План
ИнформацияВыяснить, кто ещё должен роду. Долги — не только серебро. Земли. Обязательства. Семейные тайны. Всё, что можно обратить в оружие.
СоюзникиВелена? Дочь лесника, которая до сих пор хранит мой детский нож. Слишком рискованно втягивать её.
Обиженные бояре? Их много. Но нужен кто-то с реальной силой.
РесурсыЗемли — не вернуть просто так. Нужен рычаг. Возможно… церковь? Архимандрит Сильвестр когда-то был другом отца.
Выжить
Я бросил в огонь ветку. Пламя вспыхнуло ярче, осветив морщины на моих руках — чужих и в то же время своих.
Этот мир жесток. Закон здесь — меч. Правда — сила.
Но я научусь.
Возможно не сразу.
Я встал, стряхнув пепел с рукава.
Я уже не тот жалкий боярёнок, каким они меня знали, их ждет сюрприз, в тщедушном теле больше не Мирослав, а нем я , Алексей.
И Я — Ольхович.
И все об этом скоро узнают.
Три дня.
Три долгих дня, за которые слухи расползались по княжеству быстрее, чем крысы по зернохранилищу. Я видел, как купцы на рынке замолкали при моем приближении, как приказчики вдруг стали учтивы до подхалимства. Даже нищие у ворот теперь косились на меня с каким-то странным ожиданием.
"Ольгович поднимает голову".
На четвертое утро гонец в ливрее Ратибора вручил мне пергамент с аккуратно выведенными буквами:
"Дорогой племянник, приезжай на охоту. Помиримся. Обсудим дела. Твой опекун".
Буквы были выведены слишком тщательно. Слишком... старательно. Как будто писарь переписывал текст по чьей-то диктовке.
Ловушка воняла, как тухлая рыба на солнце.
Я поехал.
Лесная ловушка
Рассвет застал меня на узкой тропе, петляющей между вековых дубов. Утренний туман цеплялся за землю, скрывая корни и камни. Идеальное место для засады.
Конь подо мной беспокойно зафыркал.
— Тише, дружище...
Я медленно провел рукой по стволу березы у тропы. Кора была слегка поцарапана — совсем свежие отметины. Чуть выше — обломанная ветка. Кто-то проходил здесь недавно. И не один.
Волк внутри зашевелился, чуя опасность.
Я натянул поводья, заставляя коня остановиться.
Ратибор встретил меня с показной, размашистой улыбкой, будто и не было той ледяной сцены в тереме. Его губы растянулись в неестественно широкой гримасе радушия, но в глазах, холодных и жестких, как зимний камень, не дрогнуло ни капли тепла.
— Мирослав! Ну наконец-то! — Он хлопнул меня по плечу, словно закадычного друга, но пальцы его чуть слишком крепко впились в ткань рубахи, словно когти хищника, готовые в любой момент вонзиться глубже. — Давай-ка покажу, где у нас кабаны, словно на убой, откормлены!
Его голос звенел фальшивой бодростью, а в каждом слове слышался скрытый укор, будто он намеренно подчеркивал, кто здесь хозяин.
Дружинники — пятеро здоровенных детин с каменными, непроницаемыми лицами — молча встали позади, как тени, готовые в любой момент обернуться оружием. Их взгляды, тяжелые и оценивающие, скользили по мне, будто взвешивая, сколько продержится мое показное спокойствие.
Я сжал зубы, но кивнул, подыгрывая его грязной игре.
— С превеликим удовольствием, опекун, — ответил я, вкладывая в слова ровно столько почтительности, чтобы не вызвать открытого гнева, но и не унизиться до лести.
Ратибор усмехнулся, будто уловил мой тон, и жестом велел следовать за ним. Его плащ развевался за спиной, как крылья ворона, а шаги были слишком громкими, слишком уверенными — будто он шел не по земле, а по моей гордости.
И я понимал: эта "экскурсия" — лишь начало.
Тяжелый, влажный воздух леса обволакивал лицо, смешиваясь с запахом прелой листвы и хвои. Мы продирались сквозь дебри уже несколько часов, и с каждым шагом чаща смыкалась все плотнее, словно пытаясь нас проглотить. Ветви цеплялись за одежду, как жадные пальцы, а под ногами хрустели прошлогодние сучья, выдавая каждый шаг.
Ратибор завел меня в самое сердце леса – туда, где древние деревья сплелись в непроницаемый купол, а солнечный свет лишь робкими золотыми нитями пробивался сквозь толщу листвы. Здесь царил полумрак, неестественный для бела дня, и даже звуки будто приглушались, словно сама чаща затаила дыхание.
— Вот тут, — он внезапно остановился, подняв руку. Его голос прозвучал слишком громко в этой давящей тишине.
Я окинул взглядом указанное место. Между коряг едва угадывалась узкая, заросшая тропинка – больше звериная, чем человеческая.
— Вчера целое стадо зашло, — продолжал Ратибор, и в его голосе сквозила странная, натянутая бодрость. — Давай, ты пройдешь первым, а мы с флангов зайдем, подстрахуем.
Его дружинники молча переглянулись. Ни один не двинулся с места.
Глава 6 Охота
"Классика жанра. "Иди первым, я тебя прикрою, ага"
Я сделал шаг вперед – и меня обдало волной...
Запаха.
Медвежьего.
Свежего.
До жути свежего – густого, звериного, с примесью теплой крови и прелого мха.
И в тот же миг – едва различимый шелест тетивы, натянутой до предела, за моей спиной.
Я рванулся в сторону, едва успев среагировать, когда первая стрела с глухим "ткк!" вонзилась в сосну ровно там, где секунду назад была моя голова. Древесная кора осыпалась, обнажив бледную, липкую от смолы плоть дерева.
— Ой, какая неловкость! — пропел Ратибор, разводя руками в преувеличенном смущении. Но в его голосе не было ни капли сожалений – только ледяная, хищная усмешка. — Эй, ты там, полегче! Руки-крюки!
Вторая стрела просвистела в воздухе, опалив мое ухо горячим дыханием смерти. Я почувствовал, как острый наконечник слегка задел кожу, оставив после себя тонкую, жгучую полосу.
И тогда раздался рык.
Глухой, низкий, сотрясающий землю.
Из кустарника, словно сама смерть вырвалась из преисподней, вывалился огромный медведь. Его шкура, покрытая запекшейся кровью и зазубренными шрамами, вздыбилась грозной гривой. Клочья пены, розоватые от крови, падали с оскаленной пасти, обнажая желтые клыки размером с кинжалы.
"Подстроено. Его выслеживали, изматывали, натравливали…"
Мысль пронзила сознание, холодная и четкая. Кто-то долго гнал зверя, изранил его стрелами, довел до безумия – и теперь подставил мне.
Зверь тяжело дышал, и каждый выдох вырывался из его глотки горячим, зловонным облаком. Он вперил в меня свои глаза – налитые кровью, безумные, лишенные всякого страха или сомнения. В них осталась только ярость, та самая, что заставляет медведя сносить деревья и выкашивать целые поселения.
Я бросил взгляд через плечо.
Ратибор и его головорезы испарились, словно их и не было. Только дрожащие ветви выдавали их поспешное бегство.
Медведь, с ревом сотрясающим чащу, бросился в новую атаку. Его массивное тело двигалось с пугающей скоростью, опровергая все представления о неуклюжести лесного великана. Я едва успел уклониться, но острые, как боевые кинжалы, когти все же впились в грудь, разрывая ткань рубахи и оставляя на коже горящие полосы.
"Нельзя убить его, как человек. Но и превратиться сейчас… здесь… – смерти подобно."
Мысль пронеслась в сознании, но времени на раздумья не было. Еще один сокрушительный удар лапы – я рванулся в сторону, но предательский корень под ногой подался с глухим треском.
Я оступился.
Медведь издал победный рев, поднимаясь во весь свой ужасающий рост. Его тень накрыла меня, словно сама смерть распахнула черные крылья.
И в этот самый миг –
Щелчок.
Глухой, внутренний, будто лопнула невидимая цепь.
"Нет. Не сейчас. Только не здесь!"
Но тело уже не слушалось.
Кости сдвигались с тихим, болезненным хрустом, суставы выворачивались, принимая новую форму. Мускулы налились свинцовой тяжестью, кожа загорелась нестерпимым жаром – будто кто-то вылил под нее расплавленный металл.
Зрение обострилось до неестественной четкости. Мир вокруг заиграл новыми, пугающими красками – я видел каждую пору на медвежьей шкуре, каждую каплю слюны на его клыках, каждый лучик света, преломляющийся в лесном воздухе.
Запахи ударили в ноздри волной – кровь, пот, страх, ярость.
Я чувствовал – еще мгновение, и...
Голос рога.
Резкий, пронзительный звук охотничьего рога рассек тишину леса, как молния. Воздух дрогнул от этого зова, и даже листья на деревьях замерли на мгновение.
Медведь замер, словно пораженный громом. Его безумные глазки метнулись в сторону звука, ноздри затрепетали, улавливая новый, куда более опасный запах – железо, конский пот, человеческую сталь. Затем, фыркнув, зверь резко развернулся и бросился прочь, ломая кусты, оставляя за собой только треск веток да клочья шерсти на терновнике.
Из-за деревьев вышли люди.
Но это были не люди Ратибора.
Княжеские дружинники – два десятка воинов в кольчугах, с луками наперевес. Их лица были хмуры, глаза – зорки, а пальцы не выпускали стрел из тетив.
И во главе их – Велена.
Она стояла, слегка откинувшись назад, с охотничьим рогом в одной руке и тонкой, язвительной улыбкой на губах. Ее плащ, отороченный горностаем, лежал на плечах, будто ему неведомы ни грязь, ни пот, ни страх.
— Ой, Мирослав, — протянула она, одаривая меня ледяной улыбкой, — кажется, твой опекун запамятовал, что сегодня княжеская охота в этих угодьях.
Я медленно выпрямился, чувствуя, как кровь сочится из царапин на груди. Трансформация, прерванная на полпути, отзывалась в теле тупой болью – кости ныли, мышцы горели, а в глазах еще стоял тот самый, звериный свет.
— Велена, — хрипло ответил я, — ты всегда появляешься так... эффектно?
Она рассмеялась – звонко, как колокольчик, но в этом смехе не было ни капли тепла.
— О, милый, я вообще-то за тобой охотилась. Но, кажется, кто-то опередил меня.
Ее взгляд скользнул по моей разорванной рубахе, по царапинам, по дрожащим рукам.
— Как интересно, — добавила она, — ты ведь даже не удивился, что медведь так... странно себя вел?
Я почувствовал, как дружинники за спиной переглянулись.