— Так вы действительно Бернард Клервоский? — спросила Эрин.
— Да, так. Мы вместе с Гуго совершили великое деяние, собрав разрозненных тамплиеров под одним знаменем, даровав им единство и цель, а вместе с этим — силу. — Бернард обвел их глазами. — Вы должны понять, Гуго был великим вождем. Харизматичным, способным к сочувствию и сопереживанию. Люди и сангвинисты шли за ним, готовые отдать жизнь по его слову. Но со временем это перешло предел.
— Я знал таких людей, — сказал Джордан. — Те качества, которые делают человека хорошим лидером — например, способность сопереживать, — иногда делают их и более уязвимыми для боевого истощения, для ПТСР [16].
— Что случилось с Гуго? — осведомилась Эрин.
Бернард тяжело вздохнул.
— Он покинул тамплиеров. После Второго крестового похода. — Он взглянул на Руна. — Правду говоря, он вообще докинул наш орден.
— Он бросил сангвинистов? — Рун не мог скрыть потрясение.
Сангвинисты не уходят. Они либо погибают на службе Церкви, либо предают свои обеты, возвращаясь к своей нечестивой природе, после чего их надлежит выследить и убить. Единственным сангвинистом, избежавшим этой участи, был Распутин, который создал свою искаженную версию ордена внутри Русской православной церкви, окопавшись в Санкт-Петербурге, где до него не могли дотянуться сангвинисты.
Но похоже, был и еще один случай.
— Куда он отправился? — спросил Рун.
Бернард взглянул на свои ладони.
— Сначала он жил то тут, то там, будучи одновременно отшельником и кочевником. Наконец, осел в безлюдных горах во Франции, основав собственный скит. Там он в некотором смысле нашел покой, взыску я благодати в этом диком уголке мира.
— Так что ты хочешь этим сказать? — не понял Рун. — Он превратился в стригоя?
Бернард покачал головой.
Корца пытался осмыслить сказанное.
— Так как же он смог жить без покровительства церкви?— Он просто жил, — уклончиво ответил Бернард, не глядя Руну в глаза.
Эрин произнесла, вникая в суть истории:
— Так вы поэтому распространили ложь о его смерти, так? Гуго де Пейн покинул орден, но не вернулся к кровавому образу жизни. Он нашел свой путь к благодати независимо от Церкви...
Рун смотрел на нее, не в силах принять ее слова. Не могло быть другого пути к благодати, кроме смиренного служения Церкви. Он и все сангвинисты заучивали эту простую истину со времен Лазаря.
— Я не мог позволить, чтобы кто-либо это узнал, — объяснил Бернард. — Что, если и другие сангвинисты пожелали бы оставить орден? Поэтому я сочинил историю о доблестной гибели, о жизни, отданной на службе церкви. Но это была лишь одна из двух причин для такой лжи.
— И какова вторая причина? — поинтересовалась Эрин.
— Когда Гуго заговорил о том, что хочет оставить орден, я знал, что его за это убьют. Чтобы спасти его, я и придумал эту историю. — Бернард взглянул на Руна, словно прося отпущения этого греха. — Я солгал ордену. Я солгал Церкви. Но они охотились бы за ним, как за диким зверем, а он не был зверем. Он был моим другом.
Рун устало откинулся на спинку своего кресла, изнуренный как своими ранами, так и открывшейся им истиной.
«Тот сангвинист нашел благодать вне церкви».
Разум Корцы мутился. Он вступил в ряды сангвинистов, ибо думал, будто это единственный способ жить с тем проклятием, что он нес в себе. Выбор, предложенный ему, был прост: умри как стригой или живи как священнослужитель, помогая защищать других. В то время, столетия назад, Рун уже был на пути к священничеству, учился в семинарии, так что принять решение ему было просто: он будет служить. Он считал, что другого пути нет.
Когда почти сто лет назад Распутин покинул церковь и собрал армию последователей, достаточно сильную, чтобы защитить его от правосудия сангвинистов, вера Руна осталась непоколебимой. Жизнь Распутина была полна порока и обмана, и Корца ни за что не последовал бы его примеру. Но рассказ о том, что может быть и иной путь, испугал его и внушил ему гнев.
Он смотрел на солнечный свет, вливающийся в окна.
«Неужели все мое существование было ложью?»
08 часов 25 минут
Эрин заметила, как Рун осел в кресле, увидела потерянное выражение на его лице. Она понимала, что последние испытания оказались для него тяжкими. Он едва не умер и потерял руку, но Грейнджер подозревала, что услышанное нанесло ему еще более глубокую рану, которая заживет не скоро — если вообще заживет. Она почти видела, как рушатся убеждения Руна и его доверие к Церкви.
Но сейчас у них были более насущные вопросы для обсуждения.
Она обратилась к Бернарду:
— Гуго все еще жив?
— Жив.
Рун вскинул глаза на Бернарда, но кардинал смотрел в сторону.
— Он все еще обитает в своем уединенном скиту в тех горах, — признался он.
— Вам что-нибудь известно об этих камнях? — Эрин кивнула на Джордана, который достал из кармана куски зеленого алмаза. — Гуго передал Джону Ди этот самоцвет и, возможно, еще два таких же.
— Я ничего не знаю. Поэтому и решил поэкспериментировать с этими проклятыми каплями...
Джордан спрятал алмаз.
— Судя по всему, нам снова придется куда-то тащиться. Если нам нужны ответы, надо навестить старика.
Именно.
— Скажите нам, как его найти, — потребовала Эрин.
Бернард поднял было руку, но сразу же уронил ее на колено в знак поражения.— Нельзя просто так испросить аудиенции у Гуго де Пейна. Его не интересуют мирские заботы, а его скит хорошо охраняется.
— Охраняется? — Джордан нахмурился. — Как?
— Вы должны понять, что Пейна сделала великим вождем именно его способность читать в сердцах других, узнавать их порою лучше, чем они знали сами себя. И это были не только сердца людей. Он питал глубокую любовь ко всем тварям Господним и был большим почитателем святого Франциска Ассизского.
— Святого покровителя природы и животных, — уточнила Эрин.
Она знала легенды, связанные с этим итальянским святым, о том, как птицы слетались стаями, дабы послушать его проповеди, и садились ему на плечи. Рассказывали, что Франциск даже приручил дикого волка, который держал в страхе целую округу. Вполне понятно, что Гуго уважал такого человека.
Бернард смотрел вниз, и задумчивая улыбка на его лице выдавала, как сильно он на самом деле любил своего былого соратника.
— Шутили, что Гуго умел разговаривать с животными. Во время крестовых походов боевые кони следовали за ним, точно псы. Они готовы были сделать для него что угодно — мчались в гущу сражения, даже в огонь, если он приказывал. Мне кажется... мне кажется, их кровь тяготила его куда сильнее, чем кровь людей, которые погибали, сражаясь бок о бок с ним. Для Гуго эти кони были невинными созданиями, убитыми потому, что они были ему верны. И в конце концов, он устал от этого.
Эрин слишком хорошо понимала это все — она помнила гибель своих бывших студентов в Египте.
— И в конце концов, Гуго не смог заставить себя убить даже бласфемаре.
— Я думал, вы должны убивать всех этих проклятых тварей, — сказал Джордан. — Что у вас приказ типа «увидел —убей».
— Да, — согласился Рун. — Эти звери осквернены злом. И в отличие от стригоев их нельзя обратить к добру. Их приходится уничтожать, чтобы положить конец их страданиям.
— Но точно ли вы это знаете? — спросила Эрин, как никогда четко осознавая, сколько же этих незыблемых правил оказались ложными. — Почему не может быть другого пути к спасению для этих несчастных зверей? И может быть, даже для самих стригоев?
— Гуго согласился бы с вами, — произнес Бернард. — Я подозреваю, что это чувство, должно быть, и стало причиной того, почему вокруг его скита собираются анафемские звери. Они приходят из отдаленных мест — одинокие создания, оторванные от своих кровных создателей; они взыску ют утешения и защиты, которые Гуго им предлагает.
— Что? — Рун сел прямо, во взгляде его читалось потрясение.
— И не только эти нечистые существа, — продолжал Бернард, — но и стригои.
Корца встал.
— И вы держали это в тайне от нас всех?
— Дайте угадаю! — воскликнул Джордан. — Когда вы сказали, что это место хорошо охраняется, вы это и имели в виду. У него есть целая армия стригоев и анафемских зверей, которые охраняют его.
Бернард склонил голову, признавая правду его слов.
— Круто, — только и смог пробормотать Стоун.
Бернард смотрел на них.
— Но я рассказал вам это потому, что у вас есть способ попасть к нему. — Он повернулся к Руну. — Ты сам привез сюда ключ, который может открыть сердце Гуго.
Глава 27
19 марта, 08 часов 55 минут
по центральноевропейскому времени
Кастелъ-Гандолъфо, Италия
Джордан смотрел, как кардинал кладет сотовый телефон обратно на стол.
— Готово, — известил Бернард, потом прошел обратно к своему креслу; ноги у него все еще подгибались. — Ключ скоро будет здесь.
Джордан оглянулся на Руна, ожидая объяснений. Эрин опустилась на колени рядом с креслом Корцы, проверяя повязку на обрубке его руки. Во время недавнего сражения бинт пропитался свежей кровью. Как-то раз Рун сказал Джордану, что у сангвинистов обострены все ощущения, включая боль.
Если это правда, Стоун мог лишь представлять, какие мучения он испытывал сейчас.
— Хорошо, кардинал, — сказал Джордан, — может быть, расскажете нам побольше о том, как охраняется скит Гуго и с чем нам предстоит встретиться?
Бернард потер подбородок.
— Чтобы понять это, вы должны осознать философию Гуго. Я много и долго разговаривал с ним именно об этом, прежде чем тот покинул орден. Когда дошло до анафемских зверей — или стригоев, если уж на то пошло, — он высказал мнение, что все они божьи создания, единственным грехом которых является то, что у них отобрали безгрешность.
— Возможно, это имеет смысл, — промолвила Эрин. — Вряд ли у кого-то спрашивали мнения относительно того, хочет он осквернения или нет. Обычно его навязывают им против воли.