— Понятия не имел, что ты такой эксперт. Есть один конкретный, который меня интересует. Называется Валинт и Балк.
— Никогда о таком не слышал, но могу поспрашивать.
— Но будь осторожен, Секутор, понимаешь? Никто не должен об этом знать. Я серьёзно.
— Я только об осторожности и думаю, шеф, любого спросите. Осторожность. Это я. Тем и известен.
— Надеюсь что так, Секутор. Надеюсь, что так. — Или это нам обоим может стоить головы.
Глокта сел, втиснулся в амбразуру, прислонился спиной к камням и вытянул перед собой левую ногу — жгучий и пульсирующий очаг боли. Разумеется, он ожидал боль, каждый миг каждого дня. Но это что-то особенное. Каждый вздох с рваным стоном вырывался через сжатые челюсти. Любое, даже самое малейшее движение стало непосильной задачей. Он вспомнил, как много лет назад маршал Варуз заставлял его бегать вверх и вниз по этим ступеням на тренировках к Турниру. Я перепрыгивал по три за раз, вверх и вниз, ни секунды не задумываясь. А теперь взгляните на меня. Кто бы мог подумать, что дойдёт до такого?
Его дрожащее тело покрылось по́том, из воспалённых глаз текли слёзы, из воспалённого носа капали сопли. Из меня течёт столько жидкости, и всё же, я хочу пить, словно я в аду. Какой в этом смысл? Какой смысл во всём этом? Что если кто-то пойдёт мимо и увидит меня таким? Ужасный бич Инквизиции, свесил задницу в окно, не в силах пошевелиться? Смогу ли я натянуть невозмутимую улыбку на эту застывшую маску мучения? Смогу ли притвориться, что всё хорошо? Что я часто прихожу сюда, просто чтобы поваляться возле лестницы? Или же захнычу, закричу и стану молить о помощи?
Но никто не шёл. Он лежал, зажатый в узком пространстве, прислонившись затылком к прохладным камням и подтянув дрожащие колени. До верха Башни Цепей оставалось три четверти пути. Занд дан Глокта, мастер-фехтовальщик, удалой кавалерийский офицер, когда-то перед ним открывалось славное будущее! Было время, когда я мог бегать часами. Бегал и бегал, и никогда не уставал. Он чувствовал струйку пота, бежавшую по спине. Зачем я это делаю? Зачем, чёрт возьми, хоть кто-то стал бы это делать? Могу перестать сегодня. Могу отправиться домой к матери. Но что потом? Что потом?
— Инквизитор, я рад, что вы здесь.
Хорошо тебе, сволочь, а я не рад. Глокта прислонился к стене на вершине лестницы, прижимая те зубы, что у него остались, к пустым дёснам.
— Они внутри, там такой беспорядок… — Рука Глокты дрожала, кончик трости стучал по камням. Голова кружилась, веки подёргивались. Стражник казался размытым и смутным. — С вами всё хорошо? — Он наклонился вперёд, протягивая руку.
Глокта посмотрел на него.
— Просто открой ёбаную дверь, болван!
Мужчина отпрыгнул, бросился к двери и открыл её. Каждой своей частичкой Глокта хотел сдаться и растянуться ничком, но заставил себя выпрямиться. Он заставил одну свою ногу встать перед другой, заставил дыхание выровняться, плечи — распрямиться, а голову — подняться. Властно прошёл мимо стражника, и каждая частичка его тела пела от боли. Однако то, что он увидел за дверью, чуть не сломало его маску спокойствия.
Вчера это были лучшие покои Агрионта. Их резервировали для самых почётных гостей, для самых важных иностранных сановников. Вчера. В одной стене, там, где раньше было окно, зияла рваная дыра, и яркое небо за ней слепило после темноты лестницы. Обвалился участок потолка — обломки досок и куски штукатурки свисали вниз. Пол усеивали обломки камня, осколки стекла и клочья разноцветной ткани. Старинная мебель развалена на кусочки, обломанные края почернели и обуглились, словно от огня. Уничтожения избежали лишь один стул, половина стола и высокий декоративный кувшин, который стоял, необъяснимо нетронутый, в центре заваленного обломками пола.
Посреди этого дорогостоящего беспорядка стоял сконфуженный молодой человек болезненного вида. Нервно облизывая губы языком, он смотрел на Глокту, пробиравшегося от дверного проёма по обломкам камней. Молодому человеку явно было не по себе. Может ли кто-нибудь сильнее походить на мошенника?
— Э-э-э, доброе утро? — Пальцы молодого человека нервно дёргали одеяние — тяжёлую мантию, вышитую загадочными символами. И разве не заметно, что ему в ней неудобно? Если этот человек — ученик волшебника, то я — император Гуркхула.
— Я Глокта. Из Инквизиции его величества. Меня прислали расследовать это… прискорбное дело. Я ожидал встретить кого-нибудь постарше.
— О, да, извините, я Малахус Ки, — заикаясь, проговорил молодой человек, — ученик великого Байяза, Первого из Магов, великого знатока Высокого Искусства, постигшего глубины… — На колени, на колени передо мной! Ибо я могучий император Гуркхула!
— Малахус… — грубо прервал его Глокта — … Ки. Вы из Старой Империи?
— Ну да, — молодой человек на это немного просветлел. — Вы знаете мою…
— Нет. Вовсе нет. — Бледное лицо померкло. — Вы были здесь прошлой ночью?
— Э-э-э, да, я спал, за соседней дверью. Но, боюсь, я ничего не видел…
Глокта уставился на него, пристально и не моргая, пытаясь раскусить. Ученик закашлялся и посмотрел в пол, словно раздумывая, что нужно убрать сначала. Неужели вот этот вот может заставить нервничать архилектора? Жалкий актёр. Всё его поведение воняет обманом.
— Но кто-то видел хоть что-нибудь?
— Ну, э-э-э, наверное, мастер Девятипалый…
— Девятипалый?
— Да, наш северный спутник. — Молодой человек просветлел. — Воин великой славы, чемпион, принц среди своих…
— Вы — из Старой Империи. Он — северянин. Разношёрстная компания.
— Ну да, ха-ха, так и есть, наверное…
— Где сейчас Девятипалый?
— Думаю, до сих пор спит, э-э-э, я мог бы его разбудить…
— Будьте так любезны. — Глокта стукнул тростью по полу. — Нелегко было взбираться, и не хотелось бы приходить позже.
— Нет, э-э-э, конечно… извините, — Он кинулся к одной из дверей, и Глокта отвернулся, притворяясь, что изучает зияющую рану в стене, а сам скорчил лицо от боли и кусал губу, чтобы не завопить, как больное дитя. Свободной рукой он вцепился в колотые камни края дыры и сжал изо всех сил.
Когда прошёл спазм, Глокта начал проявлять больше интереса к нанесённому урону. Даже на этой высоте стена была толщиной в добрых четыре фута. Крепко сложена из булыжников, скреплённых цементом, и облицована тёсанными каменными блоками. Чтобы проделать такую прореху, понадобился бы камень, пущенный поистине мощной катапультой, или команда сильных рабочих, работающих неделю день и ночь. Гигантская осадная машина или группа рабочих, несомненно, привлекла бы внимание стражи. Так как это было проделано? Глокта провёл рукой по треснувшим камням. Однажды до него доходили слухи, что далеко на юге сделали что-то вроде взрывающегося порошка. Мог ли порошок сделать такое?
Открылась дверь, Глокта обернулся и увидел, как большой мужчина, пригнувшись, проходит в низкую дверь, медленно застегивая рубашку тяжёлыми руками. Этакая задумчивая медлительность. Словно он может двигаться быстро, но не видит в этом нужды. На голове у него была спутанная копна волос, а бугристое лицо густо покрывали шрамы. На левой руке не хватало среднего пальца. Отсюда и Девятипалый. Как невероятно оригинально.
— Спали допоздна?
Северянин кивнул.
— Ваш город слишком жаркий для меня — не дает заснуть ночью, и делает сонным днём.
Нога Глокты пульсировала от боли, спина ныла, шея задеревенела, как сухая ветка. Ему с трудом удавалось лишь скрывать свои мучения. Он отдал бы всё, чтобы растянуться на этом неповрежденном стуле, и закричать, откинув голову. Но я должен стоять, и обмениваться словами с этими шарлатанами.
— Не могли бы вы объяснить мне, что здесь произошло?
Девятипалый пожал плечами.
— Я захотел ночью отлить. Увидел кого-то в комнате. — Похоже, у него не возникало трудностей с общим языком, даже если содержание его речей было не очень приличным.
— Вы видели, кто это был?
— Нет. Женщина, только это я и разглядел. — Он пошевелил плечами, явно чувствуя себя неуютно.
— Женщина? В самом деле? — История с каждой секундой становится всё нелепей. — Что-то ещё? Сейчас под это описание попадает половина населения — можем мы сузить масштабы наших поисков?
— Было холодно. Очень холодно.
— Холодно? — Разумеется, почему бы нет? В одну из самых жарких ночей года.
Глокта долго и пристально смотрел в глаза северянина, а тот смотрел в ответ. Тёмные холодные голубые глаза, глубоко посаженные. Не глаза идиота. Он, может, и выглядит, как обезьяна, но говорит не так. Он думает, прежде чем сказать, и говорит не больше, чем необходимо. Это опасный человек.
— Что у вас за дела в этом городе, мастер Девятипалый?
— Я пришел с Байязом. Если хотите узнать о его делах, спросите у него. Если честно, я не знаю.
— Значит, он вам платит?
— Нет.
— Вы следуете за ним из верности?
— Не совсем.
— Но вы его слуга?
— Нет. Вряд ли. — Северянин медленно почесал покрытую щетиной челюсть. — Я не знаю, кто я.
Большой, уродливый лжец, вот ты кто. Но как это доказать? Глокта махнул тростью на разрушенную комнату.
— И как ваш незваный гость смог нанести такой урон?
— Это сделал Байяз.
— Байяз? Как?
— Искусство, так он это называет.
— Искусство?
— Низшая магия необузданна и рискованна, — напыщенно и нараспев произнёс ученик, словно то, что он говорил, было очень важным, — поскольку происходит от Другой Стороны, а черпать силы из нижнего мира опасно. Маг укрощает магию знанием и таким образом творит Высокое Искусство, но, как кузнец или…
— Другая Сторона? — встрял Глокта, оборвав поток чепухи юного идиота. — Нижний мир? Ад, хотите сказать? Магия? Вы знакомы с магией, мастер Девятипалый?
— Я? — Усмехнулся северянин. — Нет. — Он на секунду задумался и добавил, сло