Черное облако внутри круга дрогнуло один раз, потом второй, сжимаясь и расширяясь, подобно живому сердцу. И с каждым содроганием оно становилось все больше.
Джон сложил ладони перед грудью:
— Защити меня, Господи, ибо жажду я узреть великолепие, сотворенное Тобою.Тьма образовала овал такой величины, что сквозь него мог пройти человек.
Слуха Ди коснулись слова, произнесенные шипящим шепотом:
— Иди ко мне...
Голос исходил из портала.
— Служи мне...
Джон поднял незажженную свечу, лежавшую на полу рядом с ним, и засветил ее от одной из свечей в углу пентаграммы. Воздев пламя вверх, он воззвал к покровительству господа.
Послышался новый шум, словно с другой стороны врат что-то двигалось, а следом раздался гулкий звон — как от соударения металла о металл.
И снова в его разум вползли слова:
— Из всех смертных я счел достойным лишь тебя.
Ди поднялся и сделал шаг по направлению к кругу, но запнулся о вытянутую руку Вацлава. Алхимик остановился, неожиданно ощутив, насколько грешен он для того, чтобы глазам его открылось подобное величие.
Я убил невинного.
Его безмолвная исповедь была услышана.
— У величия есть своя цена, — заверил его голос. — И лишь немногие готовы платить ее. Ты не таков, как другие, Джон Ди.
Алхимик задрожал, услышав эти слова — особенно последние два.
Ангел произнес мое имя — оно известно ему.
Ди разрывался между гордостью и страхом, комната вращалась, словно он был пьян. Свеча выпала из его пальцев и, так и не погаснув, покатилась в круг, а затем через портал. Ее свет озарил то, что скрывалось по ту сторону дымных врат.
Приоткрыв рот, Джон смотрел на исполненную невероятного величия фигуру, восседающую на полированном черном троне.
Свет свечи отразился в глазах, черных, точно нефтяные озера. Лицо сидящего было безжалостно-прекрасным, каждая черта его словно была изваяна из оникса. Венчала этот дивный лик изломанная серебряная корона, ее поверхность была тусклой и черной, а зазубренные края выглядели подобно терниям. Из-за широких плеч вздымались могучие крыла, перья их были черными и блестящими, словно у ворона. Круто изгибаясь, они ниспадали, окутывая и скрывая от глаз обнаженную фигуру сидящего.
Крылатый подался вперед, зазвенев почерневшими серебряными цепями, которыми было опутано и приковано к трону его безупречно-прекрасное тело.
Джон знал, кого лицезрел в эти мгновения.
— Ты не ангел, — прошептал он.
— Я ангел... и всегда им был. — Ровный голос наполнял голову алхимика, но губы фигуры, сидящей на троне, оставались недвижными. —Твои слова призвали меня. Кем еще я могу быть?
Сердце Джона сжимало неверие, сопровождаемое нарастающей болью. Он ошибался. Тьма не призывает свет — напротив,она взывает ко тьме.
И пока он в ужасе смотрел сквозь портал, одно из звеньев цепи, сковывавшей сидящего, лопнуло. Ярко блеснуло серебро на изломе. Создание мрака готово было вырваться на волю.
Это зрелище вырвало Джона из оцепенения. Он отшатнулся от круга и, поднявшись на нетвердые ноги, заковылял к окну. Он не должен позволить твари из мрака войти в этот мир.
Стой...
Этот краткий приказ, состоящий из единственного слога, пронзил голову алхимика неистовой болью. Ди не мог думать, едва мог двигаться, но заставил себя не останавливаться. Скрюченными, точно клешни, пальцами он вцепился в плотную портьеру и потянул изо всех своих слабых сил.
Бархат порвался.
Солнечный свет хлынул в комнату, озарив колокол, рабочий стол, соляной круг и наконец — дымный портал. Оттуда донесся такой пронзительный вопль, что Ди показалось, будто его голова разлетелась на кусочки.
Это было чересчур.
Но этого оказалось достаточно.
Джон Ди осел на пол, и последнее, что он видел, — это тьма, бегущая прочь от солнечного света в свое убежище внутри самоцвета. Покидая этот мир, алхимик вознес свою последнюю молитву:
Пусть никто никогда не найдет этот проклятый камень...
К полудню солдаты разнесли дверь лаборатории небольшим тараном. И преклонили колени вдоль стен коридора, когда сам император быстрым шагом прошел мимо них.
— Лягте ничком и не поднимайте лиц от пола, — приказал он.
Солдаты повиновались без единого вопроса.
Император Рудольф II прошел мимо распростертых солдат в лабораторию и сразу же узрел пентаграмму, лужицы воска и два мертвых тела на полу — алхимик и его юный подмастерье.
Рудольф знал, что означает их смерть.
Джон Ди не оправдал его надежд.
Не обращая больше внимания на трупы, Рудольф вошел в мистический круг и взял из центра драгоценный алмаз. Отвратительная черная масса копошилась в изумрудно-зеленой сердцевине самоцвета. Холодная ярость исходила из камня, жаля разум Рудольфа, однако больше никакого вреда содеять она не могла. Что бы Ди ни сотворил помимо того, но зло он наружу не выпустил.
Держа сверкающий камень на солнечном свету, Рудольф закрыл отверстие кусочком кости, который так и лежал, забытый, на уголке стола: полупрозрачный, как снежинка, но исполненный огромного могущества. Император зажег свечу и запечатал стык алмаза и кости. Падающие капли растопленного воска обжигали ему пальцы.
Покончив с этим, Рудольф сел на старый стул и осторожными движениями завернул переливчатый зеленый самоцвет и заключенную внутри камня тьму в новый лоскут промасленной ткани. Затем перевязал сверток шнуром и макнул в котел с теплым воском, который Ди всегда ставил у самого камина. Чтобы убедиться, что слой воска покроет сверток полностью, не оставив ни малейшей щели, Рудольф полностью погрузил его в котел.
Он оглянулся на солдат, оставшихся в коридоре. Те лежали ниц, как им и было приказано, уткнувшись лицами в пол. Довольный тем, что никто за ним не следит, император открыл потайную нишу в каминной доске и уложил в нее зловещий сверток. И прежде чем закрыть незаметную дверцу, прошептал быструю молитву на енохианском языке, прося о защите.
По крайней мере на некоторое время зло было сокрыто от глаз людских.
Рудольф ощущал нарастающую усталость во всем теле. Уже давным-давно он не ведал настоящего отдохновения и сегодня тоже не найдет его. Со вздохом император вновь опустился на деревянный стул у рабочего стола Ди и взял из неровной стопки лист выделанной бумаги. Потом обмакнул перо в серебряную чернильницу и начал писать, используя енохианский алфавит, в тайну которого были посвящены лишь немногие из живущих ныне.
Завершив письмо, император сложил бумагу вчетверо, запечатал черным воском и выдавил на горячей жиже печать, выгравированную на его перстне. Через час надежный человек должен отправиться в путь, дабы доставить послание адресату.
Император просил о помощи.
Ему нужен был совет той единственной, что проникла разумом в мир ангелов света и тьмы столь же глубоко, как и Ди. Рудольф бросил взгляд на лежащие на полу трупы, молясь о том, чтобы она сумела исправить урон, понесенный здесь сегодня.Он взял в руки свое столь поспешно начертанное письмо. Солнечный свет озарил черные буквы знаменитого имени той,кому оно было адресовано:
Графине Элисабете Батори из Эчеда.
ЧАСТЬ I
Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека.
И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много.
Глава 1
17 марта, 16 часов 07 минут по центральноевропейскому времени
Ватикан
Не попадись.
Это предупреждение держало доктора Эрин Грейнджер в непреходящем напряжении. Она, согнувшись, сидела на корточках за стойкой картотеки в центре читального зала Ватиканской апостольской библиотеки. Белый сводчатый потолок высоко над ее головой был украшен изящными фресками. По обе стороны от того места, где она пряталась, тянулись полки с редчайшими в мире книгами. В этой библиотеке хранилось более семидесяти пяти тысяч рукописей и свыше миллиона книг. Будь доктор Грейнджер просто археологом, она с радостью проводила бы здесь целые часы и даже дни, но в последнее время библиотека стала для нее скорее тюрьмой, чем местом, где делались открытия.
Сегодня я должна сбежать отсюда.
Она составила план побега не одна. Ее сообщником был отец Христиан. Он стоял сейчас поодаль от нее, но так, что она могла ясно его видеть. Без слов, одними лишь почти незаметными взмахами руки он призывал ее поторопиться. Отец Христиан выглядел как обычный молодой священник: высокий, с темно-каштановыми волосами, выступающими скулами и гладкой кожей. Его можно было легко принять за человека, которому не исполнилось еще и тридцати лет, хотя на самом деле он был на много десятилетий старше. Некогда он был чудовищем, стригоем, тварью, питающейся человеческой кровью. Но в давние поры он вступил в католический Орден сангвинистов и принес обет вечно жить лишь Кровью Христовой. Он и сейчас был сангвинистом — и одним из немногих, кому Эрин безоговорочно доверяла
Поэтому она полагалась на его слова и в том, что касалось женщины, находящейся сейчас рядом с нею.
Молодая монахиня, сестра Маргарет, спряталась за стойкой, возле которой стояла Эрин. Тяжело дыша, она пыталась выпутаться из своего темного облачения, а ее апостольник [2] уже лежал на полу у ног Эрин. Судя по испарине, выступившей на лбу монахини, она была человеком. Грейнджер могла бы поклясться, что слышит учащенное сердцебиение монахини — такое же частое, как у нее самой.
— Вот, — сказала Маргарет, встряхивая длинными белокурыми волосами, которые теперь свободно рассыпались по ее плечам. Эрин поймала взгляд ее темно-янтарных глаз. Они были примерно одного роста и сходны цветом волос и кожи — это было существенно важной частью их плана.