовали бы его сына Ореста, и мир не узнал бы великих трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Эней не бежал бы из горящего Илиона и не основал бы в Италии колонию, ставшую праматерью Рима… Короче, жертвоприношение Ифигении стоит того, чтобы познакомиться с ним поближе.
После долгих сборов ахейцы наконец вывели свои корабли из гавани города Авлида, но их поход на Трою не продлился слишком долго. Сначала греки по ошибке вместо «высокотвердынной Трои» разгромили владения своего союзника Телефа в Мизии[122]. А когда путаница разъяснилась и устыженные ахейцы, принеся извинения, вновь сели на свои «чернобокие суда», разразилась буря, которая пригнала неудачливых вояк обратно в авлидскую гавань. Здесь выяснилось, что дороги на Трою не знает никто, кроме того самого Телефа, с которым только что вышла такая неприятная история. А когда ахейцы всеми правдами и неправдами уговорили Телефа участвовать в походе, случилась очередная заминка: не стало попутного ветра. Обратились к прорицателю Калханту, и тот объявил, что ветер отменила богиня Артемида. По одной версии, она разгневалась на предводителя войска Агамемнона за то, что он убил ее священную лань, по другой – за то, что он, подстрелив оленя, похвастался, что даже сама Артемида не сделала бы это так ловко. Кроме того, выяснилось, что давным-давно дед Ифигении Атрей дал обет принести в жертву Артемиде лучшую овцу, которая родится в его стадах. Но случилось непредвиденное: у одной из овец родился золотой ягненок. Отдавать такого замечательного ягненка Атрею было жалко, и он задушил его и спрятал в ларец. Богиня мстить не стала, но обиду затаила. И теперь она устами Калханта возгласила, что ветра не будет, пока греки не принесут ей в жертву дочь Агамемнона Ифигению.
Ифигения со своей матерью Клитемнестрой, сестрами и маленьким братом Орестом в это время мирно жила в Микенах. Для того чтобы заманить дочь в Авлиду, Агамемнону пришлось пойти на хитрость. Он отправил в Микены гонца, который сообщил, что отец просватал Ифигению за Ахилла и ей надлежит явиться в стан ахейцев, чтобы вступить в блестящий брак с сыном любимца богов Пелея и богини Фетиды. Клитемнестра с Ифигенией немедленно прибыли в Авлиду. Одним из первых, кого они здесь встретили, оказался Ахилл. Клитемнестра заговорила с ним как с будущим зятем и, к своему удивлению, выяснила, что Пелид[123] вовсе не собирается ни на ком жениться. К чести героя, он не знал, что Агамемнон воспользовался его именем, чтобы заманить девушку на жертвенник. Возмущенный Ахилл объявил, что не допустит убийства, невольной причиной которого является он сам. Категорически воспротивилась и мать девушки. Еврипид в трагедии «Ифигения в Авлиде» влагает в уста Клитемнестры яростное обличение человеческих жертвоприношений:
«Я жрец, – ты говоришь, – а не палач».
Жрец, а какой, скажи, Атрид[124], молитвой
Благословенье призывать на нож
Ты думаешь, подъятый на ребенка,
На плоть и кровь свою, Агамемнон?
А я? могла бы я с тобой молиться?
С убийцею и за убийцу – нет!
И если б бог, малютку пожирая,
От матери еще молитвы ждал,
Он был бы глуп… Но дальше, царь, вернувшись
Домой, ужель ты б мог ласкать детей?
О, ты бы не решился! Да ребенок
Не захотел бы ни один глядеть
На этого жреца их детской крови…
Впрочем, Ифигении не нужны были заступники – узнав, как обстоит дело, она решила исполнить волю богини:
За родину, за всю Элладу тело
Я предаю на жертву, и никто
Меня к тому не вынуждал, – веди же
К богине дочь, коли богиня ждет.
И дай вам бог счастливую удачу,
Оружие украсить и домой
С победою вернуться из-под Трои.
А до меня ахеец ни один
Пусть не касается: я горло молча
Подставлю вам; я – сердцем не ягненок.
Еврипид подробно описывает подготовку к жертвоприношению:
И вот Калхант-провидец вынул нож,
Что лезвие таил в суровой коже,
И в россыпь круп его он погрузил
Средь золотой корзины, а царевне
Венком чело увил. Меж тем Пелид,
Вкруг алтаря кружась, его водою