Байяз ухмыльнулся.
— Помилуйте, мастер Сульт, вам действительно нелегко угодить.
— Я полагаю, правильным обращением будет ваше преосвященство, — прошипел архилектор.
— Да-да. Вижу, вы и в самом деле не будете счастливы, пока я не сломаю какую-нибудь мебель. Ужасно не хотел бы пролить чей-нибудь суп, так что… — С неожиданным треском стул архилектора подломился. Он выбросил руку, схватил скатерть, рухнул на пол среди рассыпавшихся обломков и со стоном растянулся на полу. Король начал просыпаться, гости удивлённо моргали, ахали и таращились. Байяз не обращал на них внимания.
— Поистине великолепный суп, — сказал он, шумно отхлебнув с ложки.
Дом Делателя
День стоял ненастный, и Дом Делателя выглядел сурово и мрачно — громадный тёмный силуэт на фоне рваных облаков. Между зданиями и по площадям Агрионта хлестал холодный ветер, развевая полы плаща Глокты, шаркавшего вслед за капитаном Луфаром и самозваным магом, рядом с которым шёл покрытый шрамами северянин. Глокта знал, что за ними наблюдают. Наблюдают на всём пути. Из-за окон, из-за дверей, с крыш. Практики были повсюду, он чувствовал их взгляды.
Глокта ожидал и надеялся, что Байяз со своими спутниками исчезнут в ночи, но они не исчезли. Лысый старик выглядел таким расслабленным, словно собирался открыть свой погреб, и Глокте это совсем не нравилось. Когда закончится этот блеф? Когда же он всплеснёт руками и признает, что всё это игра? Когда мы доберёмся до Университета? Когда перейдём через мост? Когда встанем перед самыми воротами Дома Делателя, и ключ не подойдёт? Но где-то на задворках его разума шевелилась мысль: А что если это не закончится? Что если дверь откроется? Что если он действительно тот, за кого себя выдаёт?
Байяз болтал с Луфаром, пока они шли по пустому двору к Университету. Болтает непринуждённо, как дедушка со своим любимым внуком, и в точности так же скучно.
— …конечно, город теперь намного больше, чем когда я был здесь в прошлый раз. Этот район, который вы называете Три Фермы — сплошная суета, толчея и бурная деятельность. А я помню, когда весь этот район и был тремя фермами! Действительно помню! И они были далеко за городскими стенами!
— Э-э-э…, — сказал Луфар.
— А это новое здание гильдии торговцев пряностями — никогда не видал такого бахвальства…
Мысли хромавшего позади Глокты метались, вылавливая скрытый смысл в этом море болтовни, выцепляя порядок в этом хаосе. Вопросы громоздились один на другой. Зачем выбирать меня в качестве свидетеля? Почему не самого архилектора? Байяз считает, что меня легче обвести вокруг пальца? А Луфар зачем? Потому что он победил на Турнире? А как он победил? Он тоже замешан в этом жульничестве? Но если Луфар и был частью какого-то зловещего плана, то ничем этого не выдавал. Глокта не видел никаких знаков, что он не тот самовлюблённый юный болван, каким кажется.
Ну и головоломка. Глокта посмотрел в сторону, на здоровенного северянина. На его покрытом шрамами лице не было никаких признаков смертоносных намерений, да и вообще никаких намерений. Он глупый или очень умный? Его надо игнорировать или бояться? Он слуга или господин? Ни на один из вопросов не было ответа. Пока.
— Что ж, а это место теперь — лишь тень того, что было раньше, — сказал Байяз, остановившись перед дверью Университета, и поднял бровь, глядя на мрачные покосившиеся статуи. К удивлению Глокты, открыли им почти немедленно.
— Вас ожидают, — прохрипел древний привратник. Они прошли мимо него во мрак. — Я вам покажу… — начал старик, с трудом закрывая скрипящую дверь.
— Не нужно, — крикнул Байяз через плечо, уже быстро шагая по пыльному коридору, — Я знаю дорогу! — Глокта старался не отставать, обливаясь по́том, несмотря на холодную погоду. Его нога горела огнём всю дорогу. Напряжение почти не давало ему времени поразмыслить над тем, откуда лысая сволочь может так хорошо знать здание. Но он определённо отлично его знает. Маг шёл по коридорам, словно провёл здесь всю жизнь, неодобрительно цокая языком при виде состояния Университета, и непрерывно болтая всю дорогу.
— …никогда не видел такой пыли, а, капитан Луфар? Не удивлюсь, если это проклятое место не чистили с тех самых пор, как я был здесь в последний раз! Понятия не имею, как можно думать в таких условиях! Совершенно не имею понятия… — Из рам на стенах мрачно смотрели вниз мёртвые и заслуженно забытые адепты, словно их раздражал весь этот шум.
Мимо мелькали коридоры Университета — древние, пыльные, покинутые. Здесь не было ничего, кроме старых мрачных картин и старых заплесневелых книг. Джезаль не видел в книгах почти никакого толка.
Он прочёл несколько книг по фехтованию и верховой езде, пару о знаменитых военных кампаниях, однажды открывал обложку большой истории Союза, которую нашёл в кабинете отца, и заскучал после трёх или четырёх страниц.
Байяз продолжал гундеть.
— Здесь мы сражались со слугами Делателя. Хорошо это помню. Они призывали Канедиаса спасти их, но он не спустился. В тот день эти залы заливала кровь, оглашали крики, и заполнял дым.
Джезаль понятия не имел, почему старый дурак выделил его, чтобы рассказывать все эти небылицы, и ещё меньше понимал, что тут отвечать.
— Звучит… жестоко.
Байяз кивнул.
— Это и было жестоко. И я этим не горжусь. Но иногда хорошие люди вынуждены совершать жестокие поступки.
— Уф, — неожиданно сказал северянин. Джезаль даже и не думал, что тот слушает.
— И кроме того, это была другая эпоха. Жестокая эпоха. Только в Старой Империи люди поднялись над дикарями. Срединные земли, сердце Союза, верьте или нет, были хлевом. Бесплодные земли, населённые враждебными варварскими племенами. Самые удачливые из них попали в услужение Делателю. Прочие оставались дикарями с раскрашенными лицами, без письменности, без науки, и едва отличались от животных.
Джезаль украдкой глянул на Девятипалого. С таким зверюгой перед глазами не трудно было представить себе варварское состояние. Но мысль о том, что прекрасная родина Джезаля когда-то была бесплодными землями, а сам он произошел от дикарей — казалась нелепой. Этот лысый старик — просто бахвалистый лжец, или безумец, но некоторые важные люди воспринимали его всерьёз.
А Джезаль всегда считал: лучше всего делать то, что говорят важные люди.
Логен вслед за остальными вышел в запущенный дворик, окружённый с трёх сторон ветхими зданиями Университета, а с четвертой — тыльной стороной отвесной стены Агрионта. Всё было покрыто мхом, густым плющом и сухой ежевикой. На чахлом стульчике среди сорняков сидел мужчина и смотрел, как они приближаются.
— Я ждал вас, — сказал он, с трудом поднимаясь. — Проклятые колени, я уже не тот, что раньше. — Непримечательный человек уже не средних лет, в поношенной рубахе с пятнами спереди.
Байяз хмуро посмотрел на него.
— Вы главный стражник?
— Это я.
— А где все остальные из вашей компании?
— Моя жена готовит завтрак, но, не считая её, я… ну, я и есть вся компания. Яйца, — Довольно сказал он, похлопывая себя по животу.
— Что?
— На завтрак. Я люблю яичницу.
— Прекрасно, — немного смущённо пробормотал Байяз. — В правление короля Казамира пятьдесят самых храбрых солдат Личной Королевской назначались стражниками Дома, чтобы охранять эти ворота. Это считалось величайшей честью.
— Это было давным-давно, — сказал единственный стражник, теребя свою грязную рубаху. — Когда я был юн, нас было девять, но они перешли на другую работу, или умерли, и никто не искал им замену. Даже и не знаю, кто будет заниматься этим, когда я умру. Кандидатур немного.
— Вы меня удивили. — Байяз прочистил горло. — О, главный стражник! Я, Байяз, Первый из Магов, прошу твоего дозволения подняться по лестнице к пятым вратам, пройти через пятые врата к мосту, и перейти через мост к двери Дома Делателя.
Главный стражник покосился назад.
— Вы уверены?
Байяз стал проявлять признаки нетерпения.
— Да, а что?
— Помню последнего парня, который пытался, когда я ещё был юн. Наверное, какой-то большой человек, мыслитель. Он поднялся по этим ступеням с десятью сильными рабочими, со стамесками, молотками, кирками и тому подобным, и рассказывал нам, что собирается открыть Дом, вынести сокровища и всё такое. Пять минут спустя все они вернулись, ничего не говорили, и выглядели так, словно увидели ходячего мертвеца.
— Что случилось? — пробормотал Луфар.
— Не знаю, но сокровищ у них не было, вот что я вам скажу.
— Несомненно, это пугающая история, — сказал Байяз, — но мы пойдём.
— Дело ваше, надо полагать. — Старик повернулся и, ссутулившись, пошёл по запущенному двору. Они прошли по узким ступеням, истёртым посередине, в тоннель высокой стены Агрионта, и оказались в темноте перед узкими воротами.
Когда засовы отодвинули, Логен ощутил странное тревожное чувство. Он пожал плечами, стараясь от него избавиться, и стражник ему ухмыльнулся.
— Уже чувствуете, а?
— Что?
— Это называют "дыхание Делателя". — Он легонько толкнул двери. Те распахнулись, и в темноту полился свет. — Дыхание Делателя.
Глокта шёл дрожащей походкой через мост, плотно прижав зубы к дёснам, мучительно осознавая масштабы пустого пространства под ногами. Мост представлял собой одиночную тонкую арку, перекинутую с верха стены Агрионта к воротам Дома Делателя. Глокта часто любовался ей из города, с той стороны озера, раздумывая, как она смогла простоять все эти годы. Впечатляющий, выдающийся, прекрасный мост. Сейчас он прекрасным не кажется. Слишком узкий, не шире человеческого роста, и с жутким расстоянием до воды внизу. И, что ещё хуже, здесь не было парапета. Даже деревянных перил не было. А ветерок нынче довольно свежий.
Луфар и Девятипалый тоже выглядели встревоженно. И они ещё могут свободно и безболезненно использовать обе ноги. И только Байяз шёл без видимого беспокойства — он выглядел таким уверенным, словно шёл по просёлочной дороге.