Повисла напряженная пауза.
— Что это за хуйня? — проревел он, выходя в центр комнаты. Вода капала с его бороды, текла по седым волосам на груди и стекала с болтавшихся яиц. Странное зрелище. Обнажённый старик, против трёх вооруженных практиков Инквизиции. Нелепо, и всё же никто не смеялся. Даже без одежды и мокрый с ног до головы, он казался странно пугающим. Это практики попятились, смущённые и даже напуганные.
— Вы идёте с нами, — повторила женщина, хотя в её голосе появилось некоторое сомнение. Один из её спутников осторожно подошёл к Байязу. Джезаль почувствовал странное ощущение в животе. Тянущее, сосущее, пустое, тошнотворное чувство. Похожее на то, что было на мосту в тени Дома Делателя. Только сейчас было хуже. Лицо волшебника стало ужасно суровым.
— Моё терпение подошло к концу.
Ближайший практик взорвался, словно бутылка, упавшая с огромной высоты. Не было грохота, только тихий шлепок. В один миг он — совершенно целый — двигался в сторону старика, подняв меч. А в следующий уже превратился в тысячу кусочков. Какая-то неизвестная его часть глухо и влажно стукнула по штукатурке рядом с головой Джезаля. Меч упал и застучал по доскам.
— Что вы говорили? — прорычал Первый из Магов.
Колени Джезаля задрожали. Рот широко раскрылся. Он почувствовал слабость, тошноту и жуткую пустоту внутри. На его лице были капли крови, но он не смел их вытереть. Он смотрел на голого старика, не веря своим глазам. Казалось, он наблюдал, как добродушный старый фигляр мгновенно превратился в жестокого убийцу, причём, без малейшего колебания.
Рыжеволосая женщина, покрытая кровью, ошмётками костей и мяса, ещё немного постояла, с глазами круглыми, как две тарелки, а потом начала медленно отступать к двери. Другой последовал за ней, едва не запнувшись за ногу Девятипалого, спеша убраться прочь. Все остальные стояли неподвижно, как статуи. Джезаль услышал быстрые шаги по коридору снаружи — двое практиков убегали, спасая свои жизни. Он им почти завидовал. Им, похоже, удалось сбежать. А он застрял в кошмаре.
— Надо отправляться, сейчас же! — рявкнул Байяз, морщась, словно от боли. — Как только я надену штаны. Помоги ему, Длинноногий! — крикнул он через плечо. В кои-то веки навигатору не хватило слов. Он моргнул, а потом поднялся из-за стола и склонился над бессознательным северянином. Оторвал полосу его изодранной рубашки, чтобы сделать повязку, и помедлил, словно не знал, с чего начать.
Джезаль сглотнул. Его шпага всё ещё оставалась в его руке, но похоже у него уже не было сил, чтобы убрать её в ножны. Кусочки неудачливого практика разлетелись по комнате, прилипли к стенам, к потолку, к людям. Джезаль прежде не видел, как умирает человек, не говоря уж о таком жутком и неестественном способе. Он думал, что его должен охватить ужас, но вместо этого Джезаль чувствовал лишь переполнявшее его чувство облегчения. Его тревоги казались теперь довольно жалкими.
Он, по крайней мере, всё ещё был жив.
Инструменты, которые у нас есть
Глокта стоял в узком коридоре, опираясь на трость, и ждал. С той стороны двери он слышал усиливающиеся голоса.
— Я сказала, никаких посетителей!
Он вздохнул про себя. У него было много куда более интересных дел, чем стоять здесь с больной ногой, но он дал слово и собирался его сдержать. Тесный неприметный коридор в тесном неприметном доме среди многих сотен точно таких же. Весь район был недавно застроен рядами домов нового типа: наполовину деревянные, трёхэтажные, хорошо подходящие для семьи с парой слуг. Сотни домов очень похожих один на другой. Дома для зажиточных людей. Для новых богачей. Выскочки-простолюдины, как, наверное, назвал бы их Сульт. Банкиры, торговцы, ремесленники, лавочники, писцы. Может даже особняк-другой для успешных зажиточных фермеров, вроде этого.
Голоса стихли. Глокта услышал звуки движения, звон стекла, потом дверь приоткрылась, и выглянула служанка. Некрасивая девушка с большими влажными глазами. Она выглядела напугано и виновато. Ну, я к такому привык. Рядом с Инквизицией все выглядят напугано и виновато.
— Она примет вас, — промямлила девушка. Глокта кивнул и прошаркал мимо неё в комнату.
У него остались смутные воспоминания о том, как он однажды летом гостил неделю или две у Вестов, в Инглии. Наверное, дюжину лет назад, хотя уже казалось, что сотню. Он помнил, как фехтовал с Вестом во дворе их дома, и каждый день за ним наблюдала темноволосая девушка с серьёзным лицом. Он помнил, что не так давно встречался в парке с юной девушкой, которая спрашивала, как он поживает. В то время ему было очень больно, он почти ничего не видел, поэтому её лицо в его памяти размылось. Так что Глокта точно не знал, чего ожидать, но он уж точно не ожидал синяков. На миг он испытал сильное потрясение. Впрочем, я неплохо это скрываю.
Тёмные, фиолетовые, коричневые и жёлтые синяки под левым глазом, нижнее веко сильно распухло. Ещё синяк возле уголка рта, губа разбита и покрыта коростой. Глокта много знал о синяках — мало кто знал больше. И вряд ли она получила их в результате несчастного случая. Её ударили по лицу — тот, кто собирался это сделать. Он посмотрел на эти уродливые отметины, подумал о своём старом друге Коллеме Весте, который плакал в его столовой и умолял о помощи — и сложил два и два.
Интересно.
Всё это время она сидела и смотрела на него, высоко подняв подбородок, повернув к нему ту сторону лица, где синяки были видны лучше всего, словно подначивая его сказать что-нибудь. Она не похожа на своего брата. Совсем не похожа. Не думаю, что она расплачется у меня в столовой, или где-нибудь ещё.
— Чем могу помочь вам, инквизитор? — холодно спросила она. Ему показалось, что слово "инквизитор" она сказала невнятно. Она пила… хотя и неплохо это скрывает. Недостаточно много, чтобы выглядеть глупо. Глокта поджал губы. По какой-то причине он чувствовал, что надо ступать осторожно.
— Я здесь не по профессиональному делу. Ваш брат попросил меня…
Она грубо его перебила.
— Попросил? Неужели? И вы теперь хотите убедиться, что я не ебусь тут с кем попало? — Глокта подождал немного, осознавая её слова, а потом начал тихо хихикать себе под нос. О, это грандиозно! Она мне уже нравится!
— Что тут смешного? — резко бросила она.
— Простите меня, — сказал Глокта, вытирая пальцем слезящийся глаз, — но я провёл два года в императорских тюрьмах. Должен сказать, если бы знал, что проведу там хотя бы половину этого времени, то предпринял бы более обдуманные усилий, чтобы убить себя. Семьсот дней, плюс-минус, в темноте. Это было настолько близко к аду, думал я тогда, насколько может подобраться человек. Я это к тому, что если вы хотите меня расстроить, то вам понадобится нечто большее, чем грубости.
И Глокта улыбнулся ей своей самой отвратительной, беззубой, безумной улыбкой. Было поистине немного человек, способных так долго её выдержать, но Арди не отвела взгляд ни на миг. На самом деле вскоре она даже улыбнулась ему в ответ. Своей кривобокой ухмылкой, которую он нашёл странно обезоруживающей. Наверное, новая тактика.
— Дело в том, что ваш брат попросил меня позаботиться о вашем благополучии, пока он отсутствует. На мой взгляд, вы можете ебаться, с кем вам заблагорассудится. Хотя, по моим наблюдениям, когда дело касается репутации юной женщины — чем меньше ёбли, тем лучше. И, разумеется, для молодых мужчин верно обратное. Это не особенно справедливо, но жизнь несправедлива во многих отношениях, так что об этом вряд ли стоит и упоминать.
— Хм. Тут вы правы.
— Хорошо, — сказал Глокта, — значит, мы понимаем друг друга. Вижу, вы поранили лицо.
Она пожала плечами.
— Я упала. Я неуклюжая дура.
— Отлично вас понимаю. Я и сам такой же дурак — выбил себе половину зубов и искромсал ногу в никуда негодный фарш. Поглядите на меня, на калеку. Поразительно, куда может завести маленькая глупость, если её не сдержать. Мы, неуклюжие типы, должны держаться вместе, как вы думаете?
Она задумчиво посмотрела на него, поглаживая синяки на челюсти.
— Да, — сказала она, — наверное, должны.
Практик Гойла, Витари, развалилась на кресле напротив Глокты, сразу за тёмными дверями кабинета архилектора. Она растеклась в нём, разлилась, распласталась, как мокрая тряпка — длинные руки свисали, качаясь, голова откинулась назад. Её глаза под тяжёлыми веками время от времени лениво подрагивали, осматривая комнату, иногда задерживаясь на Глокте на оскорбительно долгое время. Впрочем, она не поворачивала голову и даже не шевелила мышцами, словно любое усилие было для неё слишком болезненным.
Что, на самом деле, вполне возможно.
Очевидно, она участвовала в весьма жестокой рукопашной схватке. Над чёрным воротником на её шее виднелись пятна кровоподтёков. Вокруг чёрной маски синяков было намного больше, и на лбу виднелся длинный порез. Одна из её свесившихся рук была тщательно забинтована, а костяшки пальцев на другой были исцарапаны и покрыты коростой. Она получила больше, чем просто пару пинков. Дралась сурово, и против того, кто знает толк в этом деле.
Маленький колокольчик подпрыгнул и звякнул.
— Инквизитор Глокта, — сказал секретарь, выходя из-за стола, чтобы открыть дверь, — его преосвященство готов вас принять.
Глокта вздохнул, поворчал и опёрся на трость, поднимаясь на ноги.
— Удачи, — сказала женщина, когда он прохромал мимо.
— Что?
Она едва заметно кивнула в сторону кабинета архилектора.
— Сегодня у него хреновое настроение.
Когда открылась дверь, в приёмную полился голос архилектора, из бормотания превратившийся в полноценный крик. Секретарь выскользнул назад из дверной щели, словно ему дали пощечину.
— Двадцать практиков! — вопил архилектор по ту сторону арки. — Двадцать! Мы сейчас должны допрашивать эту суку, а не сидеть здесь, зализывая раны! Сколько практиков?
— Двадцать, архил…