голод, грызла внутренности Ферро.
— Ты! — крикнул солдат, направляя к ним свою лошадь.
— Ну вот, добилась своего! — прошипел Юлвей, потом поклонился охраннику, улыбаясь и расшаркиваясь.
— Прошу прощения, господин, мой сын…
— Заткни пасть, старик! — Солдат посмотрел на Ферро со своего седла. — Ну, пацан, она тебе нравится?
— Чего? — прошипела она через сжатые зубы.
— Не стесняйся, — хихикнул солдат, — я видел, как ты смотрел. — Он повернулся к колонне. — Остановите их! — крикнул он, и рабы снова остановились. Он наклонился в седле и схватил девочку под мышку, грубо выдернув её из колонны.
— Она хорошенькая, — сказал он, толкая девочку к Ферро. — Немного молодая, но уже созрела. Хорошенько отчисти, и сойдёт. Немного хромает, но это пройдёт, просто мы быстро гнали их. Зубы хорошие… покажи зубы, сука! — Потрескавшиеся губы девочки медленно раскрылись. — Хорошие зубы. Что скажешь, пацан? Десять золотых за неё! Хорошая цена!
Ферро стояла и смотрела. Девочка безмолвно смотрела в ответ своими большими мёртвыми глазами.
— Слушай, — сказал солдат, наклоняясь в седле. Она стоит в два раза больше, и тут нет никакой опасности! Когда доберёмся до Шаффы, я скажу, что она померла здесь, в пыли. И никто ни о чём не задумается, такое случается постоянно! Я получаю десятку, ты сохраняешь десятку! Все в выигрыше!
Все в выигрыше. Ферро уставилась на охранника. Он стащил шлем, и вытер лоб тыльной стороной ладони.
— Спокойно, Ферро, — прошептал Юлвей.
— Ладно, восемь! — крикнул солдат. — У неё милая улыбка! Улыбнись ему, сука! — Уголок рта девочки немного дёрнулся. — Вот видишь! Восемь, и ты уже меня грабишь!
Ферро сжала кулаки, ногти впились ей в ладони.
— Спокойно, Ферро, — прошептал Юлвей с тревожной ноткой в голосе.
— Божьи зубы, а ты хорошо торгуешься, парень! Семь, и это моё последнее предложение! Семь, чёрт возьми! — Солдат разочарованно махнул шлемом. — Обращайся с ней помягче, и через пять лет она будет стоить больше! Это вложение денег!
Лицо солдата находилось всего в футе от Ферро. Она видела каждую капельку пота, выступившую у него на лбу, каждый волосок щетины на его щеках, каждую трещинку и пору на его коже. Она почти чуяла его запах.
Тот, кто по-настоящему испытывает жажду, станет пить и мочу, и солёную воду, и масло, как бы плохо ему от них не было — так сильно человеку хочется пить. Ферро часто видела таких в бесплодных землях. Сейчас ей настолько же сильно хотелось убить этого человека. Она хотела разорвать его голыми руками, выдавить из него жизнь, впиться зубами в лицо. Этому желанию почти невозможно было сопротивляться.
— Спокойно! — Прошипел Юлвей.
— Я не могу её себе позволить, — услышала Ферро свой голос.
— Мог бы сказать это раньше, пацан, и избавил бы меня от хлопот! — Солдат натянул свой шлем. — И всё же, не могу винить тебя за то, что смотрел. Она хорошенькая. — Он наклонился, подхватил девочку под руку и затащил к остальным. — В Шаффе за неё дадут двадцать! — крикнул он через плечо. Колонна тронулась. Ферро смотрела на девочку, пока рабы не скрылись за гребнем — спотыкаясь и хромая, они ковыляли в рабство.
Теперь она почувствовала холод. Холод и пустоту. Хотела бы она убить охранника, чего бы это ни стоило. Убийство могло бы заполнить пустоту, хотя бы на какое-то время. Так оно и действовало.
— Я ходила в такой колонне, — медленно сказала она.
Юлвей тяжело вздохнул.
— Я знаю, Ферро, я знаю. Но судьба решила спасти тебя. Будь признательна за это, если знаешь как.
— Надо было позволить мне убить его.
— Ух, — цокнул старик языком от отвращения, — Точно говорю, ты бы весь мир поубивала, если бы могла. Ферро, в тебе есть что-нибудь, кроме жажды убийства?
— Раньше было, — пробормотала она, — всё выбили кнутом. Кнутом бьют до тех пор, пока в тебе точно ничего не останется. — Юлвей стоял и с жалостью смотрел на неё. Удивительно, но это её больше не сердило.
— Мне жаль, Ферро. Жаль и тебя и их. — Он снова шагнул на дорогу, качая головой. — Но это лучше смерти.
Она постояла, глядя, как поднимается пыль от удаляющейся колонны.
— Это то же самое, — прошептала она.
Белая ворона
Логен склонился над парапетом, прищурился от утреннего солнца и принялся рассматривать открывавшийся пейзаж.
Так же он смотрел с балкона своей комнаты в библиотеке — как давно, казалось, это было. То, что открывалось его взору сейчас, разительно отличалось от вида с балкона библиотеки. Сейчас — восход над неровным ковром зданий, жара́, слепящий свет и отдалённый шум. Тогда — холодная туманная долина, тихая, пустая и спокойная, как смерть. Он помнил то утро, помнил, как почувствовал себя другим человеком. Сейчас он уж точно чувствовал себя другим человеком. Дураком. Маленьким, напуганным, уродливым и сбитым с толку.
— Логен. — На балкон вышел Малахус и встал рядом с ним, улыбнувшись солнцу, городу и искрящейся бухте, в которой уже сновали корабли.
— Прекрасно, не так ли?
— Как скажешь, но не уверен, что вижу тут что-то прекрасное. Все эти люди. — Вспотевший Логен содрогнулся. — Это неправильно. Это меня пугает.
— Пугает? Тебя?
— Всегда. — Логен почти не спал с тех пор, как они прибыли. Здесь никогда не было по-настоящему темно, никогда не было по-настоящему тихо. Слишком жарко, слишком тесно и воняло слишком сильно. Враги могут пугать, но с ними можно сразиться и покончить с этим. Их ненависть Логен мог понять. С безликим, безучастным, грохочущим городом не сразишься. Город ненавидел всех. — Здесь не место для меня. Буду рад отсюда уехать.
— Возможно, какое-то время мы отсюда не уедем.
— Я знаю. — Логен глубоко вздохнул. — Поэтому я собираюсь спуститься и осмотреть этот Агрионт, и разузнать, что тут к чему. Некоторые дела нужно сделать. Лучше сделать дело, чем жить в страхе перед ним. Так говорил мне мой отец.
— Хороший совет. Я пойду с тобой.
— Не пойдёшь. — В дверях стоял Байяз, сердито глядя на своего ученика. — За последние несколько недель твои успехи были позорно малы, даже для тебя. — Он вышел на открытый воздух. — Пока мы бездельничаем, ожидая милости его величества, тебе следует воспользоваться возможностью для обучения. Другой такой шанс может долго не выпасть.
Малахус поспешил назад внутрь, не оглянувшись. Он знал, что с учителем в таком настроении лучше не мешкать. Всё добродушие Байяза пропало, как только они прибыли в Агрионт, и не было похоже, что оно вернется. Логен вряд ли мог винить его — с ними обращались скорее как с пленниками, чем как с гостями. Он не очень-то разбирался в хороших манерах, но догадывался, что значат все эти суровые взгляды со всех сторон и стражники за дверью.
— Сложно поверить, как она разрослась, — проворчал Байяз, хмуро глядя на раскинувшийся огромный город. — Я помню Адую, когда она была ещё кучкой лачуг, жавшихся к Дому Делателя, как мухи к свежему дерьму. Ещё до того, как появился Агрионт. Даже до того, как появился Союз. В то время у них не было такой гордыни, точно говорю. Они поклонялись Делателю, словно богу.
Он шумно отхаркался и плюнул в воздух. Логен наблюдал, как слюна перелетела через ров и исчезла где-то среди белых зданий внизу.
— Я дал им это, — прошипел Байяз. Логен почувствовал, как подкрадывается неприятное ощущение, которое, видимо, всегда сопровождало недовольство мага. — Я дал им свободу, и что получаю в благодарность? Презрение писцов? Этих зазнавшихся мальчиков на побегушках?
Вылазка вниз, в эту атмосферу подозрительности и безумия, начинала уже казаться милосердным избавлением. Логен боком пробрался к двери и нырнул в комнату.
Если они здесь и были пленниками, то, следовало признать, Логен бывал в темницах и посуровей. Круглая гостиная подошла бы и королю, по крайней мере на взгляд Логена: тяжелые стулья из тёмного дерева с изящной резьбой; на стенах толстые гобелены с изображениями лесов и охоты. Бетод в такой комнате наверняка чувствовал бы себя как дома. А Логен чувствовал себя как болван — ходил всегда на цыпочках, боясь, как бы чего не сломать. На столе в центре комнаты стоял высокий кувшин, раскрашенный яркими цветами. Логен подозрительно посмотрел на него, направляясь к длинной лестнице, ведущей в Агрионт.
— Логен! — Байяз стоял в двери и хмуро глядел на него. — Будь осторожен. Это место кажется странным, но люди здесь ещё более странные.
Пенилась и булькала вода, которая била узкой струёй из металлической трубы, вырезанной в форме рыбьего рта, и затем плюхалась в широкую каменную чашу. Фонтан, как назвал его надменный юноша. Трубы под землёй, сказал он. Логен представил себе подземные потоки, которые текут прямо у него под ногами и подмывают основание города. От этой мысли у него слегка закружилась голова.
Площадь была громадной — огромная равнина плоских камней, окружённая отвесными утёсами белых зданий. Полыми, покрытыми резьбой утёсами, с колоннами и с блестящими высокими окнами, и битком набитыми людьми. Казалось, сегодня происходило что-то необычное. По краям площади возводилось громадное покатое сооружение из деревянных балок. На нём кишела армия рабочих, которые рубили и колотили, вбивали колья и сколачивали стыки, перекидываясь друг с другом раздражёнными криками. Вокруг них повсюду виднелись горы досок и брёвен, бочки с гвоздями, мешки с инструментом — всего этого хватило бы, чтобы построить с десяток больших замков, да ещё и осталось бы. Местами сооружение уже поднималось высоко над землёй — вертикальные стойки взмывали в воздух, словно мачты огромных кораблей, высотой с чудовищные здания позади них.
Логен стоял, уперев руки в бока, и, разинув рот, смотрел на огромный деревянный скелет, назначение которого оставалось для него загадкой. Он подошёл к мускулистому коротышке в кожаном фартуке, яростно пилившему доску.
— Чё это такое?
— А? — Человек даже не оторвался от своего дела.
— Это. Для чего оно? — Пила вгрызлась в дерево, обрезок застучал по земле. Плотник бросил доску в кучу рядом с собой. Потом повернулся, подозрительно глядя на Логена и вытирая пот с блестящего лба.