Кровь ниори — страница 24 из 100

– На твой вопрос не так просто дать ответ, – услышал он, но продолжал настаивать:

– Я давно уж понял: ты не просто какой-то там трей с юга. Тебе, верно, прямая выгода под этим обличьем скрываться. Я ж тебя видал… там, на Просеке, видал, как ты охотишься, как из лука стреляешь, и знаешь, что я думаю? Ты мог бы местечко под солнцем подостойнее отхватить, а бродишь тут со мною по лесам – от чьих-то глаз, стало быть, скрываешься! Так что ж ты за человек? – окончил Леки, почти захлебываясь.

– Я не человек, – придавил его ответ, – и никогда не был им, и, хвала Великой Матери, не буду. – И, подумав мгновение, прибавил: – Да и ты тоже, – и посмотрел на Леки поверх костра.

Леки молчал, не в силах отвести взгляд от его лица. Костер был слишком ярок сегодня и хорошо освещал обоих. За время их недолгого совместного пути Леки уже привык к своему спутнику, но сейчас ему стало жутковато. Он нутром чувствовал, что все это правда, что-то в нем было такое… нечеловеческое, но его потрясенный ум оказался бессилен что-либо сообразить. Он не знал, что можно еще сказать и, главное, что дальше делать. Разум оцепенел и молчал, не давая Леки никакой ниточки. Дэйи тоже безмолвствовал, рассматривая Леки через костер.

– Тебе не страшно? – вдруг спросил южанин.

Леки лишь отрицательно покачал головой из стороны в сторону, не в силах выйти из столбняка.

– Что думаете? – вдруг повысил голос спутник Леки, делавшийся от слова к слову все более странным, и легкий ветерок пронесся над полянкой, заставив языки костра причудливо изогнуться.

Леки это уже никак не удивило. Он чувствовал себя угодившим в какую-то ловушку, только все не мог понять, в какую.

– Ты ведь знаешь о высоких горах Эйянта?

Леки слабо кивнул.

– Они огибают с востока всю сушу, называются у южных племен Унийят и дальше Великие Горы, а потом спускаются в море там, где обрывается суша. Они – граница нашего мира. Ты знаешь об этом? – зачем-то еще раз спросил он.

Леки снова кивнул.

– Наши предки пришли с той стороны, – как-то очень мягко сказал он и, уловив удивление Леки, добавил: – Если через горы нельзя перебраться, это еще не граница мира. Запомни… – И обычным голосом: – По ту сторону земли гораздо обширнее, хоть и причудливо изрезаны. И намного богаче, чем здесь…

– Богаче… – эхом откликнулся Леки. Оцепенение не покидало его, но в пламени костра перед его глазами всплывали какие-то видения, которые он не способен был уловить.

– Раньше здесь были степи да выжженные солнцем и морозами пустыни. Когда мы пришли сюда, люди жили возле рек и на побережье. Они плохо жили.

– А тебе откуда известно? – прошептал Леки.

– Так говорят они… и древние книги. Хотя книг очень мало, мы почти не ведем летописей.

– Кто они? – выдохнул Леки, уже догадываясь, каким будет ответ, и страшась его.

Ветер, куда более сильный, чем в первый раз, вновь пронесся над огнем, заставив пламя свиться в совершенно неправдоподобные фигуры. Леки показалось, что он даже лица различает, и он потряс головой, чтобы избавиться от наваждения.

– Когда-то здесь жили ниори, – сказал южанин, и Леки невольно огляделся. – Некоторые из них и сейчас тут. – И Леки перестал крутить головой. – Нечего бояться. Пока они здесь, то охраняют нас. А пока существует это место, они здесь.

– Они неживые? – осторожно уточнил Леки.

– Их ниэ живет, хотя тела давно умерли. Потому не знаю, как лучше ответить на твой вопрос… Поймешь со временем.

– Ниори? Кто они?

– Они… – Во время этой паузы Леки показалось, что на лице его спутника мелькнуло подобие улыбки, но в бликах костра ему могло и почудиться. – Одного из них ты видишь перед собой. Но я не бесплотная тень. И ты – ты тоже ниори. Не полностью, конечно.

До Леки только сейчас дошло, ведь Дэйи сказал: «Да и ты тоже…» Не могло этого быть! Он знал своих братьев, родителей – отца, мать… И тут он споткнулся. Мать! Пришедшая неизвестно откуда с чужеземцами! Волею судьбы оставшаяся в Кобе! Леки слишком плохо помнил ее, но знал, что ни на кого другого она похожа не была. И дар чудесный имела, про который Виверра с таким восхищеньем говорила. Непрошеные капли выступили на глазах.

– Моя мать, – через силу вымолвил он, – она была… ниори?

– Тээниори. Полукровка. Ее род давно смешался с человеческим.

– А откуда ты знаешь? Ведь раньше говорил, что не знал ее? – насторожился Леки.

– Я знаю тебя, – спокойно ответил его спутник.

– Значит, я не ниори? – схватился Леки за колосок пеллита.

– Ты можешь не совсем походить на ниори. И внутри, и снаружи очень много человеческого. Но дар эмиквийэ, такой как у тебя, встречается редко даже среди истинных ниори. Слишком явно проявились в тебе предки-ниори, чтобы оставались сомнения.

– А чем ниори так на людей не похожи? – решился спросить Леки. – И почему я о них никогда даже и не слыхал?

– Очень долгий разговор. Если ты готов слушать…

Леки кивнул, и Дэйи неторопливо, как будто задумываясь над каждым словом, начал говорить. Но чем дальше – все более и более плавно текла его речь, все менее и менее бесстрастным он казался. Леки начал будто проваливаться куда-то, словно голос его спутника обладал непонятным колдовством. Он лишь видел его лицо в бликах пламени костра, слышал в отдалении его голос, и какие-то картинки всплывали перед ним, нечеткие, скрытые за смутной, зыбкой пеленой.

Вот как это было.

Никто не знает, как появились ниори, как они очутились в Дэленийи (это за горами). Но жили они там уже давным-давно. Очень давно. Дэленийи – обширный и плодородный край, богатый лесами, озерами и реками. Некоторые из озер огромны, и вода в них солона на вкус, как во внешних морях. Есть там и свои горы, а не холмы, как по эту сторону Энтийе Тэлль (Эйянта). Здесь самые высокие горы, раскинувшиеся к юго-западу от Кромая, в три раза ниже, чем самый низкий пик Эйянта, а там встречаются хребты, подобные вершинам Великих Гор. И неправда, что через горы нельзя перебраться. Уже очень давно ниори разведали пути под горами на западную сторону, потому что не верили, подобно людям, что горы Энтийе Тэлль – граница мира. Имена тех, что сгинули в горах, ища путь на запад, стерлись, а когда появились первые возвратившиеся, оказалось, что предшественники их погибали зря.

За хребтом тогда лежал совершенно безжизненный, разоренный стихиями край. Безводные пустыни, жалкие узкие Речушки, пересыхающие летом. Нет, ниори не могли так просто поверить, что на всем необъятном пространстве западной половины суши царит одно и то же. Они продвинулись очень глубоко внутрь открытой земли. Сколько их осталось в коварных северных болотах? А в зыбучих дюнах огромной пустыни, ныне называемой Сайокх-ша? Зачем столько бесплодной земли, где нельзя жить, удивлялись те, кто возвращался. Находились другие любопытные, вновь и вновь отправлялись они в путь. Все больше и больше ниори пропадало на западе, за горами.

Нет, там можно было бы существовать, если очень захотеть. Чахлую растительность можно было бы оживить, почвы сделать более плодородными, можно было бы даже призвать дожди и расширить реки, ведь кое-какое зверье в этом краю водилось, а возле рек жизнь так и била ключом. Но ради чего, если свой родной край так прекрасен и так удобен для жизни? Постепенно пропал интерес к таинственным западным землям, который циклы циклов царил над Дэленийи, унося жизни ее детей; дороги, разведанные в темных глубинах Энтийе Тэлль, забылись; ниори, знавшие их, давно умерли. Да и горы не стоят на месте, их глубины всегда в движении, это лишь мы, живущие, не замечаем жизни гор. Словом, осталась только память о тех, кто побывал в западных землях, и знание, что в тех местах жить нельзя.

А Дэленийи, земля ниори, была воистину благословенным краем. Но ниори тоже словно созданы были для того, чтобы рождаться в Дэленийи, умирать там и приумножать богатства этой земли. Ниори называли себя еще сэниэкийи – повелители стихий.

Когда эти слова упали на Леки, он весь внутренне сжался, словно ожидая удара подземного грома за такое кощунство, но ничего не произошло, Дэйи как ни в чем не бывало продолжал свою речь.

Нет, ниори называли себя так не из пустого бахвальства и великой гордости. Таково уж их естество. Ведь все они дети Великой Матери, как реки, горы, озера, звери, птицы, травы, облака и даже надоедливые пээрьи, так больно жалящие перед тем, как умереть перед наступлением зимы. Леки не верил своим ушам: они умели призывать дожди и ветры, они выращивали сказочные урожаи, говорили со зверями и птицами, разговаривали с самой землей! Уж не потому ли край Дэленийи был так богат, так прекрасен?

– За кого ты меня принимаешь? – тихо и даже как-то бесцветно произнес Леки с укором. Он смертельно устал отделять правду от неправды в словах своего спутника. Все так смешалось в его усталой голове, что не было сил возмутиться как следует. – Что за сказки ты мне рассказываешь? Почему я должен их слушать?

Чего он ожидал-то? Наверно, его грызла надежда вывести наконец этого южанина из себя, чтобы он выдал Леки свои намерения. Как быть с такой наглой, неприкрытой ложью? Видать, он думает, что Леки уж совсем глуп, как олду, съест и не подавится? Но разозлить южанина у Леки так и не получилось, напрасно он надеялся, ни единым жестом Дэйи не ответил на его вялую вспышку. И голос его не изменился, когда он нежданно спросил:

– А ты знаешь, что на этом дереве тави, на том, что в цикле шагов за моей спиной, чуть больше, чем в цикле, большое гнездо голубых атаев?

– Откуда мне знать, – буркнул Леки.

Злость его как-то сразу улеглась. Но он опять уши навострил, усек, что собеседник его отвлечь пытается.

– А я знаю.

– А мне-то какое дело до них?

– Три, три и еще раз три. Большая семья, – спокойно продолжал Дэйи, не обращая внимания на злость Леки.

Леки невольно вскинул взгляд на дерево, что указал его спутник. По правде сказать, многовато. Ну три и три – еще можно поверить, хоть для голубых атаев и это уже немало. Но еще три… И тут он сообразил, что опять поддается чужаку. Леки на мгновение закрыл глаза, чтобы сбросить наваждение: лица в костре, видения в дымке, все эти фокусы с ветром на поляне, – и тут же в голове всплыла отчетливая мысль и внезапно вырвалась наружу, не успев удержаться.