Откуда-то доносилась могильная вонь. Не только запах его собственной сырости и кислого пота, хотя и этого было довольно. Пахло одеяло, которое уже начинало гнить. Два куска от него были намотаны на руки, как рукавицы, и привязаны к запястьям верёвкой, а ещё один обмотан вокруг головы, словно грязный вонючий капюшон. Сапоги плотно набиты лоскутами. Остатки намотаны на тело, под плащом. Одеяло плохо пахло, но спасло ему жизнь этой ночью, и значит, дело того стоило. Вонять будет намного сильнее, прежде чем Логен сможет позволить себе избавиться от лохмотьев.
Он с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Узкая долина, с крутыми склонами и заваленная снегом. Её окружали три огромных пика — горы тёмно-серого камня и белого снега на фоне голубого неба. Он знал их. Фактически, старые друзья. Единственные из тех, что у него остались. Он был в Высокогорье. Крыша мира. Ему ничто не грозило.
— Ничто не грозит, — прохрипел он себе, хоть и не особенно радостно. Не грозила еда, определенно. Не грозило тепло, это уж точно. Ничто из этого не будет тревожить его здесь. Он, может, и сбежал от шанка, но это место для мертвецов, и если он здесь останется, то присоединится к ним.
К тому же он был жутко голоден. Его живот стал огромной мучительной дырой, которая взывала к нему пронзительными криками. Логен нащупал в сумке последнюю полоску мяса. Старую, коричневую, лоснящуюся, похожую на сухую веточку. Вряд ли она заполнит пустоту, но больше у него ничего не было. Он вцепился в неё зубами — жёсткая, как старая кожа сапога — и с трудом проглотил с горсткой снега.
Логен прикрыл рукой глаза и посмотрел на север, на долину, по которой он пришёл днём раньше. Земля там медленно шла под уклон, снег и скалы уступали место покрытым соснами холмам горных долин. Деревья сменялись извилистой полоской пастбищ, а за поросшими травой холмами виднелось море — блестящая линия далеко на горизонте. Дом. От этой мысли Логену стало плохо.
Дом. Там, где жила его семья. Его отец — мудрый и сильный, хороший человек, хороший вождь для своего народа. Жена Логена, его дети. Они были хорошей семьёй. Они заслуживали лучшего сына, лучшего мужа, лучшего отца. Там остались и его друзья. И старые и новые. Как было бы хорошо снова их повидать. Поговорить с отцом в длинном доме. Поиграть с детьми, посидеть с женой у реки. Поговорить о тактике с Тридуба. Поохотиться с Ищейкой в горных долинах, мчась напролом через лес с копьём в руках, по-дурацки хохоча.
Логен почувствовал внезапную мучительную тоску. Он чуть не задохнулся от этой боли. Проблема заключалась в том, что все они были мертвы. От дома осталось кольцо чёрных головешек, а река стала сточной канавой. Он никогда не забудет, как спустился с холма и увидел выжженные развалины в долине. Как пробирался по пеплу, выискивал признаки того, что хоть кто-то спасся, а Ищейка тянул его за плечо и уговаривал бросить это дело. Там не осталось ничего, кроме сгнивших до неузнаваемости трупов. Логен бросил искать знаки. Все они стали мертвецами, уж шанка-то мертвецов делать горазды. Сплюнул на снег, коричневой слюной от сухого мяса. Мертвы, замерзли и сгнили, или сожжены дотла. Вернулись в грязь.
Логен выпятил челюсть и сжал кулаки, обмотанные гниющими обрывками одеяла. Он мог вернуться в развалины деревни около моря, в последний раз. Мог броситься в атаку с боевым кличем, как делал это в Карлеоне, когда потерял палец и заработал свою репутацию. Мог вырезать нескольких шанка. Разрубить их, как он разрубил Шаму Бессердечного, от плеча до брюха, так, что выпали кишки. Мог отомстить за отца, за жену, за детей, за друзей. Это был бы подходящий конец для того, кого называли Девять Смертей[14]. Умереть, убивая. Получилась бы достойная песня.
Но в Карлеоне он был молод и силён, и позади него шли друзья. Теперь он был слаб, голоден и совершенно одинок. Он убил Шаму Бессердечного длинным, ужасно острым мечом. Логен посмотрел на свой нож. Этот, может, и хорош, но отомстить с таким не получится. И в любом случае, кто станет петь песни? У шанка плохие голоса и скудное воображение, если они вообще узнают вонючего оборванца, замотанного в одеяло, после того, как утыкают его стрелами. Пожалуй, месть может и подождать, по крайней мере до тех пор, покуда он не отыщет меч побольше. В конце концов, надо быть реалистом.
Значит, на юг[15], и стать странником. Для человека с его навыками работа всегда найдётся. Тяжёлая работа, наверное, и тёмная, но это все равно работа. Стоило признать, в этом было что-то привлекательное. Не отвечать ни за кого, кроме самого себя, поскольку его решения не будут иметь большого значения, и ничья жизнь или смерть не будет от них зависеть. У него имелись враги на юге, это факт. Но Девять Смертей и раньше разбирался с врагами.
Он снова сплюнул. Подумал, что теперь, когда во рту хватает слюны, можно использовать её по назначению. Это практически всё, что у него осталось — слюна, старый котелок, и несколько вонючих обрывков одеяла. Умереть на севере или жить на юге. Всё сводилось к этому, а значит, выбора не было.
Просто продолжаешь жить. Логен всегда так поступал. Этим и приходится заниматься выжившим, заслуживаешь ты жить или нет. Мёртвых вспоминаешь, как можешь. Говоришь им какие-то слова. А потом продолжаешь жить и надеешься на лучшее. Логен сделал долгий холодный вдох и выдохнул.
— Прощайте, друзья, — пробормотал он. — Прощайте. — Потом закинул сумку на плечо, повернулся и начал пробираться по глубокому снегу. Вниз, на юг, с гор.
Всё ещё шёл дождь. Слабый дождик покрывал всё холодной росой, собирался на ветвях, на листьях, на иголках и капал вниз крупными каплями, которые насквозь проникали через мокрую одежду Логена до самой мокрой кожи.
Он спокойно и тихо сидел на корточках в мокрых кустах. Вода текла по лицу, лезвие ножа блестело от влаги. Логен чувствовал огромное движение леса, слышал все его тысячи звуков. Шуршание бессчётных насекомых, слепой бег кротов, робкий шелест оленей, медленную пульсация сока в старых стволах деревьев. Всё живое в лесу искало себе пищу, и Логен был таким же. Он сосредоточился на животном неподалёку, которое осторожно двигалось по лесу справа. Вкусное. Лес притих, за исключением бесконечных капель воды с веток. Мир сжался до Логена и его следующей трапезы.
Решив, что зверь уже достаточно близко, Логен бросился и повалил его на мокрую землю. Молодой олень. Он дёргался и сопротивлялся, но Логен был сильным и быстрым — ударил оленя ножом в шею и перерубил горло. Горячая кровь потекла из раны по рукам Логена[16], на мокрую землю.
Он поднял тушу и закинул на плечи. Получится неплохая похлёбка, особенно если добавить немного грибов. Очень хорошая. А поев, он спросит совета у духов. Их советы довольно бесполезны, но компания будет приятной.
Когда он добрался до своего лагеря, уже близился закат. Укрытие было под стать такому герою, как Логен — два больших шеста поддерживали кучу мокрых веток над ямой в грязи. И всё же там было почти сухо, да и дождь прекратился. Сегодня у него будет костёр. Прошло уже много времени с тех пор, как у него было такое удовольствие. Костёр, да еще и свой.
Позднее, поев и отдохнув, Логен забил в трубку кусочек чагги[17]. Он нашел её несколько дней назад у основания дерева — большие влажные жёлтые пластины. Он отломил себе хороший кусок, но до сегодняшнего дня тот недостаточно высох, чтобы его можно было курить. А теперь Логен достал из огня горящую ветку, сунул в трубку и сильно вдыхал, пока гриб не занялся и не начал гореть, испуская знакомый сладковато-земляной запах.
Логен закашлялся, выдохнул бурый дым и уставился в мелькающие языки пламени. Его разум отправился в другое время, к другим кострам. Там ухмылялся Ищейка, и свет блестел на его заостренных зубах. Тул Дуру сидел напротив, огромный, как гора, и хохотал, как гром. И Форли Слабейший, с нервно бегающими глазами, всегда немного напуганный. Там был и Рудда[18] Тридуба, и Хардинг Молчун[19], который ничего не говорил. Он никогда ничего не говорил. Потому его и называли Молчуном.
Все они сидели там. Только на самом деле их там не было. Все они умерли, вернулись в грязь. Логен выбил трубку в костёр и убрал её. Всё желание покурить прошло. Его отец был прав. Никогда не стоит курить в одиночку.
Он отвернул крышку помятой фляжки, набрал полный рот и выплюнул фонтаном мелких брызг. Языки пламени взвились в холодный воздух. Логен вытер губы, наслаждаясь жгучим горьким вкусом. Потом откинулся на узловатый ствол сосны и стал ждать.
Прошло некоторое время, прежде чем они появились. Их было трое. Они тихо показались из пляшущих теней среди деревьев и медленно добрались до огня, принимая форму по мере того, как выходили на свет.
— Девятипалый, — сказал первый.
— Девятипалый, — сказал второй.
— Девятипалый, — сказал третий, их голоса были похожи на тысячи звуков леса.
— Добро пожаловать к моему костру, — сказал Логен. Духи сели на корточки и невыразительно уставились на него. — Сегодня только трое?
Первым заговорил тот, что справа.
— Каждый год после зимы нас просыпается всё меньше. Мы — единственные, что остались. Пройдёт ещё несколько зим, и мы тоже будем спать. Скоро не останется никого, кто ответил бы на твой призыв.
Логен печально кивнул.
— Чего в мире нового?
— Мы слышали, человек упал с утёса, но выплыл живым, а потом в начале весны перешёл Высокогорье, замотанный в гнилое одеяло. Но мы в такие слухи не верим.
— Очень мудро.
— Бетод затевает войну, — сказал дух в центре.
Логен нахмурился.
— Бетод всегда затевает войну. Этим он и занимается.
— Да. Он выиграл с твоей помощью столько сражений, что сам себе пожаловал золотую шляпу.