Самоуверенность.
Нетерпение.
Жажда зрелища.
Когда он замахнулся для решающего, третьего удара, я рванул вперёд, как стрела, выпущенная из тугой тетивы.
Локоть – точно в кадык.
Колено – со всей силы в пах.
Ребро ладони – по гортани.
Хруст.
Его задушенный вопль разорвал воздух. Он захрипел, глаза полезли на лоб, а из разбитого носа хлынула алая фонтана, заливая рот, подбородок, грудь.
Толпа замерла, словно поражённая громом.
Тишина.
Потом — взрыв.
— Он… он побил Добрынича?!
— Да он даже не бил по-настоящему! Это же читерство!
Но я уже не слушал.
В глазах князя, сидевшего на возвышении, мелькнул холодный интерес.
А в тени ворот, едва заметная, стояла девушка с мечом.
Велена.
Её губы шевельнулись, и я уловил шёпот, который не должен был услышать:
— Интересно…
Я стоял над поверженным врагом, дрожа от ярости и адреналина.
Впервые за этот проклятый день…
Я почувствовал себя живым.
Тишину разорвал новый вызов, прозвучавший как удар топора по льду.
— Не думал, что Ольховичи ещё умеют драться! — голос, грубый как наждак, прокатился по площади, заставляя толпу замерть на мгновение.
Из первого ряда зрителей вышел настоящий зверь в человечьей шкуре. Не изнеженный боярский щенок — а воин, выкованный в настоящих битвах. Его плечи напоминали дубовые коряги, руки — переплетённые корни векового дерева. Каждый шрам на его лице рассказывал свою кровавую историю.
Он сбросил потрёпанный плащ, обнажив торс, покрытый синеватыми татуировками старых дружин. За поясом — два кривых ножа, их лезвия тускло блестели, словно лизанные языками пламени.
— Лука, — бросил он, вращая плечами с хрустом разминаемых суставов. — Бывший дружинник княжеской дружины. Посмотрим, на что способен последний Ольхович.
Толпа взорвалась гулом, как растревоженный улей. В воздухе повис резкий запах:
Кислый пот страха
Медная кровь
Дым от факелов
Лука плюнул под ноги, слюна смешалась с грязью. Его глаза — две узкие щели — буравили меня взглядом, выискивая слабости.
— Ну что, щенок? — оскалился он, обнажая три золотых зуба среди почерневших. — Покажи, чему тебя учил твой папашка перед тем, как сдох в канаве!
Толпа ахнула. Даже князь приподнял бровь.
Но я уже видел его игру.
Правая нога чуть коротит — старая рана
Левый кулак сжат туже — значит бьёт им реже, но сильнее
Глаза бегают — ищет слабину.
Я сбросил остатки рубахи, обнажив жилистое тело, покрытое свежими и старыми шрамами.
— Ольховичи, — прохрипел я, — никогда не умирают первыми.
Лука зарычал, как медведь, и рванул вперёд, поднимая тучи пыли.
Неожиданный рывок – и его кулак, тяжёлый, как кузнечный молот, врезался мне в живот. Воздух вырвался из лёгких со свистом, я согнулся пополам, но устоял, впившись пальцами в его запястье.
Второй удар прилетел в челюсть.
Мир взорвался белым светом. Звон в ушах. Кровь на языке. Но я не упал – лишь отшатнулся, чувствуя, как земля плывёт под ногами.
— Ну же, щенок! Где твоя ярость? – Лука оскалился, брызгая слюной. Его лицо, искажённое звериной усмешкой, плыло перед глазами.
Я сплюнул кровь, алую, густую, и почувствовал, как адреналин закипает в жилах, сжигая боль, превращая страх в ярость.
Ответил ударом.
Прямо в солнечное сплетение.
Лука крякнул, его тело дёрнулось, но не отступил. Вместо этого вцепился мне в шею, пальцы, как стальные клещи, впились в горло. Воздух перекрыло. В глазах поплыли тени, серые, как предсмертный туман.
Но я не сдался.
Рванулся вперёд, лбом – в переносицу.
Хруст.
Тёплая кровь брызнула мне в лицо. Лука завыл, отпустив хватку, и в этот миг я не дал опомниться – коленом в живот, локтем в спину, когда он согнулся.
Он рухнул на колени, захлёбываясь кровью, плюясь алой пеной.
Толпа взорвалась рёвом.
— Ольхович! Ольхович!
Я стоял над ним, дрожащий, окровавленный, но непобеждённый. Ноги подкашивались, рёбра горели, в горле стоял вкус железа. Победа в этот раз далась тяжело. Слишком тяжело.
Но я выстоял.
Князь приподнялся с места, его глаза сверкали, как лезвия в лунном свете.
А Велена уже шла ко мне, её шаги бесшумно скользили по окровавленной земле. В руках она несла не просто оружие - а судьбу. Стальной клинок отбрасывал блики на её строгое лицо, а кольчуга, старая, но добротно склёпанная, звенела тихим перезвоном.
- Теперь ты воин, - её голос был тише шелеста осенних листьев, но каждое слово врезалось в сознание, как клинок в плоть. - Но помни - это лишь первый шаг.
Её пальцы, холодные как зимний ветер, коснулись моей ладони, передавая меч. Сталь встретилась с кожей - и мир перевернулся.
Я взял меч.
Он лёг в руку, как будто всегда был там. Его вес, баланс, даже запах масла и металла - всё было до боли знакомым, будто я держал его всю жизнь. Рукоять, обмотанная потёртой кожей, идеально легла в ладонь, словно была выточена специально для меня.
Толпа вдруг расступилась, как подкошенная.
Тишина.
Даже князь замер, его пальцы сжали подлокотники трона.
Из прохода вышел не воин.
Худой, как тень. В плаще из вороньих перьев, что шелестели при каждом шаге, будто шептали проклятия. Лицо — бледное, почти прозрачное, с глазами, в которых мерцал холодный, нечеловеческий свет.
— Ярослав, — представился он, и его голос звучал, как скрип старых деревьев. — Волхв Северных Земель.
Толпа зашептала, некоторые отшатнулись, крестясь.
Я стиснул меч, но рука дрогнула.
Что-то было не так.
Воздух вокруг него дрожал.
— Ты хорошо дерешься, Ольхович, — сказал он, не открывая рта. Слова звучали прямо в голове, ледяными иглами впиваясь в сознание. — Но что ты знаешь о настоящей силе?
Он поднял руку.
И мир изменился.
Тьма сгустилась вокруг его пальцев, закручиваясь в вихрь, живой, ненасытный. Камни под ногами зашевелились, превращаясь в скорпионов, их хвосты с шипами поднялись, готовые к удару.
Магия.
Настоящая.
Не сказки.
Не выдумки.
Передо мной стояла сама смерть.
Я отпрянул, сердце бешено колотилось, кровь стыла в жилах.
Это невозможно.
Этого не бывает.
Но скорпионы ползли ко мне, их клешни щелкали, хвосты изгибались.
Я взмахнул мечом, но лезвие прошло сквозь них, как сквозь дым.
Смех волхва раздался в голове, резкий, как воронье карканье.
— Сталь бесполезна против тьмы, мальчик.
Я вдохнул, чувствуя, как страх сменяется яростью.
Нет.
Я не сдамся.
Не здесь.
Не так.
Я шагнул вперед, сквозь иллюзию, сквозь боль, сквозь страх.
Но как победить магию?
Но прежде чем я успел сделать следующий шаг, раздался удар.
Глухой, тяжелый.
Топор княжеского дружинника вонзился в землю между нами, рассекая воздух и магию одним движением.
— ХВАТИТ!
Голос прокатился над площадью, громовой, непререкаемый.
Все замерли.
Князь поднялся с трона.
Его фигура, могучая, в медвежьей шкуре, бросила тень на нас обоих. Лицо — жесткое, как высеченное из гранита, — не выражало ни страха, ни гнева. Только холодную решимость.
— Ты перешел черту, Ярослав, — сказал он, и каждое слово падало, как камень. — Магия запрещена на моих землях. Ты знаешь это.
Волхв медленно опустил руку. Тьма рассеялась, скорпионы рассыпались в пыль.
— Я лишь хотел проверить его, князь, — ответил он, но теперь его голос звучал обычно, без того леденящего шепота в голове.
— Проверка окончена, — князь не моргнул. — Ты нарушил закон. Уходи. Пока я не передумал.
Тишина.
Даже ветер замер.
Ярослав склонил голову, но в его глазах что-то тлело.
— Как пожелаешь.
Он развернулся, его плащ взметнулся, как крылья ворона, и через мгновение его не стало. Будто и не было.
Толпа вздохнула, зашепталась.
Князь повернулся ко мне, его взгляд впился в меня, взвешивая, оценивая.
— Мирослав Ольхович, — произнес он, и теперь его голос звучал громче, обращаясь ко всем. — Ты доказал свою силу. Но помни — в моих землях закон выше магии. И выше гордости.
Он кивнул, и два дружинника шагнули ко мне.
— Отведите его к лекарям. Это не просьба. Это приказ.
Я опустил меч, пламя погасло, оставив лишь дымящийся клинок.
Бой окончен.
Но игра — только начиналась.
А где-то в тени, Велена наблюдала, и в ее глазах горело что-то, что я не мог прочитать.
Меня провели не в княжеские покои, а в низкую приземистую избу за площадью. Запах сушеных трав и гниющей плоти ударил в нос, когда дружинники распахнули дверь.
“Лекарня.” — понял я.
Глиняные стены, закопченные дымом. На полках - стеклянные пузырьки с мутными жидкостями. В углу шипел медный котелок, из которого торчала чья-то кость.
— На стол его, живо!
Из тени вышла карга с лицом, напоминающим печеное яблоко. Ее руки - жилистые, в коричневых пятнах - схватили меня за подбородок с силой, от которой хрустнули позвонки.
— Ха! Дрянь боярская, а живучая, - она плюнула прямо в рану, затем втерла пальцами густую мазь, пахнущую скипидаром и смертью.
Боль скрутила животом. Я впился зубами в ремень, который сунул мне один из стражников, чтобы не закричать.
— Твой батька так же орал, - старуха ковыряла в ране заржавленным пинцетом. — Перед тем, как князь...
Дверь с треском распахнулась.
В проеме стояла Велена, но теперь вместо оружия держала сверток из грубой холстины.
— Довольно, Марена. Князь требует его.
Старая зашипела, но отошла, вытирая руки о грязный фартук.
Велена развернула сверток, в котором лежали рубаха с грубой вышивкой на плечах, простые, но крепкие порты из дубленой кожи, новые обмотки для ног.
— Одевайся. Ты нужен князю.
— Для чего? — я с трудом поднялся, чувствуя, как свежие швы натягиваются на животе.
Ее глаза сверкнули: