м.
− А то, как бы братья де Аргуэлло вместо мадридского гонца не перегрызли друг другу глотки.
Герцог не в силах был унять колотьбу рук. «Черт! Неужели майор доберется до Мадрида?» − пальцы сжали рифленый край стола. В послеполуденной тишине стук янтарных четок чудился ему щелканьем челюстей.
− Что за напасть? − прохрипел наконец он.
Настоятель Ордена не торопился с ответом. Он поправил камилавку на лысой, как бильярдный шар, голове, равнодушно посмотрел на скучающего отца-секретаря, терпеливо ожидавшего своего генерала, и лишь после глубокой паузы сказал:
− В шахматах викторию королю стяжают другие фи-гуры… Вы их умело подобрали, ваша светлость… Но ошибка в том, что король не ходит через коня, а вы перешагнули через меня − вашего друга… Поверьте, я тоже не привык сидеть сложа руки. Сальварес − младший сын губернатора, верный слуга священного братства Иисуса, был призван мною и Господом…
− Сальварес? − имя младшего отпрыска де Аргуэлло вызвало слабый отклик в памяти герцога в виде молодого и дерзкого испанца. Бритвенно-острого и беспощадного, точ-но кастильский клинок. − Он что же, состоит в Ордене?
− Так же как и я, монсеньор. Этот человек − меч и огонь, фанат идеи возрождения былого могущества Империи и преданный раб Иисуса. Уверяю, он был счастлив, когда мне, в бесконечной милости, стало угодно возложить на молодые плечи миссию спасителя… Похоже, за его спиной выросли крылья. Битый день он простоял на коленях перед Божьей Матерью. Ну а когда брат Сальварес поднялся с колен, в глазах его… − иезуит твердо щелкнул «зерном», − я прочитал приговор андалузцу… С вами всё в порядке, ваша светлость? − черные пуговицы глаз Монтуа пристально следили за собеседником.
Вице-король поднялся на нетвердые ноги и с плохо скрываемой неприязнью посмотрел на генерального настоятеля. «Колченогий дьявол!» Вездесущность Монтуа пугала и приводила его в бешенство. Под взглядом черных глаз герцог ощущал себя беспомощным и голым. «Вот гадина! Нет, он воистину редкий мастер в деле порчи настроения…»
− Послушайте, падре, рубите напрямую! Чего вы остерегаетесь?
− Конфликта, сын мой, − лицо монаха словно располз-лось по шву − он улыбался. − Самого что ни на есть тривиального конфликта с кровавой развязкой. Мне доподлинно известно, что братья в ссоре…
− Причина? − Кальеха был само напряжение и слух.
− Раздор в семействе де Аргуэлло.
− О Боже! Старая история с Кончитой?
− Нет, новая. Сальварес открылся мне о горе престарелого Эль Санто. Его старший сын влюблен в какую-то грязную мексиканку с окраины Мехико, и, замечу… влюблен гибельно… Бесовка, похоже, приворожила его, коли капитан перешагнул через волю отца и увещевания брата.
− Г-м-м… − вице-король лишь покачал головой. Уж он-то знал непреклонную волю и норов губернатора, знал и характер его сыновей: яблоки от яблони недалеко катятся − порох, искра и… Он плотно сжал губы: все это могло испортить дело. − Вы узнали, кто эта блудница?
− Это моя работа, − вкрадчиво молвил падре, на лице его продолжала кривиться усмешка, − она дочь презренных чиканос, живущих у Сан-Мартина…
− Ее имя?
− Если не изменяет память, Терезита.
− Уверен, память вам не изменяет, патер, − указательным пальцем герцог провел линию вдоль резких морщин своего лба. Он стоял неподвижно, ощущая затылком силу пронизывающего взгляда Монтуа. − Надеюсь, ваши люди имели встречу с ней?
− Увы, − иезуит развел руками, − в доме осталась лишь бестолочь-мать. Юная гетера64 бежала с постояльцем…
− Это не занимает меня… − отрезал Кальеха, впиваясь зубами в кургузый кончик сигары.
− И напрасно, монсеньор! Ведь постоялец − наш общий знакомый: мадридский гонец.
− Не может быть! − брови вице-короля скакнули вверх.
− Как видите, может.
Герцог медленно опустился в кресле, чувствуя, как колотится сердце. «Н-да, сюжет, достойный кисти самого Мигеля Кабреры!» − подумал он и сказал:
− Выходит, у Луиса есть еще и личный интерес убрать с дороги андалузца?
− Выходит, что так. Но нам-то это только на руку, −глухо откликнулся монах и холодно рассмеялся.
− Будем уповать на то, что братья не уподобятся бойцовским петухам…
Генерал Ордена кивнул головой, сузил обрамленные усталыми морщинами глаза и заговорщицки протянул:
− Ваша светлость, я попрошу не расценить мой вопрос бестактным, однако прежде чем я скажу о главном… Вы следите за печатью?
− Позвольте, это что − допрос или гаерство?65
− О нет! − встрепенулся надтреснутый голос Монтуа. −Не более чем консультация с первым человеком Новой Испании. − Рука падре нырнула в складки сутаны и извлекла перед изумленным герцогом ряд номеров «Королевского вестника».
− Что вы на это скажете? − Он зачитал заголовки статей: «Исчадие ада!», «Степной дьявол во плоти!», «Чудовище Сьерра-Мадре!»
− Мягче, мягче, ваше высокопреосвященство. Это мы слышали уже от гонца брата Лоренсо. Я полагаю, вы как здравый человек считаете, что мистика в газетах…
− На вашем месте я бы не торопился, сын мой! Не на газетных полосах, а в Новой Испании объявился дьявол! Я просто желал удостовериться, знаете ли вы об этом…
− Знать об этом − значит ничего не знать, − не особенно уверенно парировал герцог. − В этой проклятой стране живут сотни легенд и сказаний. Рассказы о дьявольщине прилипчивей мух. Я отказываюсь понимать вас, падре… − У герцога было такое ощущение, словно он тает в полуденном зное − жара, казалось, охватила своими сухими руками весь мир.
− Так вот, ОН существует!.. − мрачно продолжил Монтуа и с удовольствием отметил, как напрягся его собеседник. У него был вид зверя, почуявшего запах оружейного металла.
− Иисус Мария! − услышал вице-король собственный голос и попятился от настоятеля, как от осквернителя склепа, делая вид, что желает укрыться от жаркого солнца, но жесткий голос иезуита остановил его:
− Возьмите себя в руки, ваша светлость. В государственных делах нет места щепетильности, предубеждениям и эмоциям. Впечатлительность присуща молодости…
− Да, да, − герцог растянул губы в улыбке и покорно кивнул. Однако тут же приосанился, нахмурил брови.
Генерал Ордена сочувственно опустил веки, подался в его сторону и, опираясь костяшками кулака на ореховую столешницу, изрек:
− Мы оба не молоды, герцог!
− Да… и очень.
− Разве люди кривят душой на пороге Вечности?
Вице-король отрицательно покачал головой.
− Так зачем нам фарисействовать?66
Точно для того, чтобы скрепить пошатнувшиеся священные узы дружбы, Монтуа с именем Господа на устах и распахнутыми объятиями подошел к Кальехе дель Рэю. Казалось, он чистосердечно каялся в треволнениях, которые доставил старому другу.
Они обнялись как братья, но сердце первого человека Новой Испании было начеку, он чувствовал недоговоренность, ждал чего-то еще и дождался.
− Мы предадим ЕГО очистительному огню на центральной площади Мехико перед дворцом Эрнана Кортеса!
Голос шипел в дряблое бордовое ухо вице-короля, будто кипящий жир на жаровне.
− Народ тысячелетиями жаждет хлеба и зрелищ… что ж… мы дадим им второе… Не так ли?
Герцог с трудом перевел дух, мышцы шеи вдруг пронзила судорога, ровно кто-то провел пилой по струнам клавикордов.
− Этот «дьявол» имеет имя? − он вновь обрел власть над своим голосом.
− Для паствы − нет, для нас − да!
− Кто он? − Кальеха в упор смотрел на лысую, с плотно прижатыми ушами голову отца-иезуита.
− Мехико запомнит его как гонца Сатаны, а мы забудем его имя − Диего де Уэльва.
Часть 4. Великий океан
Глава 1
Над «Северным Орлом» стояла ночь. Фрегат устало резал почерневшим форштевнем соленую гладь, держась в крутой бейдевинд под зарифленными парусами. Переваливаясь на волнах, он метил за кормой фосфоресцирующий след, подобно гигантскому плугу, вспахивающему степь бело-зеленого жемчуга. Покачивало прилично; ветер был свеж, упрямист в своих порывах и заунывном вое в сырых снастях.
Преображенский сидел в каюте при свечах за судовым журналом и хмурился. Рука с пером зависла над раскрытой страницей, невеселые мысли точили, ели поедом. Двадцать человек матросов команды лежали пластом в своих кубриках, измотанные «лихоманкой» жары и чесоточной сыпью. Четверо, пеленутые в парусину, с ядром на ногах уже скользнули по узкому трапу за борт под скорбную ноту отца Аристарха да гулкую дробь барабана, затянутого в траурный креп.
Благо, заразу успели распознать загодя: больных отгородили от здоровых, определив в дальний отсек у канатного ящика; доступ к несчастным был разрешен лишь Кукушкину, который после осмотра больных стирал руки спиртом едва не до мяса. Весь экипаж являлся узником корабля, а шумливая соль океана − красноречивой тюрьмой, куда как круче любого острога.
Мисс Стоун держалась молодцом: глаза отчаянием не заливала, сумев обойти морскую болезнь, да и на прочие неудобства взирала на удивление мужественно.
Андрей улыбнулся, вспомнив, как через тройку дней плавания она, а затем, по примеру своей госпожи и Линда, освободились от бесчисленных нижних юбок, устав натыкаться друг на дружку в претесной каюте, затягивать шелк о судовые крючья.
Преображенский откинулся на спинку стула, устало прикрывая глаза: «Боже, как хочется спать!» Темно-каряя вязь строчек ломала свои четкие ряды и, точно потревоженные клопы, расползалась по странице. Однако капитан пересилил себя, стукнув кулаком по затянутому в кожу ботфорта колену. Перо, напившись чернил, начало свой скрип по странице.
«12 мая 1814 года. Вот уже второй месяц ползет с начала нашего плавания. Мысли разные. Иногда мне думается, что сие путешествие конца знать не будет. Седьмую неделю идем, не видя земли, при ясной, но весьма знобливой погоде. Льды крайне редки. Дважды встречались пустынные, безымянные островки с птицами и морским зверьем на отмелях; чайки и буревестники криками указывали нам путь. Нынче видим лишь океан и небо. Да благословит нас Господь!»