— И вы хотите, чтобы я рассказал это архилектору?
Адепт нервно засмеялся.
— Ну, хе-хе, таковы факты, как я их вижу…
— Человек, неопознанный, может мужчина, а может и женщина, молодой или старый, был атакован в парке неизвестным противником, закусан до смерти в двух сотнях шагов от королевского дворца и частично… съеден?
— Э-э-э… Канделау обеспокоенно взглянул в сторону входа. Глокта обернулся, чтобы взглянуть туда, и нахмурился. Новоприбывший, которого он не услышал. Женщина, которая стояла, скрестив руки, в тени, на краю яркого света ламп. Высокая женщина с короткими шипастыми рыжими волосами, в чёрной маске на лице, смотрела прищуренными глазами на Глокту и адепта. Практик. Но не из тех, кого я знаю, и женщины довольно редки в Инквизиции. Я бы решил…
— Добрый день, добрый день! — В дверь живо вошёл мужчина: сухопарый, лысеющий, в длинном чёрном плаще и с чопорной улыбочкой на лице. Неприятно знакомый мужчина. Гойл, будь он проклят. Новый наставник Адуи, наконец-то прибыл. Отличные новости. — Инквизитор Глокта, — проурчал тот, — какое невероятное удовольствие снова с вами встретиться!
— Взаимно, наставник Гойл. — Сволочь.
По пятам за ухмыляющимся наставником следовали ещё две фигуры, и в ярко освещённой комнате стало сразу довольно тесно. Один был темнокожим, коренастым кантийцем с большим золотым кольцом в ухе. Другой — чудовищным северянином с лицом, похожим на каменную плиту. Чтобы пройти в дверь, ему пришлось немного пригнуться. Оба были в масках и в чёрной одежде практиков.
— Это практик Витари, — хихикнул Гойл, указывая на рыжеволосую женщину, которая плавно перетекла к банкам и осматривала их, одну за одной, постукивая по стеклу и заставляя образцы покачиваться. — А это практики Халим, — южанин боком прошёл мимо Гойла в комнату, стреляя бегающими глазками направо-налево, — и Байр. — Чудовищный северянин смотрел на Глокту почти из-под потолка. — Представляете, на родине его зовут Камнедробителем, но не думаю, что здесь это будет уместно, как считаете, Глокта? Практик Камнедробитель, можете себе представить? — Он тихо рассмеялся и покачал головой.
И это Инквизиция? Я и понятия не имел, что в город приехал цирк. Интересно, они встают друг другу на плечи? А через горящие обручи прыгают?
— Весьма разношёрстная компания, — сказал Глокта.
— О да, — рассмеялся Гойл, — набирал их повсюду, куда бы ни занесли меня мои путешествия, да, друзья?
Женщина пожала плечами, рыская среди банок. Темнокожий практик склонил голову. Высоченный северянин просто стоял.
— Куда бы ни занесли меня путешествия! — хихикнул Гойл, словно и все остальные смеялись вместе с ним. — А есть и многие другие! Ах, что это были за времена, что за времена! — Он вытер набежавшую от радости слезинку и пошёл к столу в центре комнаты. Казалось, его всё развлекало, даже то, что лежало на лабораторном столе. — Но что тут у нас? Тело, если я, конечно, не ошибаюсь! — Гойл резко поднял голову, его глаза сверкали. — Труп? Смерть в городе? Раз я наставник Адуи, то это дело, безусловно, относится к моему ведению?
Глокта поклонился.
— Разумеется. Я не знал, что вы прибыли, наставник Гойл. Кроме того, я почувствовал, что необычные обстоятельства этого…
— Необычные? Я не вижу ничего необычного. — Глокта помедлил. В какую игру играет этот хихикающий болван?
— Вы, конечно же, согласитесь, что такое насилие… исключительно.
Гойл беспечно пожал плечами.
— Собаки.
— Собаки? — спросил Глокта, не в силах пропустить это. — Вы считаете, что местные животные обезумели, или дикие перебрались через стены?
Наставник только улыбнулся.
— Что вам больше нравится, инквизитор. Что вам больше нравится.
— Боюсь, вряд ли это могли быть собаки, — помпезно начал объяснять адепт-медик. — Я как раз только что объяснял инквизитору Глокте… эти отметины здесь, и на коже вон там, видите? Это укусы человеческих зубов, несомненно…
Женщина оставила банки, подошла ближе к Канделау и стала наклоняться к нему, пока её маска не остановилась в нескольких дюймах от его переносицы. Он медленно умолк.
— Собаки, — прошептала она, а потом гавкнула ему в лицо.
Адепт отпрыгнул.
— Ну, полагаю, я мог ошибиться… конечно… — Он пятился, пока не упёрся спиной в огромную грудь северянина, который с удивительной скоростью встал прямо за ним. Канделау медленно обернулся и посмотрел вверх широко раскрытыми глазами.
— Собаки, — проговорил гигант.
— Собаки, собаки, собаки, — прогудел южанин с сильным акцентом.
— Конечно, — пропищал Канделау, — конечно собаки, каким я был глупцом!
— Собаки! — С удовольствием крикнул Гойл, вздымая руки. — Загадка решена! — К изумлению Глокты, два из трёх практиков начали вежливо аплодировать. Женщина стояла спокойно. Никогда бы не подумал, что стану скучать по наставнику Калину, но неожиданно меня переполнила ностальгия. Гойл медленно повернулся, низко кланяясь. — Мой первый день здесь, а работа мне уже нравится! Это можете похоронить, — сказал он, указывая на труп и широко улыбаясь съёжившемуся адепту. — Ему место в земле, а? — он посмотрел на северянина. — Вернётся в грязь, как вы говорите в вашей стране!
Массивный практик не подал ни малейшего вида, что услышал эти слова. Кантиец стоял и крутил кольцо в ухе. Женщина пристально смотрела на труп на столе, принюхиваясь из-под своей маски. Сильно вспотевший адепт-медик пятился, пока не прижался к своим банкам. Довольно этого фарса. Работать надо.
— Что ж, — сухо сказал Глокта, хромая к двери, — загадка решена. Я здесь больше не нужен.
Наставник Гойл повернулся к нему, и всё его добродушие внезапно испарилось.
— Да! — прошипел он, яростно выпучив маленькие глазки. — Вы… нам больше… не нужны!
Никогда не ставь против мага
Логен, сгорбившись, сидел на скамье под жарким солнцем и потел. Нелепая одежда против пота была бесполезна — как, впрочем, и во всех остальных отношениях. Туника явно не предназначалась для того, чтобы в ней сидеть, а жёсткая кожа болезненно впивалась ему в яйца всякий раз, как он пытался пошевелиться.
— Ёбаная хрень, — прорычал он, в двадцатый раз потянув за неё. Ки в его магическом облачении вряд ли было комфортнее — из-за блестящих золотых и серебряных символов его лицо лишь выглядело ещё более больным и бледным, а глаза — ещё более дёрганными и выпученными. Всё утро он почти не говорил. Из них троих Байяз выглядел самым довольным — он лучился, глядя на взволнованные толпы зрителей на скамьях, и солнечный свет отражался от его загорелой лысины.
Среди возбуждённой публики они выделялись, как гнилой фрукт, и, кажется, пользовались такой же популярностью. Даже несмотря на то, что все скамьи были битком забиты, вокруг них троих образовалось свободное пространство, куда никто не осмеливался сесть.
Шум давил ещё сильнее, чем толпа или жара. В ушах у Логена гудело от грохота. Он с трудом сдерживался, чтобы не зажать уши руками и не укрыться под скамьёй. Байяз наклонился к нему.
— Ваши поединки были на это похожи? — Хотя его рот был дюймах в шести от уха Логена, ему все равно приходилось кричать.
— Хм. — Даже когда Логен сражался с Руддой Тридуба, когда большая часть армии Бетода выстроилась огромным полукругом, крича, вопя и стуча оружием по щитам, когда стены Уфриса над ними были заполнены зеваками — публика была далеко не такой многочисленной и шумной. Не больше тридцати человек наблюдали, как он убил Шаму Бессердечного — убил его, а потом разделал, как мясник свинью. Логен поморщился, и от воспоминаний вздрогнул и сгорбился ещё сильнее. Он рубил и рубил, и слизывал кровь с пальцев. Ищейка в ужасе смотрел на него, а Бетод хохотал и подзуживал. И сейчас Логен почувствовал вкус крови, содрогнулся и вытер рот.
Там людей собиралось намного меньше, но всё же ставки были куда выше. Во-первых, жизни бойцов, а кроме того земли, деревни, города или будущее целых кланов. Когда он сражался с Тул Дуру, смотрело не больше сотни, но возможно вся судьба Севера перевернулась за эти кровавые полчаса. Если бы он тогда проиграл, если бы Грозовая Туча убил его, неужели теперь всё было бы так же? Если бы Чёрный Доу, или Хардинг Молчун или кто угодно из остальных вернули его в грязь, неужели у Бетода теперь была бы золотая цепь, и он назывался бы королём? Шла бы сейчас война между Союзом и Севером? От этой мысли у него заболела голова. Даже больше прежнего.
— Ты в порядке? — спросил Байяз.
— М-м-м, — промямлил Логен, но сам при этом дрожал, несмотря на жару. Зачем здесь все эти люди? Только ради веселья. Сражения Логена мало кто находил весёлыми, кроме, пожалуй, Бетода. И ещё нескольких.
— Это не похоже на мои поединки, — пробормотал он себе под нос.
— Что такое? — спросил Байяз.
— Ничего.
— Ух. — Старик радостно улыбался, глядя на толпу, почёсывая свою короткую седую бороду. — Как думаешь, кто победит?
Логену было по большому счёту плевать, но он решил, что неплохо будет отвлечься от своих воспоминаний. Он посмотрел на ограждение неподалёку от того места, где они сидели — там готовились два бойца. Один из них — красавчик, надменный молодой человек, с которым они встретились на воротах. Другой был тяжёлый и с широкой шеей — с виду сильный. Казалось, он почти скучал.
Логен пожал плечами.
— Я об этом ничего не знаю.
— Что, ты? Девять Смертей? Который сражался и победил в десяти поединках? Самый страшный человек на Севере? И никакого мнения? Уж конечно одиночные поединки одинаковы по всему миру!
Логен поморщился и облизнул губы. Девять Смертей. Это было далеко в прошлом, но не настолько, как ему бы хотелось. Во рту у него до сих пор оставался привкус металла, соли и крови. Вряд ли касаться человека мечом и разрубать его на части — это одно и то же, но он снова осмотрел противников. Надменный юноша закатал рукава, дотянулся до носков, потянулся туда-сюда, быстро помахал руками, как мельница. За ним наблюдал суровый старый солдат в безупречном красном мундире. Высокий, озабоченный с виду человек протянул бойцу два тонких меча, один длиннее другого, и тот с впечатляющей