И тогда...
Мы увидели Его.
Оно возвышалось над лесом, как оживший древний холм, покрытое потрескавшейся корой и лишайниками, будто веками спало под землей, пока его не разбудили. Каждый шаг исполина заставлял землю стонать, а его ветви-руки, длинные и узловатые, волочились по земле, оставляя за собой черные, дымящиеся борозды – будто сама почва гнила от его прикосновения.
Лица не было.
Только впадина, глубокая, как пещера, из которой сочился тусклый зеленый свет, похожий на болотные огоньки над трясиной. Он пульсировал, будто это было сердце – гниющее, больное, но живое.
— Боже…
Чей-то голос сорвался в шепот за моей спиной.
Седой перекрестился старым знаком – не крестом, а движением, которому учили еще до крещения Руси. Его губы шептали что-то, древнее, забытое, страшное.
— Страж Порога…
Святослав обернулся к дружине. Его голос гремел, как набат, без тени страха:
— Щиты! Копья!
Но я чувствовал – обычное оружие бессильно против этого кошмара.
"Лютоволк" в моей руке вспыхнул ослепительным синим пламенем, словно звезда, разорвавшаяся в ладони. Свет был настолько ярок, что даже я, привыкший к его мерцанию, на миг зажмурился.
— Стая!
Мой клич разнесся над полем, и пятеро воинов шагнули вперед. Их глаза уже светились тем же звериным огнем – желтым, немигающим, голодным. Они выстроились полукругом, ощетинившись клинками, на которых тоже заплясало синее пламя.
Я сделал шаг навстречу чудовищу, чувствуя, как дикий зверь внутри меня рвется на свободу.
— Сегодня мы узнаем, кто сильнее, — прошептал я одними губами. — Древние стражи…
Костяные пластины прорвались сквозь кожу, острые когти вылезли на пальцах, густая шерсть покрыла тело. Превращение было болезненным, но неизбежным.
— …или новые хозяева тьмы.
И когда Страж Порога издал оглушительный рев, сотрясший сами основы мироздания, мой ответный волчий вой слился с яростными криками дружины, с лязгом обнаженных мечей, с ревом пробуждающегося леса.
Земля стонала под поступью титана, трескаясь и проваливаясь под его чудовищной тяжестью. Каждый его шаг отдавался гулким эхом в самом сердце мира, будто сама природа скорбела о его пробуждении. Воздух дрожал от низкого рокота, исходящего из его груди, а деревья вокруг клонились к земле, словно в поклоне перед древним ужасом. Его тело, сплетённое из вековых стволов и перевитое жилами корней, скрипело и стонало при каждом движении, а в пустотах между древесной броней мерцал тусклый зелёный свет — словно тлеющая ярость леса, заключённая в этом исполине.
Я стоял во главе пятерых Ольховичей, ощущая, как их звериная ярость сплетается с моей собственной, образуя единую стальную волю. Их дыхание, горячее и прерывистое, сливалось в общий ритм — мы были пятеро, но действовали как один. "Лютоволк" в моей руке, словно осколок упавшей звезды, пылал ослепительным синим пламенем. Его клинок, выкованный из павшего метеора, оставлял в воздухе светящиеся шлейфы, а древние руны на лезвии гудели в унисон с биением моего сердца.
— Кругом! — рявкнул я, и мы, словно тени, скользнули в разные стороны, заключая исполина в смертельное кольцо.
Ольховичи двигались стремительно и беззвучно, их когтистые лапы едва касались земли, а глаза, горящие жёлтым огнём, неотрывно следили за врагом. Они знали — один неверный шаг, и гигант раздавит нас, как сухие ветви. Но мы не дадим ему шанса.
Страж Порога замер, его исполинское тело, сплетённое из вековых стволов и черных, как смоль, корней, на мгновение окаменело. Его ветви-руки взметнулись в воздух, извиваясь, словно слепые щупальца, ищущие опору в пустоте. Древесина скрипела и стонала, будто не желая подчиняться воле хозяина, но древняя магия, скреплявшая это чудовище, была сильнее.
Из самой его сердцевины, из той черной пустоты, где когда-то билось сердце леса, вырвался звук — не рев, не вой, а скорбный скрип вековых деревьев, терзаемых бурей. Он пронзил воздух, заставив содрогнуться даже самых стойких. Казалось, сам лес оплакивал то, во что превратился его страж.
Седой, словно дикий зверь, сорвавшийся с цепи, первым бросился в атаку. Его серый мех сливался с клубящимся туманом, а волчья тень мелькнула в багровом свете зари, будто кровавое предзнаменование. Когти, острые как лезвия, готовы были вонзиться в древесную плоть, разорвать ее, добраться до слабого места…
Но прежде чем он достиг цели, чудовищная ветвь обрушилась на него с такой силой, что воздух захлопнулся, как удар грома. Удар пришелся в бок, и Седой взвыл от боли, отшвырнутый в сторону, как жалкая щепка. Он кувыркнулся по земле, оставляя за собой борозду в рыхлой почве, и на мгновение замер, сбитый с ног.
— Огонь! — прокричал Святослав, его голос, хриплый от напряжения, разрезал хават битвы.
И ответ не заставил себя ждать.
Десятки стрел, ощетинившихся пламенем, взмыли в небо, оставляя за собой дымные шлейфы. Они вонзились в древесную броню Стража, и на мгновение казалось, что победа близка — огонь лизал кору, разгораясь яркими языками.
Но гигант лишь вздрогнул, словно от укуса комара. Его кора, пропитанная древней магией, не горела, а лишь тлела, сопротивляясь пламени. Огонь, не найдя пищи, гас, оставляя после себя лишь черные подпалины.
И вдруг, словно удар молнии, меня пронзило осознание.
Понимание.
— Он не горит! — завопил я, заглушая стоны леса. — Он – часть леса! Плоть от плоти!
Страж Порога повернул ко мне свое "лицо", и в этот миг я прыгнул, ведомый отчаянием и внезапным прозрением. "Лютоволк" взвыл в моей руке, рассекая воздух, словно клинок самой судьбы.
Удар пришелся в самое сердце зеленого свечения, в саму душу древесного исполина.
И мир взорвался калейдоскопом видений.
Я увидел:
Бескрайние девственные леса, не знавшие топора.
Каменные круги, где танцевали тени давно ушедших эпох.
Древний народ, заключивший священный договор с силами, старше времени.
И правду.
Страж не был врагом.
Он был сторожем.
Я рухнул на колени, чувствуя, как пелена видений рассеивается, оставляя меня наедине с реальностью. Чудовище замерло, словно окаменевшее, все движения прекратились.
Святослав, задыхаясь, подбежал ко мне.
— Что случилось? Что ты увидел?
Я поднялся, глядя на неподвижного гиганта, и горечь пропитала мой голос.
— Мы воевали не с тем врагом…
Из глубины леса донесся новый звук – тысячи шепотов, сплетающихся в единый, зловещий голос, словно сама тьма заговорила.
И тогда Страж Порога развернулся – но не к нам.
К лесу.
К тому, что выползало из его недр.
К настоящей тьме.
Глава 26. Истинный враг
Кровавый рассвет разорвал небо, словно рана от божественного кинжала. Алые полосы зари смешались с чернильной тьмой, превратив небеса в пульсирующую рану. Воздух загустел, наполнившись запахом гниющей листвы и медной горечью древней крови.
Из лесной чащи выползала тьма — не просто отсутствие света, а живая, дышащая субстанция. Она стелилась по земле черными щупальцами, обволакивая стволы деревьев, превращая их в скрюченные силуэты. Казалось, сам лес корчился в агонии, когда тьма поглощала его, ветвь за ветвью, оставляя после себя лишь пустоту.
Страж Порога издал звук, от которого кровь застыла в жилах. Это был не просто рев — а голос самой земли, хриплый, древний, помнящий времена, когда люди еще не смели поднять глаза к небу. Его костяные пальцы впились в почву, и земля ответила дрожью.
"Лютоволк" в моей руке внезапно погас. Лезвие, еще мгновение назад пылавшее синим огнем, стало холодным и мертвым.
— Что за чертовщина... — начал Святослав, но его слова утонули в оглушительном грохоте.
Тьма сгущалась, принимая кошмарные формы. Сначала — лишь бесформенная масса, колышущаяся как студень. Затем — очертания конечностей. Сотни рук с слишком длинными пальцами. Тысячи ног, сгибающихся в неестественных местах. И головы... Безликие, с впадинами вместо глаз, с щелями вместо ртов — они пульсировали, сливаясь и разделяясь в бесконечном цикле.
Седой отшатнулся, его лапы скользнули по мокрой хвое, оставляя глубокие борозды в земле. Его спина выгнулась, шерсть встала дыбом, а из горла вырвался хриплый, почти человеческий стон.
И тогда я увидел.
В его глазах — в этих всегда холодных, мертвых глазах убийцы — вспыхнул неподдельный ужас.
Не злоба. Не ярость.
Страх.
— Они пришли, — прошептал он, и его голос, обычно рычащий и грубый, теперь звучал как скрип ломающихся ветвей. — Те, кого предали забвению.
И лес вокруг нас затаил дыхание.
Ветер стих. Даже треск горящих ветвей умолк.
Только тишина.
Густая, тягучая, как смола.
И в этой тишине я почувствовал.
Волк внутри меня — тот самый, что всегда рвался наружу с яростью и жаждой крови, — сжался в комок. Он скулил, жалобно и беспомощно, как щенок, загнанный в угол.
Впервые — не от ярости, а от первобытного, животного страха.
Но Страж Порога шагнул вперед — не в отступлении, а в вызове. Его древняя кора затрещала, разверзлась по швам, словно сбрасывая оковы тысячелетнего сна. Из зияющих трещин хлынул изумрудный свет — не просто сияние, а сама плоть древнего леса, чистая, первозданная, не тронутая временем. Он пылал, как сердце мира, и в его отсветах дрожали тени, будто в страхе перед пробуждением истинного хозяина.
Исполин воздел свои ветви-руки, и тогда —
Битва началась.
Зеленый свет врезался в клубящуюся тьму, как копье в грудь демона. Воздух взорвался чудовищной волной, сбившей нас с ног. Земля содрогалась в агонии, деревья рушились, словно скошенные травинки, а небо почернело, затянутое пеплом и искрами.
Я поднялся первым, сквозь звон в ушах, сквозь жгучую боль, что пожирала каждую клетку моего тела. Мои пальцы сжали рукоять "Лютоволка", и тогда —
Он вспыхнул вновь.
Но теперь его пламя не синее, а изумрудное — точно такое же, как свет Стража. Оно лизало клинок, перетекало по моей руке, и я чувствовал, как оно говорит со мной.