, но патрули друзов или шиитов могли и попасться — об этом Саусан только и молила сейчас судьбу. Она не знала, что сделает, если это произойдет, но если произойдет, была уверена — что-нибудь она сделает наверняка. А пока надо было как-то усыпить бдительность ее вооруженного похитителя.
— Как тебя зовут? — не отрывая взгляда от разбитой и размытой зимними дождями грунтовки, спросила она фалангиста. — Мое имя ты прочел в моих документах, а вот как тебя зовут… я не знаю.
— Поль, — неохотно пробурчал он. — Как апостола карающего…
— Ты, наверное, спортсмен, Поль? — дружелюбно продолжала Саусан и вдруг предупредила: — Держись!
«Фиатик» ухнул в неожиданно возникшую на крутом повороте колдобину, и Поль ударился головой о низкий потолок машины.
— Да осторожнее ты! — зашипел он, перекидывая кольт из правой руки в левую, а правой потирая ушибленную макушку. — Так и шею сломать можно!
— Я же тебя предупредила, — миролюбиво ответила ему Саусан и продолжала как ни в чем не бывало: — А ты наверняка спортсмен… Такие хорошие фигуры, как у тебя, бывают только у спортсменов… А раз так, мог бы и успеть сгруппироваться… Где же твоя спортивная реакция, Поль?
В последних словах ее звучало подтрунивание.
— Спортивная реакция… — проворчал он нарочито зло, явно польщенный комплиментом красивой друзки. — Поменьше болтай, да смотри лучше за дорогой. Реакция… Сама знаешь, как трудно ехать пассажиром, когда привык сидеть за рулем сам Таких шишек набить можно…
«Фиатик», наконец, спустился в долину, и Поль приказал повернуть налево по грунтовке, которая была не лучше той, по которой они только что спустились, зато довольно прямой. Саусан прибавила скорость, теперь она уже решила, что будет делать.
— Тебе нравятся «фиаты»? — начала нащупывать она тему, которая увлекла бы ее конвоира. И неожиданно попала в точку.
— «Фиаты»? — фыркнул он презрительно. — Такие жестянки, как твой? Не-ет…
Он засмеялся:
— Я люблю машины скоростные, красивые… Вот как «рено-фуэго». Классный кар, модерн!
— А «мерседес»? — подзадорила его Саусан. — По-моему, лучше машины нет… особенно для Ливана.
— «Мерседес»? Ну, «мерседес» машина надежная, на одной и той же всю жизнь проездить можно. Вот формы только у них… старомодные, как ни меняют модели, а в общем-то одно и то же. И почему их у нас в Ливане так любят? Да по отсталости и консерватизму!
Саусан прибавила газ, «фиатик» мчался все быстрее и быстрее по ставшей заметно ровнее и прямее грунтовке.
— Как решили еще наши деды, что «мерседес» — это престижно, так и пошло с тех пор. Ты посмотри, самый бедный крестьянин и тот сегодня у нас на «мерседесе». Пусть старом, битом, но на «мерседесе»! Настоящая девальвация! Стариковские машины, а для молодых…
Саусан резко ударила ногой в педаль тормоза, и «фиат» остановился, как вкопанный. Ее бросило вперед, хоть она и крепко держалась за руль, заранее подготовившись к этому. Она удержалась, но сидевший рядом фалангист нырнул вперед, головой в лобовое стекло, послышался глухой удар, звон, короткий вскрик… и он стал сползать с сиденья — с залитым кровью лицом и закрытыми глазами. Кольт выпал у него из руки.
Саусан схватила оружие и направила короткий тупой ствол в неподвижное тело потерявшего сознание фалангиста. Он не двигался и лишь чуть слышно застонал, когда Саусан переворачивала его тяжелое тело, чтобы достать из заднего кармана его спортивных брюк документы.
Рассматривать их она не стала, и быстро сунула в карман. Потом вытащила тяжелое тело из машины, развернула «фиатик» и понеслась обратно, в глубь «ничейной зоны», на ходу расчищая переднее окно от осколков ветрового стекла.
Оставив «фиатик» у того самого крутого склона, по которому несколько минут назад спустилась в долину, она проверила барабан кольта и, пригнувшись, стала подниматься наверх Восьми патронов, чтобы справиться с четверкой фалангистов, ей было вполне достаточно — стреляла она, как и большинство горцев, хорошо.
Глава 5
К началу занятий Саусан не приехала. Напрасно Мишель томился у старинных, красного дерева дверей ее колледжа, то притворяясь, что с увлечением читает газету, то прохаживаясь неподалеку — так, чтобы не выпускать из виду спешащих на лекции студентов. Но вот прозвенел звонок и опаздывавшие поспешно юркнули в массивную дверь, которая затворилась за ними с тяжелым вздохом, больно отозвавшимся в душе Мишеля. Его охватили тревожные предчувствия: ведь сколько раз по утрам в понедельник он вот так же встречал Саусан, возвращавшуюся от родителей точно к началу занятий! И никогда, никогда она не опаздывала, даже когда свирепствовали зимние грозы и шли проливные ливни, превращавшие улицы Бейрута в бурные мутные потоки, несущиеся вниз, к морю, и десятки машин бесконечно замирали с залитыми водой свечами.
Мишель отошел в глубь аллеи, обсаженной старыми олеандрами, и присел на каменную скамью, тронутую серо-голубым мхом. Отсюда был виден вход в колледж, и Мишель приготовился ждать, успокаивая себя, как мог.
Так он провел почти четыре часа. Звенели звонки, оповещая о конце очередной лекции и начале другой, начинались и кончались перемены, и веселые стайки подруг Саусан высыпали в аллею, сразу же оживляя ее громкими голосами и смехом. Студенты держались солиднее. Многие были с бородами и изо всех сил старались казаться агрессивными. Таков был стиль, диктуемый необходимостью постоянной готовности к самозащите. От кого? Да от кого угодно, в Бейруте каждый должен был думать о собственной безопасности и не надеялся ни на чью помощь. И поэтому парни были похожи на взъерошенных, готовых в любой момент вступить в драку боевых петухов. Агрессивность воспитывалась в них с детства, воспитывалась самой жизнью, которую они наблюдали вокруг себя и которой они жили. С семи-восьми лет у них было уже собственное оружие. Оружием в Ливане владели даже многие девчонки, не говоря уже о мальчишках. Владел им и Мишель, однако он был одним из немногих, кого не тянуло к оружию.
— Майкл, — услышал он вдруг над собою голос Джеремии Смита и встрепенулся… Задумавшись, он не заметил, как американец подошел к нему и теперь стоял рядом, широко и дружелюбно улыбаясь. — Не возражаете, если я присяду?
И, не дождавшись ответа, Смит сел рядом с Мишелем на скамейку, плотно, уверенно, устраиваясь поудобнее и надолго.
— Что это у вас такой грустный вид, Майкл? — дружески подмигнул он Мишелю. — Опять опаздывает ваша девушка?
Он, как всегда, все знал, но Мишель уже перестал этому удивляться.
— Вы всегда все знаете, — вяло констатировал Мишель лишь для того, чтобы из вежливости поддержать разговор.
Смит дружески положил руку с синеватыми ногтями на плечо Мишеля:
— А вы, Майкл, человек совсем открытый. Поверьте, я не угадываю ваши мысли, я просто читаю их на вашем лице. Хотя… не спорю, это тоже надо уметь и научиться этому дано не каждому…
— Ну вот, — слабо улыбнулся Мишель, — а я-то думал, что вы… колдун!
Они рассмеялись: Мишель грустно, а Джеремия Смит напористо весело, словно хотел передать свое хорошее настроение и Мишелю.
— А ведь я искал вас специально, Майкл, — вдруг оборвал он смех и сразу же стал очень серьезным.
Мишель с любопытством взглянул на него.
— Я хотел напомнить вам, что я просил вас… никому не рассказывать о том, что мы с вами вчера видели… — Он понизил голос: — …вчера на катере.
Кровь прилила к лицу Мишеля, он побледнел, губы его дрогнули, зрачки расширились, и, не в силах произнести ни слова, он кивнул.
— Немедленно прекратите… — крикнул Джеремия Смит, тыча пальцем в направление носа катера. — Слышите? Я требую!
Он выпрямился в своем кресле, на лбу выступили капли пота. Он крикнул это Фади, и лицо Фади перекосилось — он не привык, чтобы на него кричали.
— Я — требую! — яростным полушепотом повторил американец и положил тяжелые кулаки на стекло стола.
Фади вдруг нервно зевнул, провел ладонью по лицу, словно стирая гримасу ярости, и кивнул американцу. Затем резко встал, поправил полурасстегнутую кобуру, толчком отодвинул мешавшее ему кресло и твердым шагом направился за рубку — на нос катера.
Джеремия Смит проводил его ледяным взглядом, потом обернулся к Мишелю и развел руками:
— Фашисты остаются фашистами, ну что вы от них хотите!
В голосе и жесте его было осуждение, но осуждение это показалось Мишелю похожим на попытку оправдаться.
— Они бросили в море человека, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Мишель, чувствуя в груди леденящий холод. — Они утопили кого-то…
— Они переняли опыт нашей мафии, — задумчиво сказал Джеремия Смит. — Наши мафиози ставили своих врагов ногами в ящик, который заливали бетоном. А потом выбрасывали с таким грузом за борт. Здесь фалангисты делают то же самое с заложниками-мусульманами…
Он поморщился:
— Извините, Майкл, но вы, ливанцы, меня удивляете. Вы гордитесь, что современная цивилизация проникла к вам глубже, чем к другим арабским народам, а более жестоких людей я, пожалуй, в своей жизни не видывал.
— Вы говорите о фалангистах? — нахмурился Мишель, слова американца задели его. Одно дело говорить о своем народе так самому, другое — иностранцу, пусть даже и такому неплохому человеку, как Джеремия Смит.
В ответ американец лишь печально улыбнулся:
— Если бы! Я читал о том, что в семьдесят пятом — семьдесят шестом годах, в самые первые годы гражданской войны, творили в Бейруте и те и другие. Фалангисты резали палестинцев в Тель-Заатаре, палестинцы резали фалангистов в Дамуре. Христиане расстреливали мусульман в порту и сбрасывали бульдозерами с причалов в море. Мусульмане-«мурабитуны» сталкивали пленных христиан с крыш высотных отелей, когда захватили засевших там фалангистов. А теперь вот… вы видели сами, что сделали у нас на глазах молодчики этого Фади! Эти парни потеряли человеческий облик, для них нет ничего святого. Ох, не желал бы я попасть в их руки в качестве врага. Подумайте только, представьте, как ваши ноги заливают раствором бетона и ждут, пока он затвердеет, чтобы выбросить вас потом… может быть, даже через несколько дней, в море. Страшно не то, что вы захлебнетесь и, вытянувшись во весь рост, пойдете на дно. Страшно само ожидание этого, страшно ощущать, как твердеет на ваших ногах бетон… Брр…