— Я слышал, что у них плохо с оружием.
— Мистер Чип, и вы тоже верите журналистам? У них сегодня есть все, начиная от автоматических винтовок с оптическим прицелом, тяжелых пулеметов, пушек до противотанковых и противосамолетных ракет. Все эти байки насчет топоров, мечей и охотничьих ружей вышли из нашего отдела специальных операций. Исключительно для прессы.
— Техника наша?
— Это одна из главнейших задач, да и заслуг нашей резидентуры. В Белом доме принимают решения, исполнение которых доверяют деликатным людям. Президент решил превратить Афганистан в горячее пекло, вот мы и поддерживаем муджахиддинов всем, чем можем. Плюс Египет, плюс Китай, плюс некоторые нефтедобывающие страны Персидского залива. Моуланы всегда при деньгах.
— А местные власти?
— Тут ситуация посложнее. Исламабад вроде бы придерживается политики «строгого нейтралитета» к афганским повстанцам. В этом плане Генерала можно и понять. Около трех миллионов афганских беженцев — это тяжелое бремя для пакистанской экономики, от которого, как от аппендицита, чем быстрее избавиться, тем лучше.
— Деликатное дело.
— Еще бы. Но тут у шефа есть расторопный малый, из «глубокого прикрытия». Он сидит под «крышей» Американской международной школы в Исламабаде. Вы его встретите в Пешаваре. Зовут его Клегг. Шеф, наверное, на встречу с ним едет. Так вот малый уже полтора года служит поставщиком оружия у муджахиддинов. Спокойно получает в исламабадском аэропорту ящики с «книгами» и переправляет их в Пешавар, а оттуда в провинцию Кунар. Дело отлажено: я вам пистолеты-пулеметы, а вы — деньги на бочку. После каждой сделки Клегг привозит в резидентуру когда пять, когда десять миллионов рупий. Берет комиссионные, часть — в фонд резидентуры, так сказать, плата за риск, а большая часть перекачивается через Лэнгли в наши оружейные компании на закупку очередной партии «книг». Филигранная работа.
— Первая такого рода и размаха со времени окончания гражданской войны в Анголе.
— Что?
— Это реклама вашим операциям из «Нью-Йорк таймс», по-моему, я ничего не перепутал.
— А-а. С прессой наши парни из отдела специальных операций обошлись по-умному. Чтобы сохранить в секрете операцию, они дали утечку в печать. Кто-то не поверил и не напечатал, кто поверил — напечатал, но тут же забыл и перекинулся на другие темы. В течение нескольких месяцев об утечке и забыли. Тогда и развернули операцию в полном масштабе с миллионным оборотом.
— Филигранной работой ваши поставки не назовешь, раз русские пронюхали и вовсю трубят о нашем вмешательстве в дела Афганистана. Надо бы тоньше.
— Мистер Чип, здесь тонкая политическая игра. Большая игра. Насколько я понимаю, президент не хочет, чтобы русские ушли из Афганистана, и не хочет, чтобы в Кабул пришли муджахиддины. Поэтому нам выгодно, чтобы повстанцы существовали, нервировали русских, но не достигали победы. Ибо приди муджахиддины к власти в Кабуле, как потом они будут относиться к нам, еще неизвестно. Возьмите Иран…
— Да. Большую цену платят афганские повстанцы за свои иллюзии. Выходит, мы их предали с самого начала. Сложная у вас политика, у «азиатов».
— Это правда, мистер Чип, одно слово — Азия. Вот мы и въезжаем в столицу.
Показались ворота посольства, и машина подкатила к центральному входу. Вечером Харт давал прием, но Вирджил, сославшись на предстоящее утром путешествие, через полчаса исчез из шумного общества, состоявшего в основном из пакистанцев в военной форме.
Дорогу от Исламабада до Пешавара они покрыли за два с половиной часа. Выехали с первыми лучами солнца. Харт давал пояснения, как заправский гид:
— Обратите внимание, на горе торчит шпиль — памятник английскому генералу, а вот здесь, слева, на дорогу выходит так называемый «Большой слоновий путь»… Это поворот на Таксилу — город, где родился Будда, считается святым местом… Въезжаем в город Хасанабдал. Слева очень красивое большое здание из красного кирпича, а перед ним раскидистые чинары. Это известный в стране военный офицерский колледж… Сейчас будем проезжать поворот на местечко Вах. Там у пакистанцев единственный в стране завод стрелкового оружия…
— Говард, давайте потолкуем, — Чип перебил щебетание Харта. — Что вы думаете о «Проекте «Истина» и о том, как он вписывается в местную обстановку?
— Только как частное лицо, идет?
— Да, мне нужны нестандартные оценки. Чарльз Уик их очень уважает.
— Ну тогда, — Харт немного помедлил, собираясь с мыслями, — ваш проект — это чистый блеф. Вы претенциозно назвали его «Истиной», а истину сказать и не можете, иначе все полетит черт знает куда.
— Поясните, Говард, пожалуйста.
— Вспомните всю чепуху, что вы пишете про Пакистан, Иран. Афганистан: то пугаете русскими танками, то угрозой иранским нефтепроводам, то идеализируете муджахиддинов. Истина, к сожалению, заключается не в этом.
— А в чем? Когда это вы успели стать красным?
— Сейчас я выступаю как частное лицо. Все ваши сотрудники УМС — это роботы, умеющие говорить то, что в них заложено программой, и вот по всему шарику ваши роботы кричат: агрессия, оккупация, повстанцы, борцы за свободу, свобода, демократия. Это все так и все правильно. А вот о такой стороне вопроса, как опиум, вы притворно умалчиваете.
— Не понимаю, при чем здесь опиум. Проблема гораздо шире — политическая!
— Согласен. Все это так. Но ведь известно, что Афганистан входил в так называемый «опиумный перекресток» — вместе с Пакистаном, Ираном и Турцией. Афганский опиум наилучшего качества, он содержит от восемнадцати до двадцати процентов морфия. И для любого муджахиддина понятие «свобода» — это синоним свободного выращивания, сбора, доставки и беспрепятственной продажи урожая опиума. Лишен он этой возможности — значит, посягнули на его свободу, вот он и берется за оружие, чтобы защитить или вернуть свои опиумные участки.
— Но оружие-то мы поставляем афганским беженцам не ахти какое.
— Приличное. Его хватает, чтобы защищать от соседей опиумные плантации. И не слишком крупного калибра, чтобы бывшие афганские производители опиума не посягнули на собственность своих пакистанских коллег. Иначе, чего доброго, перестреляют друг друга, хотя сами муджахиддины и так друг в друга постреливают. Вы же об этом не пишете.
— А при чем здесь Штаты?
— А при том, что до известных афганских событий нынешние муджахиддины производили в год около ста тонн опиума, который нелегальными каналами расползался от Калифорнии до Новой Англии. Тысячи наркоманов, сотни подростков, доставленных в морг, искалеченные судьбы, разводы, страдания. Русские вошли в Афганистан, и сразу резко упало количество опиума, которое отравляло жизнь американцам. Так что же, мы хотим вновь вернуться к временам, когда сто тонн опиума в год будут обрушиваться на нас? У меня растут два сына, и мне очень не хочется, чтобы они узнали, что такое ЛСД, героин, опиум и прочее. В этом плане стоит спросить, кто же на самом деле представляет реальную угрозу для жизни американцев: русские — в Афганистане или наоборот — муджахиддины, если они войдут в Кабул.
— Говард, откровенно говоря, я никогда не задумывался над этим, но это частная проблема.
— Может быть. Но многие не задумываются или просто закрывают глаза на эту проблему. Ради конфронтации с русскими, чтобы держать повстанцев под ружьем, мы стали прямо помогать муджахиддинам реализовывать их опиум: эвакуировали все посты Агентства по контролю за распространением наркотиков. Наша фирма предоставляет опиумным торговцам транспортные средства, вплоть до военных судов. ЦРУ провалило попытки конгресса взять под строгий контроль наши операции с опиумом, и результат налицо: количество опиума, нелегально провезенного в США из стран «опиумного перекрестка», неожиданно выросло с семисот до тысячи шестисот тонн! Деньги, вырученные от реализации опиума, идут на приобретение оружия для защиты своих опиумных плантаций и очистных фабрик от возможного их захвата русскими и разрушения. Получается, что афганские эмигранты торгуют героином в целях финансирования своей военной машины.
— Какова же роль «Проекта «Истина» в этом бизнесе?
— Въезжаем в город Атток. Справа от дороги красивая белая мечеть, на которой верующие развешивают многоцветные лоскутки. Не правда ли, красивое зрелище? Слева от нас «Аттока рест хауз» — отель… Проезжаем мимо Аттокского форта. Сейчас в нем размещается большой военный гарнизон. Здесь в свое время Бхутто судил офицеров ВВС, которые, как он считал, готовили против него заговор. Обратите внимание на этот мост через реку Кабул. По мосту проходит граница штата Пенджаб, далее пойдет Северо-Западная пограничная провинция. Сейчас вы увидите место слияния мутных вод Кабула с голубыми водами Инда.
Впереди показался полицейский пост и шлагбаум.
— Здесь ловят контрабанду. Проверяют в основном грузовики, а легковые пропускают беспрепятственно. — Харт продолжал исполнять обязанности гида.
— Говард, вы не ответили на мои вопросы.
— С вашего разрешения я сначала сформулирую эти вопросы: если афганские муджахиддины — это торговцы опиумом, которые растлевают Америку, то стоит ли нам их поддерживать? Для чего мы поставляем оружие афганским беженцам? Чтобы они безбоязненно выращивали свой опиум и отравляли Америку? Зачем мы убрали посты Агентства по контролю за распространением наркотиков в этом регионе, не слишком ли дорогую цену платит Америка: рост преступности, самоубийств, наркомании. Да мало ли еще других вопросов можно было бы поставить. Уж пусть русские остаются в Афганистане, может быть, им удастся закрыть в Герате и Кадахари фабрички по переработке опиума в морфий, может быть, перепашут афганцы опиумные поля под плодородные пшеничные житницы и тем самым спасут Америку от опиумного содома. Я уже все сказал — как частное лицо, как отец. Но это не помешает мне честно делать свое дело…
— Конечно, Говард, о чем речь. Я попытаюсь подсунуть эти идеи Уику как свои, не возражаете?
— Проехали поворот на город Рисампур. — Харт опять стал экскурсоводом. — Туда въезд ограничен — академия ВВС. А вот и Пешаварский форт, там, слева на холме. Неподалеку мост и железнодорожный вокзал. Собственно говоря, мы уже прибыли в Пешавар. Здесь размещен штаб ВВС Пакистана — на территории военной базы, с которой взлетал Гарри Пауэрс. Четыре достопримечательности: дом губернатора, Пешаварский университет, отличная больница и местный краеведческий музей. Рекомендую заглянуть.