– А как же собака? Он ведь угрожал расправиться с Викой точно так же? – напомнила Катя.
– Что там собака, – махнула рукой девушка. – Кто о ней вспомнил, кроме тебя и Глеба? Мало ли что люди говорят…
– То есть он твоей сестре не угрожал? – уточнила Катя. Лариса поморщилась, словно ее заставили попробовать что-то кислое:
– Ну, ты с ума сошла? Как он мог ей угрожать при мне, при маме? Говорю тебе, ее никто не вынуждал прыгать с балкона! Ей что-то померещилось, а соображать Вика никогда хорошо не умела, вот она и…
– А ты понимаешь, что вас всех могут привлечь по статье? – не дала ей договорить Катя. Ее раздражал этот поток самооправданий, смешанных с оскорблениями в адрес покойницы. – Есть статья, так и называется – за доведение до самоубийства.
Повисла тишина, слышалось только частое тиканье настенных часов, висевших у входа в кухню.
– Ты такими словами не бросайся, – после короткой паузы ответила Лариса. Она вовсе не выглядела напуганной, как будто и в самом деле не знала за собой никакой вины. – Никто ее не доводил. И вообще, все доказывать надо, а статья – это просто статья. У нее не было никакой практической необходимости прыгать с седьмого этажа. Сыта, одета, как принцесса, на пальце – дорогущее кольцо, свадьба скоро… А Лешка повыступал бы немного и свалил. Нужны ему проблемы, что ли? Ясно же, что проще найти другую девицу, которая никому, кроме него, не нужна.
Кате невольно вспомнилась Ира, ее несчастное озябшее лицо, загнанный взгляд и натянутая до бровей вязаная шапка, делавшая ее похожей на беспризорницу.
– Одно дело убить собачонку, и совсем другое – человека, – привела заключительный довод Лариса. – И потом, как ты думаешь, ходил бы он на свободе, если бы мы с мамой могли его посадить? Я первая донесла бы! Только он чист, к сожалению.
– И как ты отнесешься к тому, что он собирается прийти на похороны?
Это был последний козырь в Катиных руках. Лариса лишь пожала плечами:
– Это не мое дело, пусть приходит. Главное, чтобы обошлось без скандала…
– А как на это посмотрит твоя мама?
– Думаю, она его просто не узнает, – огорошила девушку Лариса. – Надеюсь, все пройдет как страшный сон… Можешь думать обо мне что угодно, говорить, что я ненавидела Вику, но у меня сейчас одна цель – пережить эти несчастные похороны и не вылететь с работы! Для одного человека, кажется, достаточно! Скажи лучше, – внезапно сменив жалобный тон на деловой, спросила она, – ты написала свою серию?
– В целом да. – Катя предвидела, что повлечет за собой такой ответ, и не ошиблась.
Мгновенно просияв, Лариса бросилась ей на грудь, словно узрела в ней свое спасение:
– Умоляю, помоги мне! Я застряла по-черному, ничего не могу из себя выжать! Весь день возилась с похоронами, мамаша Антона все время пускала слезу, папаша начал расходы подсчитывать, короче, было не до того! Что я сегодня ночью напишу, не знаю! А завтра – это будет ужас… Часов до шести, пока маму обратно в больницу не отвезу. А там уже и среда!
– Сколько у тебя сделано? – хмуро спросила Катя, предчувствуя худший исход. «Писать за нее?! Править – куда ни шло… Посоветовать можно, но писать?! Этого мне даже Светлана не приказывала!»
– Половина! – умильно проговорила та, заглядывая ей в глаза. – Хочешь, покажу? Ты ведь быстро прочитаешь!
– Не прочитаю, – отрезала девушка. – Глаза не смотрят. Весь день за компьютером просидела.
– Так может, я скину тебе на дискету, домой возьмешь?
– Ладно, завтра вечером посидим, подумаем, – с тяжелым сердцем согласилась Катя. – А ночью допишешь, что не успела.
– Ночью? А если не напишу? – в голосе Ларисы слышалась неприкрытая паника. – Меня уволят?!
– Придется написать, – сухо ответила Катя. – Ничего, если хочешь там работать, привыкнешь. Легкой жизни не жди.
– А я и не искала легкой! – кивнула та. – Это Вика была любительницей «дольче виты»! А мне всегда доставалось по полной программе, и я от трудностей не бегала! Боже мой, ты себе не представляешь, что для меня значит эта новая работа! Ведь это, это…
Она судорожно кусала губы, пытаясь подобрать слова.
– Пойми, мне как будто сказали: «Нет, ты не серая мышь, как все думали, у тебя есть талант, и ты нам нужна! Именно ты, среди всех, кто проходил отборочный конкурс!» Кать, ты не представляешь, что это значило для меня! Когда позвонили из вашего кастинга и сказали приезжать, я прыгала, пела, я танцевала как сумасшедшая! Я всех любила в тот момент, я всем все простила!
На глазах у девушки появились слезы, она прерывисто дышала, прижав руку к груди, и смотрела не на собеседницу, а куда-то чуть выше ее головы, так что у Кати появилось жутковатое ощущение, будто Лариса говорит не с ней, а с кем-то невидимым.
– Наверное, я потому и Лешкины угрозы всерьез не приняла, ведь я на крыльях летала! Да, собаку страшно было жалко, но понимаешь, меня даже это не проняло, прошло как-то по краю сознания! Вот что со мной творилось в тот день, а ты говоришь, я ненавидела сестру! – неожиданно заключила Лариса. – Да я ее любила, если хочешь знать, только она меня не очень-то… Ну ладно, с покойницы какой спрос?
«Наконец сообразила!» Катя выслушала тираду со смешанными чувствами. С одной стороны, она хорошо понимала эту невзрачную девушку, которая была в своей семье на последних ролях. Стоило только вспомнить кухонный диванчик, на котором та ютилась, в то время как ее красавица сестра занимала отдельную комнату, которой могло хватить и на двоих. «В обычной, нормальной семье и хватило бы! Поставили бы двухэтажную кровать, Вика потеснилась бы со своей косметикой, чтобы втиснуть туда письменный стол… В конце концов, две девушки с крошечной разницей в возрасте уместились бы там без проблем. Но кажется, никто не думал о том, что старшей сестре тоже нужно свое личное пространство, пусть крошечное. Ни Вика, ни их мать, ни сама Лариса…»
– Сейчас для меня важнее всего занять прочное место в группе, – с почти молитвенной серьезностью заявила девушка. – И конечно, вылечить маму! А эти похороны… Прости, но кому и чем это поможет? Только не мне и не Вике! Кстати, о похоронах! Хочешь, я сама позвоню Леше и приглашу его?
– Зачем? – Катя была окончательно сбита с толку. Она рассчитывала припереть Ларису к стене, предоставив ей доказательства связи с этим парнем, а та отнеслась к своему разоблачению достаточно просто. Сейчас она почти усмехалась, глядя в лицо своей гостье.
– Да затем, чтоб не опоздал! – И, не дав Кате опомниться, девушка подошла к стоявшему на тумбочке стационарному телефону и на память набрала номер. После короткой паузы она быстро заговорила: – Привет, это я, узнал? Да помолчи ты! – Лариса покосилась на гостью. – Приходи завтра в десять на похороны, в районную больницу, к моргу… Знаешь где? Красное кирпичное здание, за лабораторией… ты что, никогда анализы не сдавал?! Да, оттуда поедем. Ну конечно, если что-то дашь, буду рада, потому что… Кстати, тебе привет. Угадай, от кого? Она сейчас рядом со мной стоит! – И девушка хитро сощурилась: – Стало быть, не знаешь? А я думала, догадаешься. Когда это ты успел с ней познакомиться? Да, она. Ну, ты и жук! Чего ты к ней пристал, а? Я понимаю, Вика, а тут что тебе… Хочешь, трубку передам?
Катя сделала отрицательный жест, и Лариса лукаво кивнула:
– Так я и думала! И кстати, сразу уж скажу, чтобы завтра на похоронах не лаяться! Если тебе еще захочется распространять какие-то сплетни, лучше делай это прямо при мне! Значит, я у тебя деньги брала? Разбогатела, нечего сказать! Прямо обратно из горла поперло! Знала бы, никогда бы… – Бросил трубку! – сообщила она после секундной паузы. – Скажите, какие все нервные. Всем можно иметь нервы, кроме меня! Ты никогда не думала, почему некоторым людям достается все самое неприятное? Они и пашут, как проклятые, и чужие проблемы решают, и говорят про них черт-те что, а чтобы кто пожалел, не дождешься…
– До завтра, – Катя открыла наконец дверь. У нее не было ни малейшего желания вступать в сложную дискуссию о воле и предопределении. Лариса махнула ей рукой, в которой все еще сжимала гудящую телефонную трубку:
– Так завтра вечером посидим над серией? Смотри не забудь!
«Забудешь тебя», – мрачно думала Катя, спускаясь по полутемной лестнице. Свет на площадках горел через одну. Еще не так давно она поежилась бы, оказавшись за полночь в темном чужом подъезде, но сейчас ей все было нипочем. Происходившие в последние дни события словно закалили ее, и Катя начинала смотреть на окружающий мир с определенной дерзостью вместо прежней робости. «Наверное, я в самом деле меняюсь, – думала она, спускаясь с крыльца и прыгая по лужам к своему подъезду. – Оно и хорошо бы… Не должен человек принимать законченную форму в двадцать восемь лет! Это какая-то преждевременная старость. Ну, любовь и дружбу мне придется искать заново, а вот что насчет работы? Выберусь я когда-нибудь из своего болота? Менять надо все, и радикально!»
– И прежде всего тебе нужно попросить у Великого Гудвина новые мозги! – сказала она себе, уже войдя в свою квартиру и повесив куртку на вешалку. – Твой кофе, числом две банки, уехал к Антону! Это уже даже не преждевременная старость, милая, это маразм!
Глава 11
Катя бросила только один взгляд в сторону гроба и сразу отвернулась, чтобы не дать увиденному отпечататься в памяти. Но было поздно. Бледное востроносое личико, выглядывающее из-под старушечьего платка с черными кружевами, мгновенно стерло прежний образ Вики – гордой, самоуверенной красавицы. На лице у той Вики было ясно написано: «Смотрите на меня, любуйтесь и завидуйте!» Детское личико покойницы выражало лишь скорбное бессилие. Кате показалось, что даже его классически правильные черты изменились, но рассматривать Вику дольше секунды она не решилась. Ее догадку подтвердили шепчущиеся за спиной женщины, только что отошедшие от гроба.
– Ну, не узнать, совсем другая… – слезливо пробормотала одна.
– Будешь другая, когда с седьмого этажа упадешь! – грубо ответила ей приятельница. – Ее же тут заново лепили. Не понимаю, зачем в открытом гробу?