–Мой лев, скоро я буду свободна и стану твоей…
–Ты уже свободна,– произнес Шерегеш, зайдя сзади.– Но у этого слова много значений.
Произнеся это, он с силой толкнул наложницу в спину.
Наивная девушка не сумела понять, что император не позволит опозорить свое имя. Ее чувства к иноземному принцу – позор для Шерегеша. А уж о том, чтобы потомок богов и владыка Тассирии уступил рабыню наследнику варварского трона лишь по прихоти этой самой рабыни, не могло быть и речи.
От сильного толчка Инара перекинулась через низкие перила. Она не расслышала последних слов господина. Радость от переполнявших ее мечтаний на короткий миг все же сменил испуг. Инара сделала глубокий вдох, но вскрикнуть не успела. Удар о плоские камни, коими был мощен двор под террасой, вышиб из груди набранный воздух. Смерть настигла девушку мгновенно. Вокруг тела медленно расширялась лужа крови. Руки Инары были раскинуты, словно она распростерла их, чтобы заключить в объятия возлюбленного льва…
Но случиться этому было не суждено. Инара вспыхнула и погасла, словно яркая звездочка, на миг перечеркнувшая ярким следом ночное небо и погаснувшая в черной бездне.
–Приберитесь там, внизу,– бросил Шерегеш безмолвным воинам, выходя из осиротевших покоев.
Конечно, оскорбление было нанесено ему не только наглой рабыней, чей труп остывал сейчас во дворе. Его оскорбил принц Пегасии. И требовалось возмещение. Однако союз двух могущественных государств действительно был важен. Шерегеш должен был на время усмирить собственную гордыню. Плату он успеет взыскать и после. А до того высосет из Пегасии все, что можно. И пусть пхекеш устроит взбучку этой Шатисе, что подложили под Леона в первую ночь. Видно, плохо она делала свое дело, ежели тот посмел бросить взгляд на собственность императора. Отныне она должна трудиться как следует, чтобы юнец и думать забыл об Инаре. А чуть позже созреет Пасния. Старшая дочь Шерегеша уже недурна собой. Это будет выгодный союз. И вот когда родственные узы намертво свяжут Тассирию с Гринвельдом-Пегасией, тогда он взыщет с Леона плату за оскорбление.
И взыщет с лихвой…
Глава 5Три князя, звон мечей и затравленный зверь
–И все же у нас, да хоть на том же Черном озере, рыбалка куда бойчей и отрадней,– молвил князь Вострогор.
Троица скифарийских князей, статных богатырей, покинув скалистый берег Слезной бухты, шагала в замок. В центре – самый старший, посланник своего брата конунга Высогора Черноозерного князь Добромеч. Слева от него – Вострогор, а справа – молодой князь Славнозар, сын конунга и племянник посла. Все трое несли длинные удила, а Славнозар еще и большую корзину, наполненную рыбой.
Опробовать излюбленную забаву в водах, омывающих королевство Гринвельд, они задумали давно. Еще в долгом переходе из Скифарии в Гринвельд. На родине было много рек и озер, и рыбы там водилось в избытке. Теперь захотелось оценить дары вод на чужбине. Несколько дней кряду они бродили по рыбацкой деревне, что пряталась в тени огромного королевского замка на берегу Слезной бухты. Бродили так долго, что рыбаки в конце концов перестали замечать диковинных иноземцев.
Однако тамошняя пристань для рыбалки не годилась. То и дело причаливали или отчаливали лодки. Над головой носились тучи чаек. Вокруг царили шум, суета и брань. Все это не могло не отпугивать рыбу. Скифарии нашли место потише, вдали от причалов. Оно находилось в тени высокого утеса Плачущей Девы. Здесь было много каменных глыб, омываемых волнами Слезной бухты. На этих глыбах и устроились князья вечером минувшего дня. Но даже проведя без сна половину ночи, когда люди и чайки спят, не тревожа морских обитателей, скифарии не могли похвастать богатым уловом. Втроем они наполнили одну корзину, но рыба была мелкая и мало походила на здоровенных окуней, щук, сомов и язей, коими изобиловали воды Скифарии. Видимо, здесь у берега ничего крупного и не поймаешь. Недаром местные рыбаки уходили подальше от пристани.
Стояла глубокая ночь. Князья миновали мостик, который перекинули для них через крепостной ров стражники, несущие службу у крохотной калитки в стене. Прошли через конюшни и какие-то сараи и попали в большой сад.
–Да, помню я на Черном озере одну рыбалку,– усмехнулся Добромеч.
Было ясно, на что он намекает. Восемнадцать лет назад на весеннем льду озера была разбита армия Гринвельда, многие воины которой нашли себе могилу на дне.
–После той славной сечи угря много стало в озере,– кивнул Вострогор.
–Угри утопленников любят,– скривился Добромеч.– Потому угрей не жалую.
–Копченый угорь – объеденье.
–Может быть, и башка у колдуна с их острова – объеденье. Но жрать я ее не стану.
–А я вот не люблю рыбалку на Черном озере,– подал голос молодой Славнозар.– Неводы там рвутся.
Добромеч фыркнул.
–Кулема ты! Места знать надобно. Ты все норовишь невод закидывать там, где проще,– у Вороньего камня. А там ведроголовых не одна сотня потонула. Вот и рвутся сети об их мечи, пики да доспехи.
–Учту. А с этим-то что делать будем?– кивнул Вострогор на корзину с уловом.– Ушицу толковую не справишь.
–На кухню снесем, поварам отдадим, пущай сами думают,– отмахнулся старший князь.– В следующий раз на рыбалку без доброго штофа вина не пойду.
Тут в дальнем конце яблоневой аллеи князья увидели несколько силуэтов и свет факела.
Вэйлорду пришлось изрядно повозиться, чтобы найти в беспорядке, который царил в его покоях, старый дрек [2], сохранившийся у него с тех незапамятных времен, когда они с будущим королем Хлодвигом отправились на Мамонтов остров.
Борясь с искушением громко выругаться, он торопливо рылся в вещах. Если бы дрек ему был не нужен, то, конечно же, лежал бы на самом видном месте, но сейчас словно испарился. А ведь приходилось спешить. Рано или поздно сюда явятся люди Тандервойса или Глендауэра. И, увидев на полу мертвецов, среди которых сам серый барон, даже вопросов задавать не станут. Прибьют старого волка, и дело с концом.
Покрытая ржавчиной железяка все-таки нашлась. Вэйлорд даже забыл, что когда-то сам выковал множество дреков перед морским переходом к вражескому логову.
Длинная веревка на месте, привязана к широкому железному кольцу. Возможно, с годами она подыстлела, но сыскать поновей да понадежней негде и некогда. К счастью, на веревке предусмотрительно были завязаны узлы через равные промежутки, чтобы легче карабкаться. Это восполнит потерю драгоценного времени на поиски дрека.
Теперь еще кое-что… Нэй взял с постели простыню и принялся рвать, торопливо, но тщательно обматывая лоскутами лапы дрека: нельзя, чтобы скрежет металла о камень выдал беглеца.
Закончив, Вэйлорд осторожно встал к оконному проему и прислушался.
Сира Блэйда в беседке, судя по всему, уже не было. Но где-то вдалеке раздавались голоса. Похоже, скифарийская речь. Была надежда, что полуночники пройдут стороной: покои иноземцев в другом конце замка. Вэйлорд взглянул наверх. Там, над жилищем королевской десницы, находилась опочивальня принцессы Элиссы.
К югу королевства Гринвельд пока не подступил осенний холод, и ночи согревались от прогретой за жаркое лето Слезной бухты. Поэтому Нэйрос надеялся, что окно ее высочества не закрыто. Стравив немного веревку, он раскачал дрек и забросил наверх. Так и есть, окно открыто. Вэйлорд натянул веревку, чтобы лапы дрека крепко зацепились за камень. Дернул несколько раз для проверки. Похоже, порядок. Что ж, пора лезть.
Сперва он чуть не рухнул. Тридцать футов, конечно, не ахти какая высота. Только, помнится, был такой сир Форгут. Так вот, он убился насмерть, упав с лошади. Причем со стоявшей, а не скакавшей галопом. Но даже если, сорвавшись, Вэйлорд не переломает себе все кости, это все равно положит конец побегу.
Вторая попытка перебраться на веревку была более удачной. Однако, поднявшись с большим трудом на пару узлов, он осознал, как неуклюже болтается возле собственного окна. Если сейчас его заметит какой-нибудь латник, он, прежде чем поднять тревогу, должен будет хорошенько отсмеяться.
Но опальный лорд продолжал карабкаться, проклиная себя за то, что с годами подрастерял былую ловкость, а жирка, наоборот, поднакопил.
Легче стало, когда он поднялся над своим окном: ноги уперлись в стену, забрав часть веса.
Когда одной рукой он схватился за нижний край окна ее высочества, вдруг послышались голоса. Говорившие как будто не были ближе, чем прежде, но теперь звучала гринвельдская речь. Причем на повышенных тонах.
Нэйрос замер, обратившись в слух. Нет, вроде не приближаются. Но кто сказал, что не приблизятся в следующее мгновение? Мешкать нельзя.
В покои принцессы Вэйлорд буквально вполз. Он представлял себе более эффектное появление… Достойное баллад. Ребячество, конечно.
Лунный свет позволял немного осмотреться. Справа у стены – стол с письменными принадлежностями и стопками книг. В углу, рядом с окном, арфа. Главное, не задеть. У другой стены – полки с рядами кукол и большая кровать, отделанная бронзой, серебром и мамонтовой костью. Под золоченым полупрозрачным балдахином скрывалось ложе со спящей принцессой.
Он осторожно вынул склянку из ладанки и обильно полил зельем кусок ткани, что приготовил еще в своих покоях. Затем тихо отодвинул занавес балдахина.
Элисса мирно спала, раскинув руки. Длинные волосы всех оттенков темного золота и пшеничных колосьев разметались веером по перине, а из-под нижнего края одеяла выглядывала изящная ножка. Вэйлорд склонился над принцессой, и зловещая тень старого волка заслонила призрачный лунный свет. В этот миг Элисса повернула голову и, широко раскрыв зеленые глаза, уставилась на незваного гостя.
Пропитанная тряпица легла на лицо, опередив вскрик. Принцесса вцепилась в руку Вэйлорда. Несколько раз сквозь ткань слышался сдавленный стон, но вскоре руки Элиссы опали, а полные ужаса глаза закрылись. Вэйлорд перевел дух. Вряд ли она узнала его в темноте. Но даже если бы и поняла, что это ее старый добрый волк, что тогда? Решила бы, что и он предатель. И задумал что-то плохое, раз пришел к ней ночью.