Тот кричал и кричал за своей маской, а Девять Смертей хохотал и поворачивал клинок. Логен, возможно, и пожалел бы его, но Логен был очень далеко, а у Девяти Смертей жалости не больше, чем у зимы. Даже меньше. Он колол, резал, резал и улыбался, а крики превратились в бульканье и стихли, и тогда он уронил труп на холодные камни. Его пальцы стали скользкими от крови, и он вытер их об одежду, об руки, об лицо — как и должно быть.
Тот, что у камина, сидел, обмякнув, откинув голову назад — глаза как мокрые камни, уставились в потолок. Теперь он стал частью земли. Девять Смертей раскроил ему мечом лицо, просто для верности. Лучше не оставлять сомнений. Тот, что с топором, полз к двери, волоча вывернутые ноги по камням, всё время охал и стонал.
— Умолкни. — Тяжелый клинок врезался в череп человека и разбрызгал кровь по камням.
— Ещё, — прошептал он, и комната повернулась вокруг него — он высматривал, кого убить следующим. — Ещё! — взревел он, и расхохотался, и стены расхохотались, и трупы хохотали вместе с ним. — Где же вы все?
Он увидел темнокожую женщину с кровоточащим порезом на лице и с ножом в руке. Она была не похожа на остальных, но тоже сойдёт. Девять Смертей улыбнулся и осторожно пошёл вперёд, поднимая меч обеими руками. Она шагнула назад, наблюдая за ним, держась так, чтобы стол оставался между ними. Жёсткие жёлтые глаза, как у волка. Кажется, едва слышный голос говорил ему, что она на его стороне. Как жаль.
— Северянин, да? — спросила массивная фигура в дверях.
— Ага, а кто спрашивает?
— Камнедробитель.
Этот оказался большим, очень большим, крепким и свирепым. Это было видно по тому, как он отодвинул сервант своим огромным сапогом и захрустел по разбитым тарелкам. Но для Девяти Смертей это вовсе ничего не значило — он был создан, чтобы крушить таких людей. Тул Дуру Громовая Туча был больше. Рудда Тридуба крепче. Чёрный Доу вдвое свирепей. Девять Смертей сокрушил их всех, и ещё множество других. Чем больше, крепче и свирепей, тем хуже ему.
— Говнодробитель? — расхохотался Девять Смертей. — И чё, блядь? Очередной труп, вот ты кто, и больше ничего! — Он вытянул левую руку, покрытую красной кровью, растопырил четыре пальца, ухмыляясь через прореху, где раньше был средний, давным-давно. — А меня называют Девять Смертей.
— Да ну! — Камнелом сорвал маску и швырнул на пол. — Лжец! На севере много людей потеряли палец. Не всех называют Девятипалым!
— Нет. Только меня.
Огромное лицо исказилось от ярости.
— Ты ёбаный лжец! Думаешь запугать Камнедробителя именем, которое тебе не принадлежит? Да я тебе новую жопу вырежу, опарыш! Нарисую на тебе кровавый крест! Отправлю тебя обратно в грязь, трусливый ёбаный лжец!
— Убьёшь меня? — Девять Смертей расхохотался громче прежнего. — Убиваю здесь я, дурачок!
С болтовней было покончено. Камнедробитель бросился на него с топором в одной руке и палицей в другой — огромные тяжёлые орудия, хотя махал он ими довольно быстро. Палица пронеслась мимо, пробив огромную дыру в окне. Опустился топор, расколов напополам одну доску в столе — тарелки подпрыгнули, а подсвечники упали. Девять Смертей отпрянул, отпрыгнул как лягушка, выжидая своего часа.
Он покатился по столу, и палица пролетела на дюйм мимо плеча, врезалась в каменную плиту на полу, расколола посередине, осколки полетели в воздух. Камнедробитель взревел, махая своим оружием, расколол пополам стул, выбил кусок камня из камина, прорубил огромную дыру в стене. Его топор на миг застрял в дереве, и тогда мелькнул меч Девяти Смертей, разбил древко на половинки, и у Камнедробителя в лапе осталась лишь сломанная палка. Тот отбросил её, поднял палицу и набросился ещё сильнее, махая ей с яростным рёвом.
Палица пронеслась сверху, и меч Девяти Смертей попал по ней прямо под головкой и вырвал её из большой руки. Она завертелась в воздухе и загрохотала в углу, но Камнедробитель наступал вперёд, широко раздвинув свои огромные ручищи. Слишком близко, большим мечом не взмахнёшь. Камнедробитель улыбнулся, когда его огромные руки сцепились вокруг Девяти Смертей, крепко сжимая его, не давая вырваться.
— Попался! — прокричал он, сжимая его в могучем объятии.
Ужасная ошибка. Лучше обнять полыхающий огонь.
Хрусть!
Лоб Девяти Смертей врезался ему в зубы. Он почувствовал, что хватка Камнедробителя немного ослабла, и зашевелил плечами, освобождая место, извивался и извивался, как крот в своей норе. Откинул голову назад так далеко, как только мог. Козёл атакует. Второй удар головой расквасил нос Камнедробителя. Он захрипел, и огромные руки ещё немного ослабли. Третий удар раздробил его скулу. Руки повисли. Четвёртый сломал его тяжелую челюсть. Теперь уже Девять Смертей держал его, и улыбался, молотя своим лбом по изувеченному лицу. Дятел стучит: тук, тук, тук. Пять. Шесть. Семь. Восемь. В хрусте лицевых костей был приятный ритм. Девять, и он дал Камнедробителю упасть. Тот завалился набок и рухнул на пол, и кровь текла из его разбитого лица.
— Как тебе такое? — расхохотался Девять Смертей, вытирая кровь из глаз и пару раз пиная безжизненное тело Камнедробителя. Комната кружилась вокруг него, плыла, хохотала и хохотала. — Как… блядь… — Он споткнулся, моргнул, сонный, как угасающий костёр. — Нет… ещё рано… — Он упал на колени. Ещё рано. Ещё так много надо сделать, всегда надо. — Ещё рано, — зарычал он, но его время вышло…
… Логен закричал. Упал наземь. Боль, повсюду. В ногах, в плече, в голове. Он вопил, пока кровь не попала ему в горло, тогда он закашлялся, перекатился и заскрёб по полу. Мир был размытым пятном. Он забулькал кровью, и та вытекла наружу. Достаточно, чтобы он снова смог закричать. Его рот зажала рука.
— Кончай свой чёртов плач, розовый! Эй, слышишь меня? — Голос, настойчиво шепчущий ему в ухо. Странный, суровый голос. — Кончай плакать, или я тебя брошу, понял? Один шанс! — рука убралась. Воздух вышел через стиснутые зубы высоким, резким, жалобным стоном, но не слишком громко.
Рука схватила его за запястье, потащила вверх. Он охнул, когда его плечо вытянулось, и его втащили на что-то жёсткое. Пытка.
— Поднимайся, сволочь, я не могу тебя тащить! Подъём, живо! Один шанс, понял?
Его медленно подняли, он попытался толкаться ногами. Дыхание свистело и щёлкало у Логена в горле, но у него получалось. Левая нога, правая нога. Легко. Его колено подвернулось, боль пронзила ногу. Он снова закричал и упал, растянувшись на полу. Лучше лежать спокойно. Глаза закрылись.
Что-то сильно ударило его по лицу, и снова. Он заворчал. Что-то просунулось ему под мышку, начало тянуть его вверх.
— Вставай, розовый! Подъём, или я тебя брошу! Один шанс, слышишь?
Вдох, выдох. Левая нога, правая нога.
Длинноногий суетился и беспокоился: сначала постукивал по подлокотнику кресла пальцами, потом что-то на них подсчитывал, покачивая головой и хныча насчёт приливов. Джезаль молчал, вопреки всему надеясь, что два дикаря утонули во рву, и что из-за этого всё путешествие сорвётся. Будет ещё много времени, чтобы добраться до Инглии. Быть может, не всё ещё потеряно…
Он услышал, что позади открылись двери, и его мечты развеялись. Его снова окутало уныние, но вскоре, когда он обернулся, сменилось ужасающим удивлением.
В дверях стояли две оборванные фигуры, покрытые кровью и грязью. Бесы, точно, которые вышли из каких-то врат ада. Гуркская женщина ругалась, заходя в комнату. Одна рука Девятипалого лежала у неё на плечах, а другая безвольно болталась. Кровь капала с пальцев, голова поникла.
Покачиваясь, они вместе прошли ещё пару шагов, а потом нога северянина задела за ножку кресла, и они повалились на пол. Женщина зарычала и сбросила его вялую руку, столкнула с себя и поднялась на ноги. Девятипалый медленно перекатился, постанывая, и стал виден глубокий порез на его плече, из которого на ковёр сочилась кровь. Плоть там была красной, как свежее мясо в лавке мясника. Джезаль сглотнул, напуганный и зачарованный одновременно.
— Дыхание Божье!
— Они напали на нас.
— Что?
— Кто напал?
В дверь бочком вошла женщина, рыжеволосая, вся в чёрном и в маске. Практик, как подсказывал ошеломлённый разум Джезаля, но он никак не мог понять, отчего она так покрыта синяками, и почему так хромает. Ещё один втиснулся вслед за ней: мужчина, вооруженный тяжёлым мечом.
— Вы пойдёте с нами, — сказала женщина.
— Заставь меня! — плюнула в неё Малджин. Джезаль потрясённо увидел, что она откуда-то достала нож, и к тому же весь окровавленный. Она не должна быть вооружена! Не здесь!
Он оцепенело понял, что у него есть шпага. Конечно есть. Он нащупал эфес и вытащил её, со смутным намерением ударить гуркскую дьяволицу плашмя по затылку, прежде чем та не нанесла ещё больше урона. Если она нужна Инквизиции, то пусть, чёрт возьми, её забирают, и всех остальных заодно. К сожалению, практики всё не так поняли.
— Брось её, — прошипела рыжеволосая женщина, злобно глядя на него прищуренными глазами.
— Не брошу! — сказал Джезаль, чрезвычайно оскорблённый тем, что она могла подумать, будто он на одной стороне со злодеями.
— Э-э-э… — сказал Ки.
— Аааагррх, — простонал Девятипалый, схватив окровавленный ковёр и подтаскивая его к себе, отчего стол закачался и поехал по полу.
Третий практик прокрался в дверь и протиснулся мимо рыжеволосой женщины — его рука в перчатке сжимала тяжёлую булаву. Неприятное с виду оружие. Джезаль представить не мог эффекта, который такая может оказать на его череп, если хорошенько ею взмахнуть. Он неуверенно потеребил эфес своей шпаги, чувствуя ужасную потребность, чтобы кто-то сказал ему, что делать.
— Идёте с нами, — снова сказала женщина, пока двое её друзей медленно продвигались в комнату.
— О, боже, — пробормотал Длинноногий, укрываясь за столом.
А потом дверь в ванную распахнулась и ударилась об стену. Там стоял Байяз, полностью обнажённый, с него капала мыльная вода. Он медленно посмотрел на Ферро, хмуро глянул на её нож, потом на Длинноногого, прячущегося за столом, на Джезаля с обнажённым мечом, на Ки, который стоял, развесив рот, на Девятипалого, растянувшегося в крови, и, наконец, на три фигуры в масках, стоявших с оружием наготове.