Кровь и железо — страница 104 из 112

— Нет! — вскричал он и схватил ее за руку. — Нет, никогда!

Он быстро убрал руку, пока никто ничего не заметил. По крайней мере, теперь Арди смотрела на него, несколько удивленная тем, насколько страстной была его реакция. Сам он удивился гораздо больше.

Джезаль глядел на нее сверху вниз. Несомненно, симпатичная девушка, однако слишком темноволосая, слишком загорелая — и слишком умная; одетая просто, без всяких украшений, да еще с огромным безобразным синяком на лице. Едва ли она могла стать предметом оживленного обсуждения в офицерской столовой. Почему же она казалась Джезалю самой восхитительной женщиной в мире? Принцесса Тереза рядом с ней выглядела немытой собачонкой.

Все умные слова вылетели из головы Джезаля, и он заговорил, не думая, глядя прямо в ее глаза. Может быть, именно это и есть искренность.

— Послушай, Арди, я знаю, что ты считаешь меня ослом, и… Ну, может быть, я такой и есть, но я не собираюсь всегда им оставаться. Не знаю, зачем ты посмотрела на меня, я вообще не особенно много знаю о таких вещах, но я… я все время думаю о тебе. Я не думаю почти ни о чем другом в последнее время. — Он набрал в грудь еще воздуха. — Мне кажется… — Он снова оглянулся по сторонам и убедился, что никто на них не смотрит. — Мне кажется, я люблю тебя!

Арди разразилась хохотом.

— Ты действительно осел, — сказала она.

Отчаяние. Он был раздавлен. Он едва мог дышать от разочарования. Его лицо исказилось, голова поникла, он уставился в землю. В глазах стояли слезы. Настоящие слезы. Он был жалок.

— Однако я буду тебя ждать.

Счастье. Оно набухло в груди и вырвалось наружу коротким девчоночьим всхлипом. Он чувствовал беспомощность. Даже смешно — какую власть над ним она имела. Разница между горем и радостью заключена в одном ее слове.

Арди снова рассмеялась:

— Посмотри на себя, дурачок. — Она подняла руку, коснулась его лица, вытерла большим пальцем слезу с его щеки. — Я буду ждать, — повторила она и улыбнулась ему.

Эта ее кривоватая улыбка…

Люди исчезли, исчез парк, город, весь мир. Джезаль бесконечно долго смотрел сверху вниз на лицо Арди. Он пытался запечатлеть в памяти каждую ее черту. У него было необъяснимое ощущение, что память об этой улыбке поможет ему преодолеть многие испытания.


В порту кипела деятельность, необычайно бурная даже для порта. Пристани кишели народом, воздух звенел и дрожал от гомона. Солдаты, снаряжение и припасы бесконечным потоком текли по шатким сходням вверх на палубы. Несли ящики, катили бочонки, затаскивали и заталкивали на борт сотни лошадей с выкаченными глазами и пеной на губах. Люди с кряхтением налегали на мокрые веревки, наваливались на балки, громко перекликались под моросящим дождем, скользили ногами по мокрым палубам и метались взад-вперед в грандиозном столпотворении.

Повсюду люди обнимались, целовались, махали руками. Жены прощались с мужьями, матери — с сыновьями, дети — с родителями. Все вымокли под дождем. Кто-то пытался сделать мужественное лицо, кто-то плакал и стенал. Другие оставались спокойны: это были зрители, пришедшие поглазеть на всеобщее безумие.

Все это не имело никакого значения для Джезаля, стоявшего у перил на палубе корабля, который должен был увезти его в Инглию. Джезаль погрузился в глубочайшее уныние, из носа его текло, намокшие волосы липли к черепу. Арди здесь не было, и все же она была повсюду. В шуме толпы ему слышался ее голос, выкликавший его имя. То и дело ему мерещился ее силуэт — она смотрела на Джезаля, и дыхание прерывалось в его груди. Он улыбался, поднимал руку, собирался помахать ей, и тут же понимал, что это не она. Другая темноволосая женщина улыбалась другому солдату. Плечи Джезаля снова опускались; с каждым разом разочарование становилось горше.

Теперь он понимал, что совершил ужасную ошибку. За каким чертом ему понадобилось просить ее, чтобы она его ждала? Чего ей ждать? Без сомнений, Джезаль на ней не женится. Это просто невозможно. Но при одной мысли о том, что она может посмотреть на другого мужчину, у него сжимался желудок. Он попал в отчаянное положение.

Любовь. Ему отчаянно не хотелось этого признавать, но, по-видимому, это была именно она. Он всегда с презрением относился к ней. Дурацкое слово. Подходит для плохих поэтов, которым не о чем больше строчить, и глупых женщин, которым не о чем поболтать. Джезаль считал это сказками для детей, ведь в реальном мире отношения между мужчинами и женщинами сводятся к постели и деньгам. А теперь вот, посмотрите на него: по уши увяз в кошмарном болоте страха и вины, вожделения и смятения, потери и страдания. Любовь. Что за проклятие!

— Хотел бы я увидеть Арди, — с тоской проговорил вдруг Каспа.

Джезаль резко обернулся и уставился на него:

— Что? Что ты сказал?

— Ну, там есть на что посмотреть, вот и все, — ответил лейтенант, поднимая вверх обе руки. После той карточной игры все обращались с Луфаром осторожно, словно он мог взорваться в любой момент.

Джезаль угрюмо повернулся обратно к толпе. Внизу на пристани наблюдалась какая-то суматоха. Одинокий всадник прокладывал себе дорогу сквозь царящий вокруг хаос, пришпоривая взмыленную лошадь, и сопровождал свое движение криками:

— Разойдись!

Даже под дождем было видно, как поблескивают крылышки на его шлеме. Рыцарь-герольд.

— Для кого-то плохие новости, — пробормотал Каспа.

Джезаль кивнул.

— Похоже, это к нам.

И правда, всадник направлялся прямо к их кораблю, оставляя за собой ошеломленных и рассерженных солдат и портовых рабочих. Он спрыгнул с седла и целеустремленно зашагал вверх по сходням. Его лицо было мрачно, а отполированные до блеска доспехи, мокрые от дождя, позвякивали при каждом шаге.

— Капитан Луфар? — спросил он.

— Да, — отозвался Джезаль. — Сейчас я позову полковника.

— В этом нет необходимости. Послание адресовано вам.

— Мне?

— Верховный судья Маровия требует вашего присутствия в его кабинете. Немедленно. Будет лучше, если вы возьмете мою лошадь.

Джезаль нахмурился. Происходящее ему очень не нравилось. Он не видел никаких причин для посылки к нему рыцаря-герольда, кроме того похода в Дом Делателя, к которому Джезаль больше не желал иметь отношения. Он хотел оставить это дело в прошлом и забыть — вместе с Байязом, северянином и отвратительным калекой.

— Верховный судья ждет, капитан.

— Да. Да, конечно.

Похоже, ничего тут не поделаешь.


— А, капитан Луфар! Большая честь видеть вас снова!

Джезаль не особенно удивился, когда наткнулся на безумца Сульфура под самыми стенами канцелярии верховного судьи. Тот теперь даже не казался безумцем — просто еще одна частица окончательно спятившего мира.

— Огромная честь! — Сульфур задыхался от возбуждения.

— Взаимно, — безучастно отозвался Луфар.

— Мне ужасно повезло, что я вас поймал, ведь мы оба скоро должны уехать! У меня куча всевозможнейших поручений от моего господина. — Он глубоко вздохнул. — Ни минуты покоя, да?

— Да, я очень хорошо вас понимаю.

— И тем не менее это великая честь — встретиться с вами, да еще после победы на турнире! Я видел это от начала до конца. Мне повезло оказаться свидетелем такого события! — Он широко улыбнулся, его разноцветные глаза сверкали. — И подумать только, вы намеревались все бросить! Ха! Но вы передумали, в точности как я и говорил! Да, да, передумали, и теперь пожинаете плоды! Край мира! — прошептал он еле слышно, словно произнести эти слова вслух значило бы навлечь несчастье. — Край мира, подумать только! Я завидую вам, ей-богу, завидую!

Джезаль моргнул.

— Что?

— Что! Ха! Он еще спрашивает «что»! Вы бесстрашный человек, сэр! Бесстрашный!

И Сульфур зашагал прочь через мокрую площадь Маршалов, посмеиваясь про себя. Джезаль был настолько ошеломлен, что даже не стал ругать этого чертова идиота, когда тот удалился за пределы слышимости.

Один из многочисленных секретарей Маровии проводил Луфара по пустому гулкому коридору к огромной двустворчатой двери и постучал в нее. Изнутри ответили, он повернул ручку, потянул на себя одну из створок и почтительно отступил в сторону, чтобы пропустить Джезаля.

— Вы можете войти, — тихо проговорил секретарь.

— Да-да, конечно.

В огромном гулком пространстве царила зловещая тишина. В этой громадной, обшитой панелями комнате было необычно мало мебели, и вся она казалась непомерно большой, словно предназначалась для людей гораздо более крупных, чем Джезаль. Это вызвало у него смутное ощущение, что здесь будут судить его самого.

Верховный судья Маровия восседал за огромным столом, отполированным до зеркального блеска. Он улыбался Джезалю благожелательно и несколько сочувственно. Слева от него расположился маршал Варуз, он виновато опустил глаза и уставился на собственное расплывчатое отражение в столешнице. Настроение Джезаля было хуже некуда, но оно ухудшилось еще больше при виде третьего члена собрания — самодовольно ухмылявшегося Байяза. Входная дверь закрылась, и Джезаль ощутил легкий приступ паники: щелчок замка прозвучал как лязг тяжелого засова в тюремной камере.

Байяз поднялся с кресла и пошел к нему вокруг стола.

— Капитан Луфар, я так рад, что вы присоединились к нам! — Старик взял влажную руку Джезаля и крепко сжал обеими ладонями, увлекая его на середину комнаты. — Спасибо за то, что пришли. Большое спасибо.

— Да не за что… — пробормотал Джезаль.

Словно у него был выбор!

— Ну что ж. Вы, должно быть, удивляетесь, что это все значит? Позвольте мне объясниться. — Маг отступил на шаг назад и взгромоздился на край стола, словно добрый дядюшка, поучающий ребенка. — Я и несколько моих отважных компаньонов — отборные люди, как вы понимаете, люди высшего сорта! — собираемся предпринять великое путешествие. Эпохальное путешествие! Грандиозное приключение! Если нас ждет успех, об этом будут слагать истории на протяжении многих грядущих лет. Очень многих лет. — Байяз поднял седые брови, отчего его лоб покрылся морщинами. — Ну? Что вы об этом думаете?