— Где Чёрная Башня?
Марена криво усмехнулась, обнажив почерневшие от времени зубы. Её пальцы, похожие на корни старого дерева, сжали край стола, оставляя вмятины в древесине.
— Там, где стоял твой родовой замок, волчонок. Голос её стал глубже, обретая странные обертоны, будто говорили сразу несколько существ. — Князь воздвиг её на костях твоих предков, утопив в крови нашу память.
Святослав побледнел, как полотно. Его пальцы судорожно сжали рукоять меча, но в его глазах читалось нечто большее, чем страх — узнавание. Он знал эту историю. Но не всю.
— Но это же… святотатство…
— Сердце княжества, — закончил я за него, чувствуя, как осколки давно забытых воспоминаний складываются в цельную картину. Вспышки образов: высокие, неприступные стены, холодные каменные коридоры, детский страх, затаившийся в тёмных углах. — Прямо под княжеским теремом.
Велена уже стояла у двери, её верный нож зловеще поблёскивал в сгущающейся темноте. В её позе не было страха — лишь холодная решимость хищницы, почуявшей добычу.
— Значит, мы идём туда?
Я решительно натянул обруч на запястье. Серебро, словно живое, впилось в кожу, становясь частью меня, моей плотью, моей сутью. Боль пронзила руку, но тут же сменилась странным успокоением — будто что-то давно потерянное наконец встало на своё место.
— Нет, — твёрдо сказал я, чувствуя, как зверь внутри меня натягивается, словно тетива лука, готовый сорваться. Голос мой изменился, обретя низкие, рычащие ноты. — Мы возвращаемся домой.
За окном раздался вой — не один, а множество голосов, сливающихся в жутковатую симфонию. Не просто волки. Стая. Моя кровь. Моя семья.
Лес встретил нас могильным молчанием.
Не тем умиротворяющим безмолвием, что предвещает рассвет, а гнетущей, зловещей тишиной, словно сама природа затаила дыхание в предчувствии неминуемой бури. Воздух стоял неподвижный, густой, будто пропитанный свинцовой тяжестью. Даже ветер, казалось, боялся потревожить листву, и лишь редкие капли дождя, пробиваясь сквозь непроницаемый полог ветвей, падали на прелую землю с приглушенным шлепком, словно неслышные шаги неведомых существ.
Мы шли втроем — я, Велена и Святослав.
Но теперь за нами, сливаясь с клубящимися тенями, крались они.
Волки.
Не обычные лесные звери, а те, чьи глаза мерцали в непроглядной тьме, словно раскаленные угли. Их силуэты казались непомерно большими, неестественно вытянутыми, будто сама тьма принимала форму, чтобы идти за нами. Чудовищно иные, но до боли знакомые - будто смутные воспоминания из детских кошмаров теперь обрели плоть и кровь.
Глава 13 Дорога домой
Они не приближались, не оглашали чащу рыком. Просто шли следом - бесшумные, неотступные, словно призрачные тени былых клятв. Их лапы не оставляли следов на сырой земле, а дыхание не поднимало пар в холодном ночном воздухе. Как эхо давно забытых, окровавленных обетов, что наконец дождались своего часа.
Святослав нервно обернулся, его побелевшие пальцы судорожно сжали окованную рукоять меча. В его глазах читался животный страх - тот самый первобытный ужас, что живет в каждом человеке при виде настоящей, не прирученной дикости.
— Они… они идут с нами? — его голос дрогнул, став чужим, почти детским.
Я промолчал. Слова были излишни.
Сквозь кожу я чувствовал их взгляды - десятки, сотни горящих точек во тьме. Чувствовал, как древняя кровь в моих жилах отзывается на их беззвучный зов. Руны на запястье пульсировали в такт этому немому диалогу.
Они шли за мной.
Потому что теперь я знал, кто я есть.
Дорога к княжеским землям вилась сквозь непролазные дебри, где вековые деревья сплетались ветвями в плотный свод, не пропускающий ни лунного света, ни надежды. Эти леса дышали — тяжело, мерно, как спящий зверь, и каждый выдох окутывал нас запахом прелой листвы и древней, запекшейся крови.
Но теперь эти угрюмые чащи казались… до боли знакомыми. Каждый корень, будто нарочно вывернутый из земли, чтобы преградить путь чужакам, но — пропустить своего. Каждый замшелый камень, хранящий в порах память о тысячах босых лап, прошедших здесь до меня. Каждый причудливый изгиб заброшенной тропы, что вилась не как дорога людей, а как звериная тропа — будто я ступал здесь несчётное количество раз. В другой жизни. В другом обличье.
— Это твои воспоминания? — тихо спросила Велена, заметив, как я невольно замедлил шаг у древнего дуба.
Дерево стояло, словно страж на перепутье миров. Его переплетённые корни зловеще напоминали звериную морду — оскаленную, застывшую в немом рыке. На коре, почерневшей от времени, угадывались следы когтей — не медвежьих, не волчьих, а таких, что оставляют только те, кто умеет ходить на двух ногах, но помнит четыре.
— Нет, — прошептал я, ощущая под пальцами шершавую, потрескавшуюся кору.
Коснувшись её, я увидел:
— Их.
Перед внутренним взором вспыхнули обрывки давно минувших видений:
Свирепые воины в звериных шкурах, чьи тела покрывали не татуировки, а шрамы-руны, выжженные собственной кровью. Зловещие отблески факелов, пляшущие в кромешной ночи, освещающие не лица, а морды — на миг человеческие, на миг звериные. Древние, кровавые клятвы, скреплённые нечестивой жертвой — не ягнёнком, не петухом, а ребёнком, добровольно отдавшим свою плоть и кровь ради вечного союза.
Это был не просто лес.
Это было место силы.
Где земля помнила каждый пролитый глоток крови. Где корни деревьев сплетались с костями павших. Где даже воздух был пропитан древней магией, что старше княжеств, старше богов, старше самой памяти.
И теперь оно пробуждалось от вековой спячки.
Первые робкие лучи восходящего солнца застали нас на самой опушке, откуда открывался захватывающий вид на раскинувшиеся княжеские земли. Внизу, за бескрайними полями и потемневшими перелесками, неприступно высились массивные стены города, а над ними – величественный княжеский терем, надежно окруженный частоколом из заостренных, словно копья, бревен.
И там, в самом его зловещем сердце…
Чёрная Башня.
Она возвышалась особняком, словно прокаженная среди княжеских теремов и храмов. Эта башня не просто стояла в отдалении - её боялись. Даже воздух вокруг неё был иным - густым, тяжёлым, пропитанным запахом окислившейся крови и чего-то древнего, что человеческий язык не мог назвать.
Непомерно высокая, зловеще узкая, она впивалась в небо, как ржавый гвоздь в гниющую плоть. Сложенная из тёмного, словно пропитанного кровью камня, её стены даже в полуденном свете сохраняли мрачный, почти чёрный оттенок. Ни дожди, ни ветра не могли смыть с них вечную сажу, будто каждый камень был опалён адским пламенем.
Её зловещую верхушку неизменно скрывали тучи - не обычные облака, а плотные, неестественно тёмные, словно само небо отворачивалось, не желая видеть, какие чудовищные тайны она хранит в своих недрах.
— Как мы туда проберёмся? — прошептал Святослав.
Я увидел, как на его осунувшемся лице застыла тень неподдельного ужаса. Но в глазах, словно угольки в пепле, ещё теплилась решимость - последний оплот человеческого мужества перед лицом нечеловеческого ужаса.
Я медленно разжал пальцы.
В ладони лежал серебряный обруч — некогда подаренный Мареной. Теперь он казался горячим, словно живой, а выгравированные на нём древние руны пульсировали зловещим, багровым светом, будто в такт ударам сердца того, что было заточено в башне.
— Через главные ворота, — ответил я, и голос мой звучал странно — будто говорили двое: я и кто-то ещё, чей голос дребезжал у меня в костях.
— Что? — Велена резко обернулась ко мне, её глаза расширились от непонимания.
Я усмехнулся. Не той улыбкой, что сулит мир и покой, а той, что предвещает неотвратимую бурю и неминуемое возмездие. В уголках губ застыл оскал, слишком широкий для человеческого лица, обнаживший клыки, которых раньше не было.
— Князь ждет меня.
Слова прозвучали как приговор, низким, дребезжащим голосом, в котором смешались мои ноты и рычание чего-то древнего, проснувшегося в глубине души.
Город встретил нас настороженной, гнетущей тишиной.
Там, где обычно кипела жизнь — крики торговцев, смех детей, звон кузнечных молотов — теперь царила мертвая тишь. Плотно закрытые ставни. Пустые рынки. Только редкие тени мелькали в переулках, спеша укрыться.
Раньше, когда я приходил сюда, меня неизменно встречали насмешками, оскорблениями и презрительными взглядами.
Теперь же люди спешно отводили глаза, прижимали перепуганных детей к груди, украдкой перешептывались за спиной, с ужасом указывая на меня дрожащими пальцами.
Они чувствовали.
Не просто страх.
Узнавание.
То самое, что жило в их крови, передаваясь из поколения в поколение вместе с полузабытыми сказками о временах, когда в этих землях правили не князья, а те, кто ходил на двух ногах, но мыслил как стая.
Княжеская стража у ворот замерла, словно громом пораженная, увидев меня.
Их доспехи, еще утром сверкавшие на солнце, теперь казались жалкими, ненужными — словно детские игрушки перед лицом настоящей угрозы. Копья дрогнули, но не поднялись в знак угрозы.
— П-пропустить? — неуверенно пробормотал один из оцепеневших стражников.
Его голос сорвался на полуфразе, когда я встретился с ним взглядом.
Я не удостоил его ответом. Прошел мимо, не удостоив их даже мимолетным взглядом.
За спиной раздался глухой стук — кто-то из стражников уронил меч.
Они не посмели остановить меня.
Князь восседал на своем троне, но величие его было показным - как позолота, скрывающая прогнившую древесину. Окруженный сонмом нахмуренных бояр, он напоминал стаю шакалов, готовых в любой момент разбежаться. Его лицо, обычно такое самодовольное и уверенное, сейчас было напряженным и осунувшимся, будто он из последних сил пытался сохранить видимость спокойствия перед лицом надвигающейся катастрофы.
Когда я вошел, просторный зал мгновенно замер в тягостном молчании.