Трясина рассмеялся, даже несмотря на то, что был связан.
— Никого не осталось! Сражения закончились! Бетод теперь король! Король всего Севера! Все преклоняют перед ним колени…
— Не мы, — прогремел Тул Дуру, наклоняясь. — Что насчет Старика Йоля?
— Мёртв!
— А Сайвинг? А Гремучая Шея?
— Мёртв и мёртв, тупые ебланы! Сражения теперь только на юге! Бетод пошёл войной на Союз! Ага! Мы их тоже победим!
Ищейка не знал, верить ли этому. Король? На Севере прежде никогда не было короля. Он никогда не был и нужен, и Бетод был последним, кого бы Ищейка выбрал. Объявить войну Союзу? Дурацкая затея, вот уж точно. Всех южан не перебьёшь.
— Если здесь нет сражений, — спросил Ищейка, — зачем вы убиваете?
— Иди нахуй!
Тул шлёпнул его по лицу, сильно, и тот свалился на спину. Доу тоже пнул разок, а потом снова его поднял.
— Зачем вы их убили? — спросил Тул.
— Налоги! — крикнул Трясина, и кровь пошла у него из носа.
— Налоги? — спросил Ищейка. Довольно странное слово, он с трудом понимал его смысл.
— Они не хотели платить!
— Налоги для кого? — спросил Доу.
— Для Бетода, а ты как думаешь? Он разбил кланы, подчинил всю эту землю, и взял её себе! Люди должны ему! А мы собираем!
— Налоги, да? Наверняка какая-то южная хуйня! А если они не могут заплатить? — спросил Ищейка, чувствуя, что его от одной мысли воротит. — Вы их вешаете, так?
— Если не платят, то можем делать, что захотим!
— Что захотите? — Тул схватил его за шею, и начал сдавливать большой рукой, пока глаза Трясины не полезли из орбит. — Что захотите? Значит, вам нравится их вешать?
— Ладно, Грозовая Туча, — сказал Доу, отгибая большие пальцы Тула и мягко отталкивая его назад. — Ладно, здоровяк, это не по тебе, убивать связанного человека. — И ткнул себя в грудь, вытаскивая топор. — Как раз для такой работы вы и таскаете с собой кого-то вроде меня.
Трясина уже более или менее оправился от хватки Тула.
— Грозовая Туча? — закашлялся он, оглядываясь на них. — Дак тут вы все, да? Ты Тридуба, ты Молчун, а там, смотрю, Слабейший! Значит, вы не преклоняете колени? Молодцы, блядь! А где же Девятипалый, а? — насмешливо проговорил Трясина. — Где Девять Смертей?
Доу повернулся, проводя большим пальцем по лезвию топора.
— Вернулся в грязь, и ты щас отправишься за ним. Достаточно мы услышали.
— Дай мне встать, падла! — крикнул Трясина, дёргаясь в веревках. — Ты не лучше меня, Чёрный Доу! Ты убил больше народу, чем чума! Дай мне встать и дай клинок! Давай! Боишься драться со мной, трус? Боишься дать честный шанс, ась?
— Зовешь меня трусом? — прорычал Доу. — Ты, который убил детей ради забавы? У тебя был клинок, и ты его бросил. Это был твой шанс, вот им бы и воспользовался. Такие, как ты, другого не заслуживают. Если у тебя есть, что сказать, лучше говори сейчас.
— Да насрать на вас! — завопил Трясина, — Срать на всех…
Топор Доу жёстко треснул ему между глаз и сбил Трясину на спину. Тот немного подёргался и затих. Об этом ублюдке никто не заплакал — даже Форли только поморщился, когда вонзилось лезвие. А вот с мальчишкой было сложнее. Он смотрел на тело большими круглыми глазами, а потом поднял взгляд.
— Так вы — это они, да? — сказал он, — те, кого победил Девятипалый.
— Ага, парень, — сказал Тридуба, — мы — это они.
— Я слышал истории, истории о вас. Что вы со мной сделаете?
— Ну, в этом-то и вопрос, да? — пробормотал Ищейка себе под нос. Жаль, что он уже знал ответ.
— Он не может остаться с нами, — сказал Тридуба. — Мы не можем тащить багаж, и не можем рисковать.
— Он просто пацан, — сказал Форли. — Могли бы его отпустить. — Мысль была хорошей, но звучала не убедительно, и все они это знали. Парень смотрел с надеждой, но Тул её тут же пресёк.
— Мы не можем доверять ему. Не здесь. Он скажет кому-то, что мы вернулись, и за нами начнется охота. Нельзя так. К тому же он принимал участие в работе на ферме.
— Но у меня не было выбора! — сказал парень. — Какой тут выбор? Я хотел отправиться на юг! Идти на юг и сражаться с Союзом, заработать себе имя, но меня послали сюда, собирать налоги. Вождь говорит, что делать, и я должен делать, так ведь?
— Должен, — сказал Тридуба. — Никто и не говорит, что ты должен был делать что-то другое.
— Я не хотел принимать в этом участия! Я говорил им, что надо отпустить детей! Поверьте мне!
Форли посмотрел на свои сапоги.
— Мы тебе верим.
— Но все равно убьёте меня нахуй?
Ищейка покусал губу.
— Взять с собой не можем, и отпустить не можем.
— Я не хотел в этом участвовать. — Парень повесил голову. — Не очень-то справедливо.
— Это не справедливо, — сказал Тридуба. — Совсем не справедливо. Но ничего не поделаешь.
Топор Доу вонзился парню в затылок, и тот растянулся ничком. Ищейка сморщился и отвернулся. Он знал, что Доу поступил так, чтобы им не пришлось смотреть парню в лицо. Скорее всего, мысль хорошая, и он надеялся, что остальным это помогло, но лицом вниз или лицом вверх — для парня никакой разницы. Ищейке было почти так же тошно, как на ферме.
Это был не худший день в его жизни, далеко не худший. Но плохой.
Из хорошего места среди деревьев, где никто его не мог заметить, Ищейка наблюдал, как они идут колонной по дороге. Ещё он убедился, что сидел от них против ветра, поскольку, честно говоря, от него немного пованивало. Это была странная процессия. С одной стороны, они выглядели бойцами, которых только что набрали в ополчение и отправили в битву. С другой стороны, всё у них было не так. Оружие в основном старое, а все доспехи разношерстные. Маршировали они нестройно и изнурённо. Большинство слишком старые — седые волосы, лысые головы — и на лучших бойцов не тянули. А у остальных по большей части и бород-то не было, почти мальчишки.
На взгляд Ищейки, здесь, на Севере, все спятили. Он думал о том, что сказал Трясина перед тем, как Доу его убил. Война с Союзом. Эти люди шли на войну? Если так, то Бетод, должно быть, выскребает уже остатки с самого дна горшка.
— Что там, Ищейка? — спросил Форли, когда он вернулся в лагерь. — Что там внизу?
— Люди. Вооружены, но не очень хорошо. Сотня, если не больше. В основном юнцы и старики, направляются на юго-запад, — и Ищейка указал на дорогу.
Тридуба кивнул.
— В сторону Инглии. Значит, он всерьёз, Бетод-то. В самом деле идёт войной на Союз. Мало ему пролитой крови. Берёт каждого, кто может держать копьё.
В своём роде тут не было ничего удивительного. Бетоду полумеры всегда не нравились. Ему было нужно всё или ничего, и плевать на тех, кто умрёт по дороге.
— Каждого, — пробормотал Тридуба себе под нос. — И если теперь шанка перейдут горы…
Ищейка огляделся. Хмурые, обеспокоенные, грязные лица. Он понимал, о чём говорил Тридуба, и все это понимали. Если шанка нападут сейчас, когда на Севере не осталось никого, чтобы дать им бой, то случай на ферме всем покажется пустяком.
— Мы должны кого-нибудь предупредить! — крикнул Форли, — мы должны предупредить их!
Тридуба покачал головой.
— Ты слышал Трясину. Йоль умер, и Сайвинг, и Гремучая Шея. Все мёртвые и холодные, все вернулись в грязь. Бетод теперь король, король Севера.
Чёрный Доу сердито посмотрел и сплюнул на землю.
— Плюй сколько влезет, Доу, но факты останутся фактами. Некого предупреждать.
— Некого, кроме самого Бетода, — пробормотал Ищейка, и он был совсем не рад говорить это.
— Тогда мы должны сказать ему! — Форли отчаянно посмотрел на них. — Он, может, и бессердечный ублюдок, но по крайней мере он человек! Он же лучше плоскоголовых? Мы должны сказать кому-то!
— Ха! — рявкнул Доу. — Ха! Думаешь, он выслушает нас, Слабейший? Забыл, что он сказал нам? Нам и Девятипалому? Никогда не возвращайтесь! Забыл, как близок он был к тому, чтобы нас прикончить? Забыл, как сильно он ненавидит каждого из нас?
— Боится, — сказал Молчун.
— Ненавидит и боится, — пробормотал Тридуба, — и это мудро с его стороны. Потому что мы сильные. Названные. Известные. Такие, за которыми пойдут люди.
Тул кивнул своей большой головой.
— Ага, в Карлеоне нас тёплый приём не ждёт, вот что я думаю. Разве что тёплый приём с копьями.
— Я-то не сильный! — крикнул Форли. — Я Слабейший, и все это знают! У Бетода нет причин меня бояться, как и ненавидеть! Я пойду!
Ищейка удивлённо посмотрел на него. Все посмотрели.
— Ты? — спросил Доу.
— Ага, я! Я, может, и не боец, но и не трус! Пойду и поговорю с ним. Может, он выслушает. — Ищейка стоят и смотрел на него. Прошло столько времени с тех пор, как кто-то из них пытался найти выход из положения при помощи разговоров, что Ищейка уже и забыл, что такое вообще возможно.
— Может и выслушает, — пробормотал Тридуба.
— Он может выслушать, — сказал Тул. — А потом он может убить тебя к чёрту, Слабейший!
Ищейка покачал головой.
— Тот ещё шанс.
— Может быть, но он стоит того, чтобы попробовать, не так ли?
Все обеспокоенно посмотрели друг на друга. Да уж, Форли продемонстрировал отвагу, но Ищейке не очень нравился этот план. Непрочная нить, чтобы подвешивать на неё свои надежды, Бетод-то. Очень непрочная. Но, как и сказал Тридуба, другой не было.
Слова и пыль
Кюрстер пританцовывал за кругом, встряхивая длинными золотистыми волосами, махал толпе и посылал девушкам воздушные поцелуи. Публика кричала, завывала и вопила, глядя, как гибкий молодой человек проделывает эти вульгарные штучки. Он был из Адуи, офицер Личной Королевской. Местный паренёк, и такой популярный. Бремер дан Горст стоял, прислонившись к барьеру, и наблюдал за танцами своего оппонента, едва открыв глаза. Его шпаги казались необычайно тяжёлыми — увесистые и побитые от частого использования. Пожалуй, слишком тяжёлые, чтобы управляться с ними быстро. Если уж на то пошло, сам Горст казался слишком тяжёлым, чтобы быть быстрым — огромный толстошеий бык, а не человек. Скорее борец, чем фехтовальщик. В этом туре он выглядел аутсайдером. Бо́льшая часть толпы так и думала.