— Долгих лет королю Кигану! — прокричал Доннел, левой рукой поднимая кубок ячменного пива. Правая рука, скрюченная после удара моего меча, была прижата к груди, будто он говорит от чистого сердца, но этот ублюдок был насквозь гнилым человеком.
Я скрежетнул зубами, жалея, что он не сдох в пламени пожара, но Киган невозмутимо поднял кубок в ответ, и тотчас же вернулся к беседе с вождём. Они разговаривали уже несколько часов, и первое время я пытался прислушиваться к их разговору, но вскоре понял, что запутался в именах, взаимоотношениях, родственниках родственников, кто чей друг, враг, брат, кто кому чего должен и из-за чего, сколько, кто, где, когда и почему. Киган вытягивал из старика всю информацию, которой тот мог владеть.
— А что здесь забыл южанин? — послышался вопрос с другого края стола. Говорили на гаэльском, но я без труда смог выхватить это в общем гомоне.
— Этот южанин — бывший раб. Беглый раб, — ответил ему Доннел, нарочито громко, так, чтобы я услышал.
— Зато ты, Доннел, бывший воин, — так же громко ответил я. — Теперь, наверное, и подтереться без посторонней помощи не можешь.
Ублюдок явно нарывался на драку. Зал неодобрительно загудел, со всех сторон посыпались крики и брань.
— Тихо! — король ударил кулаком по столу и зло посмотрел на меня.
— Он меня оскорбил! — крикнул Доннел, вскакивая из-за стола. — Южанин меня оскорбил!
Я окинул взглядом сидящих за столом гаэлов. Практически все из них поддерживали Доннела, а некоторые даже призывали меня зарубить на месте за оскорбление. И плевать, что меня оскорбили первым.
— Если ты считаешь… — начал я, но Чеслав пихнул меня локтем под рёбра, и я замолк на полуслове.
Говорить собирался король.
— Этот южанин — мой первый соратник. И я не советую его оскорблять на пустом месте. Но и тебе, Ламберт, — он повернулся ко мне. — Я не советую бросаться словами. Ты здесь гость, не забывай этого.
— Я требую поединка чести! Мне плевать, кто он такой! Я не позволю беглому рабу молоть языком! — взвыл Доннел, и зал поддержал его нестройным гулом. Всем хотелось зрелища, а в землях к северу от Туида нет зрелища интереснее, чем поединок чести.
— Я не дерусь с калеками, — бросил я.
— Молчать! — рыкнул Киган и на мгновение задумался. — Если вы хотите драки, то пусть будет так. Я вижу, что словами здесь не решить. Но шансы неравны. А вот если Ламберт будет биться как левша, то всё будет по-честному.
— Я согласен! — заорал Доннел и с вызовом посмотрел на меня. — Я же тебя одной левой уделаю, урод.
— Ну, попробуй, — ответил я и встал из-за стола.
Мы вышли на улицу, где толпа быстро организовала круг шириной в двадцать шагов. И мы с Доннелом были в этом круге. Со всех сторон на меня смотрели перекошенные озверелые лица, кричащие что-то непонятное на своём языке, и я растерялся на мгновение.
А Доннел не растерялся. Он бросился на меня с топором, так, что я едва успел отскочить назад, поскользнувшись в грязи. Я даже не успел выхватить меч из ножен, как за первой атакой последовала другая.
— Подтереться не могу, говоришь? — прошипел гаэл, размахивая топором и оттесняя меня назад.
Я наконец сумел левой рукой вытащить Призрачного Жнеца из ножен, пару раз рубанул воздух. Держать меч в левой руке было непривычно. Неправильно. Я никогда не сражался левой, лишь держал щит, и теперь не мог использовать даже простейшие приёмы. Да что там говорить, я даже ложку в левой руке не смог бы нормально удержать. В ту же минуту я поклялся себе, что если выживу — обязательно научусь сражаться обеими руками.
— Всё так же предпочитаешь драться с беззащитными? — спросил я, уворачиваясь от очередного удара топора.
Я неуклюже взмахнул мечом, и Доннел играючи ушёл от удара. Сражаться с левшой само по себе задача не из лёгких, а когда ты сам вынужден им стать — совсем беда. Я больше защищался, уворачиваясь и уклоняясь, но это не могло продолжаться вечно.
— Надо было сразу тебя прирезать, — сказал гаэл.
Толпа орала и бесновалась, требуя меня прикончить, и я почувствовал, как внутри нарастает страх. Вспомнил, как бился один против шестерых и попал в плен, вспомнил, как на этом же самом месте меня избивали за малейшие проступки и я не мог ничего сделать. Я нашёл в толпе Кигана — тот стоял, бесстрастно глядя на происходящее. Я наверняка своей выходкой спутал все его планы, но я не мог спустить оскорбления с рук.
Левая рука, не привыкшая к работе мечом, начала уставать. Зато Доннел махал топором без устали, гоняя меня по площадке словно собаку. Меня так и подмывало перебросить меч в правую руку и зарубить мерзавца одним хорошим ударом, но я знал, что после такого мне будет не отмыться от позора. Поединок чести, мать его дери.
— Убей его! Руби! Бей! — слышались выкрики из толпы.
Я разозлился. Они ненавидели меня не за то, что я оскорбил их родича. Не за то, что я пришёл на их землю с войной. Они ненавидели меня за то, что я был южанином. И эта злость добавила мне сил. Я полоснул клинком вдоль, промахнулся, ушёл вправо от очередного удара, и движением снизу вверх резанул Доннела по здоровой руке.
Топор полетел в грязь вместе с обрубками пальцев. Я протёр клинок рукавом и вернул в ножны, повернулся, чтобы уйти, но тут Доннел заревел как раненый медведь и бросился на меня. Я упал в грязь, гаэл повалился сверху, скрюченной рукой пытаясь ухватить меня за горло. Кровь из обрубков брызнула мне на лицо, я попытался сбросить врага, но тот вцепился словно клещ. Доннел добрался до горла, начал меня душить, а мне только и оставалось, что шарить пальцами по грязи. Всё моё оружие было вне досягаемости.
Перед глазами поплыли разноцветные круги, воздуха оставалось всё меньше и меньше, и я почти распрощался с жизнью.
— Топор! Слева! — раздался чей-то возглас на теурийском.
Я из последних сил схватил скользкую от грязи и крови рукоять, и с размаху всадил топор Доннелу в череп, развалив его словно гнилую дыню. Хватка ослабла, я смог вдохнуть, и этот вдох показался мне слаще всего на свете. Я сбросил мертвеца, шатаясь, поднялся на ноги, оглядел толпу. Гаэлы молча смотрели на меня.
— Есть ещё желающие? — тихим сиплым голосом произнёс я, отряхивая комья грязи и вытирая с лица чужую кровь с ошмётками мозгов.
Желающих не нашлось.
Глава 22
“Тут дева-богатырша копьё метнула в цель,
Столь страшного удара в сражении досель
Могучий сын Зиглинды не отбивал щитом.
Из стали искры брызнули и взвились столбом.»
— Авентюра VII. О том, как Гунтер добыл Брюнхильду.
Я отхлебнул ещё ячменного пива, но лучше не стало. В глотке по-прежнему саднило так, будто я вчера пил расплавленное олово.
— Вот кто тебя за язык тянул? — в очередной раз спросил Киган.
Он расхаживал по залу, а я один сидел за столом, на котором всё ещё находились остатки пиршества.
— Не начинай, — буркнул я.
Король резко повернулся ко мне, взмахнул рукой, будто хотел что-то сказать, но замолк на полуслове, повернулся обратно и пошёл дальше. Я флегматично проводил его взглядом.
— Когда выступаем? — спросил я. — Тошно здесь находиться уже.
— Ждём всех, — ответил король. — Я же тебе говорил, что есть ещё верные люди? Придут с минуты на минуту.
— Чем дольше тянешь — тем сильнее враг, — просипел я.
— Рутен тебе такое напел? Ладно, можешь не отвечать, — отмахнулся Киган. — Ты лучше скажи, зачем драку устроил?
Я тяжело вздохнул. Разговор уже в который раз шёл по кругу.
— Ну устроил и устроил. Говнюк заслуживал смерти.
— За этим говнюком шли воины. Теперь они переметнулись к Гибрухту, понимаешь? — вздохнул Киган.
— Туда им и дорога, — отрезал я.
Киган подошёл к окну, приоткрыл занавеску, вглядываясь в горизонт. Надеялся увидеть новые подкрепления. Гаэлы и впрямь приходили, тонким ручейком вливаясь в нашу армию, один-два воина от каждого клана, но это всё же лучше, чем ничего.
— Зря ждёшь, — сказал я, и король закрыл окно.
— Не зря, — произнёс он.
— Скоро зима, — просипел я. — Успеть бы до первого снега.
Киган рассмеялся.
— Это вы, южане, боитесь холода. А мы можем сражаться в любую погоду, — сказал он, на что я лишь махнул рукой. Спорить не хотелось.
Я похрустел шеей, морщась от тянущей боли, допил своё пиво и встал из-за стола.
— Схожу проветрюсь, — произнёс я.
На улице промозглый осенний ветер забирался под одежду, воруя драгоценное тепло, и я поплотнее запахнул плащ. Немногочисленные прохожие, в основном, дети и женщины, глазели на меня без всякого стеснения, а я шёл куда глаза глядят.
Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. Я чувствовал себя лишним в этом походе, несмотря на обещание помочь вернуть трон. Наша армия уже лишь наполовину состояла из людей наместника, гаэлы продолжали прибывать, и мне казалось, что скоро мы станем не так нужны. И в каком-нибудь из сражений нас отправят в самое жаркое местечко, погибнуть с честью, чтобы сохранить жизни северян. Мне казалось это логичным. И от этого на душе было погано.
Я пришёл на окраину деревни и остановился. Идти дальше в холмы я не хотел. Унылая вересковая пустошь нагоняла ещё больше тоски.
Ко мне подошёл дозорный, солдат из Форт Одайна. Его звали Эдульф и тогда для меня он выглядел седым глубоким стариком, но сейчас я вспоминаю его лицо и думаю, что ему было всего лет пятьдесят.
Он молча встал рядом, жуя сухую травинку и вглядываясь в туманную полоску горизонта.
— Как служба? — хрипло спросил я, чтобы завязать разговор.
Эдульф ловко перекинул травинку из одного уголка рта в другой.
— Не жалуемся, ваше благородие, — ответил он, и я едва не закашлялся от изумления.
— Во мне благородия не больше, чем в бродячей собаке, — пошутил я, но солдат оставался серьёзен.
— Поглядите-ка, ещё дикари едут, — сказал он.
И в самом деле, через пару мгновений я смог различить двоих всадников, которые шагом приближались к деревне. Они были слишком далеко, чтоб увидеть их лица или клановые узоры на одежде, но это явно были не враги.