–Так рано?
–Чем раньше, тем лучше.
В зимнее убежище община, которую обычно именовали шайкой лесного разбойника Роберта, перебралась три дня назад. Женщины и дети (многим беглецам приходилось спасать от «правосудия» лордов свою родню) переправились сюда гораздо раньше. Важный пленник с охраной тоже прибыли довольно давно.
В самые глухие и непроходимые чащи Змиевых лесов шайка переселялась обычно осенью, до того как опадет листва и появится снег. Среди голых деревьев не спрячешься, на снегу не скроешь следы. Теперь, когда все покинули западный лагерь в пещерах Гретанвуда и обосновались в зимнем убежище на востоке, мужчины добывали лесные плоды и дичь, а женщины делали запасы на зиму. Вялили и коптили мясо и рыбу, готовили варенья, соленья. Пекли желудевый хлеб. Запасали корм для свиней, овец, коз, кроликов и кур. Шили теплую одежду.
Олвин поселился в небольшом жилище под склоном холма. Прошлую зиму, которая выдалась на редкость долгой и лютой, пережили далеко не все, и осталось много пустующих земляных «нор». Услышав слово «нора», Олвин так ее себе и представил: сырая, грязная дыра в земле, где сверху свисают коренья и повсюду ползают несметные черви и прочие мелкие твари. Оказавшись на месте, он убедился, что это далеко не так. Изнутри «нора» была отделана деревом. Пол, низкий потолок, что-то вроде кухни и кладовая. Стены с множеством полок. Несколько комнат. Длинный коридор до отхожего места. Не каждое крестьянское жилище было столь приспособлено для жизни. Единственное, что угнетало, так это отсутствие окон. Но благо пасека в избытке поставляла воск для свечей, а густые леса не давали знать нужды в лучинах.
Олвин сидел за столом при свете больших свечей и корпел над парой книг и несколькими свитками, что прихватил из цитадели вестников в тот день, когда был похищен клир-хранитель. Разобраться в письменах было сложно. То была тайнопись. Тайнопись колдунов Мамонтова острова. Да и отделка переплетов была тамошняя.
Но было кое-что и поважнее книг и свитков. Несколько прямоугольных камней стального цвета, чаша с углублениями по ободу, которые точь-в-точь подходили под эти камни, и медный, судя по весу пустотелый, шар с торчащей из него длинной стальной иглой. Все это были составляющие одного устройства, которое он тогда в спешке сгреб в мешок, не запомнив их расположения, а в мешке они распались.
Ясно было, что книги и свитки рассказывают об этом устройстве. На некоторых рисунках было изображено именно оно: чаша, поставленные по ободу стоймя прямоугольные камни. На каждой паре камней сверху лежал третий, образуя арку. В середине чаши покоился шар с иглой, направленной вверх. Шар этот плавал в жидкости. Но вот в какой? И как собрать устройство вновь? Казалось бы, что может быть проще – по рисунку установить камни в пазы, а оставшиеся положить поверх. Но камни обладали поистине волшебными свойствами. Некоторые из них невозможно было соединить, они будто разбегались в разные стороны, повинуясь некой невидимой силе. Но стоило один из камней повернуть, как они устремлялись друг к другу и слипались так крепко, что требовалось приложить немало усилий, дабы их разнять. А еще приходилось держать от них подальше железо и сталь. Камни либо прыгали на железо, либо тянули его к себе, если предмет был не очень велик. Сама чаша была отлита из чистого серебра и не подчинялась волшебству камней. Но как ни пытался Олвин устанавливать камни по ободу, норовистые камни, то слипаясь, то отталкиваясь, не давали соорудить изображенное на рисунке устройство.
Что-то в письменах он сумел разобрать. Помогали годы, проведенные на Мамонтовом острове. В рабстве Олвин даже пытался изучить тайный язык колдунов. Впрочем, не сильно преуспел. Однако он понял часто появляющиеся в письменах слова: «драконья ртуть»…
Увлеченный изысканиями, опальный вестник едва заметил, как в нору вошел человек в зеленом дублете и зеленой накидке с капюшоном. Это был лесной король Роберт. А говоря иначе, предводитель шайки лесных разбойников.
–Эй, дружище,– заговорил Роберт,– завтрак ты пропустил, обед тоже. Может, все же пойдешь да поужинаешь? Мы тут кого голодом морим, пленного клира или тебя?
Тоот медленно поднял взгляд от свитка и посмотрел на человека, который был самым разыскиваемым разбойником в королевстве до тех пор, пока Олвин не убил верховного магистра ордена вестников. На поясе лесного короля висел небольшой клинок в ножнах.
–А ну, Роберт, положи нож на стол.
–Что?– Лесной король непонимающе уставился на вестника.
–Я говорю, достань нож и положи на край стола. Покажу кое-что.
Роберт медлил. Казалось бы, Тоот уже доказал верность лесному братству и за него, как и за каждого здесь, была обещана награда. За живого или за мертвого. Но все-таки он оставался чужаком. Держался всегда в стороне. И о себе не особо рассказывал, и других не расспрашивал. Зачем ему оружие? Ну не зарезать же Роберта. У него таких возможностей уже было предостаточно.
Лесной король вынул нож и положил на край стола рукояткой от себя. Вестник взял один из прямоугольных брусков стального цвета и стал медленно приближать его к клинку. Вдруг нож повернулся острием к руке Олвина. Тоот придвинул странный камень еще ближе. Нож, к изумлению своего хозяина, заскользил по столу, пока не достиг камня и не прилип к нему, издав звонкий щелчок.
Олвин усмехнулся, оторвал нож от камня и протянул его Роберту.
–Видал чудеса?
–Я не верю в магию, но, будь я проклят, что это было?– пробормотал Роберт, вертя в руках нож.
–Магия или не магия, но называется…– Олвин вернулся к свитку и по складам произнес: – маг-не-тит. Видно, что-то магическое в нем есть.
–Магнетит? И что это такое?
–Насколько я понял, вещество, из которого сделаны бруски. Я голову сломал, но никак не могу собрать устройство под названием…– он снова уставился в письмена,– стоунхендж. Камни пляшут, точно одержимые.
–А что это за устройство? Для чего?
–Есть у меня догадки. Но не уверен. Плохо понимаю тайнопись.
–Тогда объясни мне, для чего ты выкрал хранителя из цитадели?– Роберт вернул клинок в ножны.– И сколько ему еще сидеть в яме? Ты, верно, забыл уже про него?
–Нет, друг мой, не забыл. Но и ты не забывай, что он как-никак клир ордена вестников. Неужто думаешь, что он разоткровенничается, стоит задать ему пару вопросов? Обету хранить тайны мы, вестники, верны до конца.
–Как и обету верности?– усмехнулся Роберт.– А что скажешь насчет покойного Созомена Вульдегорна?
Перестав смотреть в письмена, Олвин послюнявил пальцы и притушил пару свечей.
–Это ты точно подметил, дружище Роберт. Уж если сам великий магистр ордена замешан в измене…
–Так в чем же дело, Тоот? Допроси пленника. Не расскажет по-хорошему, будем пытать. Ты же сам уверял всех нас, что время не ждет. Что враг уже в Гринвельде.
–Все так,– кивнул Олвин.– Но пытки – грубая и отчаянная мера. И не самая надежная. Боль, страх… Они могут свести с ума. А то и убить раньше, чем человек успеет заговорить. Под пыткой скажешь не правду, а то, что хотят услышать палачи. Причем от боли и сам поверишь в собственную ложь. Такие показания нам лишь во вред. Другое дело – сломить дух. Сломить не болью, но отчаянием. Человек в своем уме, но более сговорчив. Нет у него сил противиться.
–Охранник говорит, клир в последние дни подвывать начал. Может, он уже того, тронулся, а ты все ждешь?
–Не тронулся, для этого рано совсем. А вот отчаяться мог. Значит, сломлен дух.
Роберт хмыкнул, почесав бороду.
–Откуда тебе все известно?
–Я вестник. К тому же боевой. Нас такому обучают. Мы должны хранить тайны, а охотников до этих тайн на свете немало.
–Так ведь и он вестник. Уверен, что сломаешь?
–Не совсем так, дружище. Он не вестник. Он клир. Крепкие духом и телом, ловкие и сильные становятся вестовыми. Те, что телом и духом слабее, но склоны к наукам, те идут в клиры. Им же не надо бегать с донесениями по всему свету. Клиры сидят в цитаделях, за высокими стенами.
–Значит, я правильно понял,– засмеялся Роберт,– дураки у вас становятся вестниками, а умники – клирами?
–Дураков в ордене нет. Во всяком случае, восемнадцать лет назад не было. Но те, кто сильней, идут в вестники, те, кто умней,– в клиры. А те, кто сильней и умней,– в боевые вестники,– осклабился Тоот.
–Красиво завернул.
–Не завернул, правду сказал.
–Верю. Так что с пленником? Не пора ли побеседовать?
–Давай попробуем. Пусть ведут его сюда. Только вели, чтобы стол этот накрыли яствами посочнее да вином подушистее. И еще мне нужен кожаный мешок из тонкой, но прочной кожи. Что-то вроде меха для вина, но помягче.
–Большой?
–Такой, чтобы быстро и без труда человеку на голову натянуть. Как стол накроют и мешок принесут, пусть ведут его сюда. Но скажи, чтоб никто с ним не говорил. Ни единого слова.
–Не хотел бы я к тебе в плен попасть, безумец из Зеленого ордена,– засмеялся лесной король.
–Я тоже рад, что мы не враги с тобой, Роберт. Да! И еще мне нужны весы…
Перемены, даже если они грозили худшим, были в радость. Деранс Ментан сиял от счастья, когда его выпустили из ямы и куда-то повели. Ему казалось, что он провел в яме целую вечность, однако в короткий миг между тем, как он оказался снаружи, и тем, как ему завязали глаза, он увидел, что в мире все та же осень. Разве что бронзовых тонов на многовековых деревьях стало больше. Ведь осень все та же? Не может быть, чтобы прошел год с лишним. Впрочем, Ментан совсем потерялся во времени, порой не помнил, сколько ему лет, и иногда казался себе испуганным мальчишкой, чьи детские страхи перед темнотой воплотились в подземную неволю.
И опять ни единого слова. Просто двое выволокли пленника, прервав его тягостную дремоту, из гнилой норы и завязали глаза. А затем грубый толчок в спину. Даже не приказали идти.
Боясь споткнуться, он шагал осторожно, нащупывая дорогу. Но молчаливые конвоиры продолжали толкать.