Джезаль почувствовал, как поднимается желчь. Он закашлялся и посмотрел под ноги, желая, чтобы мир, наконец, замер. Инквизитор по очереди выжидающе посмотрел на каждого из них. Вест выглядел бледно. Челенгорм был грязен и мрачен. Каспа всё ещё сидел на дороге. Никому из них нечего было сказать.
Глокта прочистил горло.
— Что ж, служба зовет, — он сухо поклонился, — Но надеюсь увидеться с вами снова. Очень скоро. — Джезаль надеялся больше никогда не видеть этого человека.
— Может, пофехтуем как-нибудь? — пробормотал майор Вест.
Глокта добродушно рассмеялся.
— О, Вест, я бы с радостью, но оказалось, что я нынче самую малость искалечен. Если хотите сразиться, уверен, практик Иней может оказать вам такую честь, — он посмотрел на Челенгорма, — но должен предупредить, он сражается не как джентльмен. Желаю вам всем приятного вечера. — Он надел шляпу на голову, медленно повернулся и, шаркая, пошёл по грязной улице.
Три офицера бесконечно долго в неловком молчании наблюдали, как он уходит. Наконец Каспа спросил, запинаясь:
— Что всё это было? — спросил он.
— Ничего, — сказал Вест сквозь сжатые зубы. — Нам лучше забыть о том, что здесь случилось.
Зубы и пальцы
Время истекает. Мы должны работать быстро. Глокта кивнул Секутору, тот улыбнулся и стащил мешок с головы Сеппа дан Тойфеля.
Мастер-распорядитель монетного двора был сильным мужчиной благородного вида. На его лице уже начинали выступать кровоподтёки.
— Что всё это значит? — взревел он, пытаясь напустить на себя негодование и браваду. — Да вы знаете, кто я такой?
Глокта фыркнул.
— Разумеется, мы знаем, кто вы. Неужели вы думаете, что у нас есть привычка хватать на улицах случайных людей?
— Я мастер-распорядитель королевского монетного двора! — завопил узник, дёргаясь в своих путах. Практик Иней невозмутимо смотрел, скрестив руки. Железо уже светилось оранжевым в жаровне. — Как вы смеете…
— Нам не нужны эти постоянные перебивания! — вскричал Глокта. Иней свирепо пнул Тойфеля по голени, и тот завизжал от боли. — Как наш узник подпишет своё признание, если у него связаны руки? Пожалуйста, освободите его.
Тойфель подозрительно смотрел вокруг, пока альбинос развязывал его запястья. Потом он увидел мясницкий нож. Отполированное лезвие зеркально ярко сияло в жёстком свете лампы. Поистине прекрасная вещь. Ты хотел бы его получить, не так ли, Тойфель? Готов поспорить, ты с радостью срубил бы им мою голову. Глокта почти надеялся, что тот попробует, его правая рука, казалось, тянется к ножу, но вместо этого он оттолкнул ею бумагу с признанием.
— Ах, — сказал Глокта, — мастер-распорядитель монетного двора правша.
— Правша, — прошипел Секутор на ухо узнику.
Тойфель, прищурившись, смотрел через стол.
— Я вас знаю! Глокта, да? Тот, которого схватили в Гуркхуле, тот, кого они пытали. Занд[27] дан Глокта, так ведь? Что ж, на этот раз вы по уши вляпались, скажу я вам! По самые уши! Когда об этом услышит верховный судья Маровия…
Глокта вскочил на ноги, его стул скрежетнул по плиткам. Левую ногу пронзила мучительная боль, но он её игнорировал.
— Посмотрите сюда! — прошипел он, потом широко открыл рот, давая испуганному узнику хорошенько рассмотреть свои зубы. Или то, что от них осталось. — Видите это? Видите? Там где они выкрошили зубы сверху, они оставили их снизу, а там, где они вырвали их снизу, они оставили сверху, до самого конца. Видите? — Глокта оттянул пальцами щёки, чтобы Тойфелю было лучше видно. — Они делали это маленькой стамеской. По маленькому кусочку каждый день. Это заняло несколько месяцев. — Глокта натянуто сел, а потом широко улыбнулся.
— Прекрасная работа, а? Какая ирония! Оставить половину зубов, но ни один из них нельзя использовать! Обычно я ем суп. — Мастер монетного двора тяжело сглотнул. Глокта видел каплю пота, бежавшую по его шее. — И зубы были только началом. Понимаете, мне приходится мочиться сидя, как женщине. Мне тридцать пять, и я не могу выбраться из постели без помощи. — Он снова откинулся и, поморщившись, вытянул ногу. — Каждый день для меня — маленький личный ад. Каждый день. Итак, вы и в самом деле верите, будто бы меня может напугать хоть что-то из сказанного вами?
Глокта не спеша изучал своего узника. Уже далеко не так в себе уверен.
— Сознайтесь, — прошептал он. — А потом мы отправим вас в Инглию, и у нас этой ночью ещё останется немного времени поспать.
Лицо Тойфеля побелело почти как у практика Инея, но он ничего не сказал. Архилектор скоро будет здесь. Скорее всего, он уже в пути. Если признания не будет, когда он придёт… то все мы отправимся в Инглию. В лучшем случае. Глокта взялся за трость и поднялся на ноги.
— Мне нравится считать себя художником, но искусство требует времени, а мы потратили полвечера, разыскивая вас во всех борделях города. К счастью, у практика Инея острое чутьё и прекрасное чувство направления. Он может по запаху найти крысу в нужнике.
— Крысу в нужнике, — эхом отозвался Секутор. Его глаза ярко блестели в оранжевом свете жаровни.
— У нас плотное расписание, так что позвольте мне быть откровенным. Вы сознаетесь в течение десяти минут.
Тойфель фыркнул и скрестил руки.
— Никогда.
— Держи его. — Иней сзади сжал узника, словно в тиски, прижав его правую руку к боку. Секутор схватил левое запястье и растопырил пальцы Тойфеля на исцарапанном столе. Глокта стиснул гладкую рукоять мясницкого ножа и, царапая лезвием по дереву, медленно потащил к себе. Посмотрел на руку Тойфеля. Какие у него прекрасные ногти. Какие длинные и лощеные. С такими руками в шахте не поработаешь.
Глокта высоко поднял нож.
— Постойте! — закричал узник.
Бам! Тяжелый клинок вонзился глубоко в стол, аккуратно подрезав ноготь на среднем пальце Тойфеля. Тот часто задышал, и его лоб блестел от пота. Теперь посмотрим, что ты на самом деле за человек.
— Думаю, вы понимаете, к чему всё идёт, — сказал Глокта. — Знаете, они так поступали с капралом, которого схватили в плен вместе со мной. Один кусочек в день. Он был крепким человеком, очень крепким. Они дошли до локтя, прежде чем он умер. — Глокта снова понял нож. — Сознавайтесь.
— Вы не можете…
Бам! Мясницкий нож отсёк самый кончик среднего пальца Тойфеля. Кровь потекла на стол. Глаза Секутора улыбались в свете лампы. Челюсть Тойфеля отвисла. Но боль придёт постепенно. — Сознавайтесь! — взревел Глокта. Бам! Нож отрезал кончик безымянного пальца Тойфеля и небольшой диск от среднего, который покатился и упал на пол. Лицо Инея было словно вырезано из мрамора. — Сознавайтесь!
Бам! Кончик указательного пальца Тойфеля подпрыгнул в воздух. Средний палец был уже обрублен до первого сустава. Глокта помедлил, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Его нога пульсировала от напряжения. Кровь капала на плитки мерным кап-кап-кап. Тойфель, широко раскрыв глаза, смотрел на свои укоротившиеся пальцы.
Секутор покачал головой.
— Прекрасная работа, инквизитор. — Он щелчком отправил один из кружочков плоти по столу. — Какая точность… я восхищён.
— Аааааргх! — закричал мастер монетного двора. И вот она его пронзила. Глокта снова поднял нож.
— Я сознаюсь! — взвизгнул Тойфель, — Я сознаюсь!
— Прекрасно, — весело сказал Глокта.
— Прекрасно, — сказал Секутор.
— Пфекфафно, — сказал практик Иней.
Обширный и пустынный Север
Маги были древним таинственным орденом. Они познали тайны мира, практиковали магию и обладали мудростью и могуществом, о каких люди не смели и мечтать. Так говорили слухи. У такого мага должны быть способы найти человека, даже одинокого человека на обширном и пустынном Севере. Если и так, то маг не торопился.
Логен почесал спутавшуюся бороду и задумался о том, что задерживало великого. Возможно, он заблудился. Логен спросил себя, не стоило ли остаться в лесу, где еды по крайней мере хватало. Но духи сказали на юг, а если идти к югу от холмов, то попадёшь в эти иссохшие вересковые пустоши. Вот он здесь и ждал, среди вереска и грязи, под непогодой, и по большей части голодал.
Его сапоги всё равно износились, так что он разбил свой жалкий лагерь неподалёку от дороги, чтобы лучше видеть, как приближается волшебник. После войн на Севере было полно опасных отбросов — воины-дезертиры, ставшие бандитами, крестьяне, сбежавшие со своей выжженной земли, отчаянные люди без вождей, которым было нечего терять, и так далее. Впрочем, Логен не беспокоился. Ни у кого не было причин лезть в эту жопу мира. Кроме него и мага.
Так что он сидел и ждал. Искал еду, ничего не находил, сидел и снова ждал. В это время года торфяники часто промокали насквозь под внезапными ливнями, но Логен разжигал, когда мог, маленькие дымные костерки из колючек, чтобы поддержать свой падающий дух и привлечь любого проезжающего мимо волшебника. Этим вечером шёл дождь, но закончился некоторое время назад, и стало довольно сухо для того, чтобы развести костёр. Котелок уже стоял на огне, в нём варилась похлебка с последним мясом, которое Логен принёс из леса. Поутру придётся идти дальше, искать еду. А маг сможет догнать его и попозже, если ему всё ещё надо.
Логен помешивал свою скудную пищу и раздумывал, не отправиться ли ему утром назад на север, или продолжать идти на юг, когда услышал звук копыт на дороге. Одна лошадь, идёт медленно. Он расслабился, сидя на плаще, и снова стал ждать. Раздалось ржание и звон упряжи. Из-за холма показался всадник. Логен плохо видел его из-за бледного солнца над горизонтом, но в седле тот сидел жестко и неловко, как человек, не привыкший к езде верхом. Он мягко направил лошадь к костру и остановился в нескольких ярдах.
— Добрый вечер, — сказал он.
Он был совсем не похож на того, кого ожидал Логен. Сухопарый, бледный, болезненного вида молодой парень с тёмными кругами под глазами, с длинными волосами, приклеившимися к голове от моросящего дождя, и с нервной улыбкой. Он выглядел скорее промокшим, чем мудрым, и уж точно не было похоже, что он обладает могуществом, о каком люди не смеют и мечтать. По большей части он казался голодным, замёрзшим и больным. Фактически, он выглядел так, как Логен себя чувствовал.