лся в Эгрос немедленно и уже вечером оказался там. Еще до Городских Ворот я понял, что в немилость угодил не кто-нибудь, а маг. «Колдун», – так говорили люди, спешащие на казнь. Я давно не был в Кромае, но слыхал, что маг-ниори, обосновавшийся в Королевском дворце, вскоре исчез. Наверное, Бритту наскучила игра. Поэтому я не знал, что за маг скрыт в каменной клетке Королевского подземелья. Я страж и сделал свое дело. Маг был ранен…
– Подожди, – снова вклинился Леки в величайшем Удивлении, – ты просто пошел и достал мага из какой-то там темницы? Ее что, охраняло всего полканда стражников или она в чистом поле раскинулась? Как это можно?
– Это мои заботы, – ответил Дэйи, не изменяя голоса, – стражи не вламываются с криком в ряды врагов и не берут приступом городских ворот. Они хороши тем, что незаметны, особенно ночью. Я спас узника, приславшего эффии, переправил бесчувственного в Тэйсин, в тот самый старый город. Дорогу в Идэлиниори он бы не выдержал, Лисс тогда еще не обитал в домике рядом с Балокой, даже домика не было. Укрываться в окрестностях столицы – дело небезопасное, мага будут искать. Я надеялся, что маг выживет, ведь их осталось немного, так же, как и ниори эмиквийе. Такой дар все реже и реже дается ниори. – Он остановился, рядом истошно закричал каполин, ночной брат лайва. Дэйи переждал птичьи вопли. – Приговоренный узник был очень плох много дней пролежал, как мертвый, но однажды очнулся и заговорил. И тогда я узнал, кого спас:
– Того самого Бритта? – подхватил Леки.
Страж кивнул. Поднялся, снова начал расхаживать около Леки, не удаляясь больше чем на несколько шагов, чтобы не повышать голоса.
– Судьба мага была решена, дар покинул его. Жить он не хотел. Для мага дар, как для тебя ноги, руки, глаза и уши – все вместе. Маг умирает, когда его сила на исходе и дар уходит, забирая носителя с собой. Они нераздельны. Я спас его вопреки Слову Дэленийи – так называют закон Идэлиниори, чтобы всегда помнить о том, что потеряли, – вопреки его судьбе, вопреки Великой Матери, лишившей его дара и жизни, вопреки его желанию. Я вмешался в его судьбу, сам не зная того, веря, что всего лишь иду за эффии.
– Но он ведь не умер без своего дара, – протянул Леки, силясь разобраться.
– Не умер, потому что я помешал… И теперь между нами связь, что сильнее смерти.
– Как это? – прошептал Леки.
– Раньше я думал, что связь оборвет смерть одного из нас. Теперь… Нас не будет, а связь, наверное, останется. Уж очень она крепка. Осторожно, Леки. Ты идешь по той же дороге, что и я. Тогда все началось с виденья. И теперь тоже… с видения.
Леки помалкивал, переваривая услышанное. Ему совсем не хотелось привязываться какой-то непонятной связью к темноглазому. Он вообще не понимал, как это может случиться. Мир на глазах становился все сложнее и сложнее.
– А зачем он тогда эффии сделал, если жить не хотел? Да и кто жить-то не хочет? Обманул он тебя, дело ясное, – сердито бросил Леки.
– Он не мог послать эффии, – сказал страж, вроде устало. Неужто показалось? – Он полукровка, и даже более, чем ты. Он маг, но не видит эффии, как и луини, как и многого другого, только чувствует. Он не мог послать его.
– Как же он, это… основу всего видит, а этих не видит? – подозрительно спросил Леки.
– Они слишком сложны. У Великой Матери есть множество такого, в чем никакой маг не сможет увидеть начала, словно нет его и не было никогда.
Леки только мигнул в темноте. Это уже дебри пошли, хуже Тэйсинских. Он и магию не очень-то понял, а уж это…
– Нет, он правду говорил, – тем временем продолжал страж. – И без дара не хотел… Просил убить его.
Леки на этот раз промолчал. Глупо было даже спрашивать, что же Дэйи сделал с магом. В Балоку он приперся живехонький. Они долго молчали, прислушиваясь к новым всплескам каполина, который все не унимался где-то поблизости. Хорошо хоть, что шуршащий в кустах зверек наконец-то затих.
– Отпустил? Или в Идэлиниори свез? – все-таки пришлось подать голос Леки, уставшему от томительного ожидания.
– Ни то ни другое. Его пришлось взять с собой.
– Почему? – И снова удивлению не было предела.
– А что от него осталось? Он больше не маг. Беды от его силы ждать уже не приходилось. Все, что смог, он сделал до того.
– Да уж! – вставил Леки.
– Возвращаться в Идэлиниори ему бессмысленно. Мне возвращать его – тоже. Бросить его так – не мог. Оставить где-нибудь – не оставил. Конечно же, его недолюбливали, но всегда приняли бы у любого лекаря или ниэдэри. И в Идэлиниори тоже. Это так. Но для всех было бы лучше, если бы Бритт погиб, а я сломал колесо его судьбы. Моя ошибка. Так пусть же он исчезнет хотя бы из памяти, решил я, растворится в Большой земле. Он долго еще не мог встать на ноги. Какое-то время я возил его за собой. Перевез в Игалор, потом к бетакорам. Подыскивал место.
Опять замолчал.
– И что? – нажал Леки.
– Так продолжалось семь лет, – ответил Дэйи. И только.
– Ты взял его с собой?!
Возмущению Леки не было предела. Стражи путешествуют одни. Так говорят все, так говорил Триго, так говорил сам Дэйи. Они временные попутчики, и Леки уже вроде к тому привык. А тут такое! Проклятого мага за собою потащил!
– Так случилось, – ответил Дэйи безразличнее некуда, – и это не то, о чем я собирался говорить.
– Но… почему? И ты даже не спросил, что приключилось, почему он попал к палачу?
– Нет, – покачал страж головой, и Леки, уже привыкший к темноте, явственно увидал это.
Казалось, со дня на день он видит во тьме все лучше и лучше.
– Но теперь-то ты знаешь?
– Теперь знаю.
– И что? И что скажешь? – продолжал допытываться Леки.
– Дело прошлое, – уронил страж.
– Как же, прошлое! – Леки сам не разумел, чего он так взъелся. – Да какое бы ни было! У него ж сердце убийцы!
– У меня, ты говорил, и вовсе нет, – уронил страж. – Мы – хорошие спутники.
Леки показалось, что он улыбнулся во тьме, дико и непонятно.
– Я знал о Бритте очень мало до того времени, как отправился в путь, захватив его с собой, – между тем продолжил Дэйи серьезнее. – Кое-что с его слов. Но я хорошо знал его таким, каким он был все эти семь лет. Все эти годы он был мне другом. И остается им сейчас.
Леки как бревном ударило, и он так и не смог справиться с собой.
– Даже после того, что я увидал? – выкрикнул.
– Я ведь предполагал нечто подобное. Но тогда так и не узнал, что было на самом деле. Несколько раз он пытался вспомнить, говорил об Истарме, о своих частых поездках в его замок, но как только доходило до солдат, обрывалось почти все. Только лица, только смерть. Я так и не узнал, что произошло.
– Лица… – Леки передернуло. – Да уж… Да неужто нельзя было по-человечески как-то?.. Если он такой могучий, то превратил бы… ну, хоть бы воздух в огонь! Да всех разом и спалил! Все быстрее. А это… жуть берет, как вспомню. Его ухмылку поганую! – Снова скрипнул зубами.
– По-человечески, говоришь? Разве людей не пьянит их могущество? А кому из них дана такая власть над чужой жизнью и смертью? Да еще и над законами Великой Матери! Ты говоришь, он рад был, даже счастлив? Наверное. Но не тому, что ты видел, а своей всесильности. И издевался над Истармой, обращая в прах его слуг, одного за другим, и каждый раз торжествовал, попирая законы. Хотя ему ничего не стоило расправиться с ними иначе, в этом ты прав. Но я не мог судить тогда и сейчас не буду – я ведь страж.
– Вот-вот, – проворчал Леки непримиримо. – Стражи защищать должны… от таких, как он. Он же всех предал…
– Никто не имеет права на ошибку, ни на большую, ни на малую. Но все их совершают.
– Ничего себе, малую! – кипятился Леки. – Учителя обманул, всех ниори заодно, знания продал, с Истармой якшался, ты сам сейчас говорил… Да еще народу столько поубивал! Ты же сам его ни разу ниори не назвал! Вы же от него отказались! Тебе незачем было с ним связываться!
– Не кричи, – снова отрезал Дэйи, и Леки притих. – Да, его тяготили границы могущества, законы, установленные давно и навсегда. Он был слишком молод, моложе тебя, когда обрел силу и знание. Эсээли не заметил тревожных знаков, выросших со временем в большее, много большее… а ведь он был его учителем. Бритт знал, что маги-люди не связывают себя никакими законами, свобода манила его, давили границы Идэлиниори. Он окунулся в Большой мир и сразу пустил в ход магию. Людское восхищение его маленькими фокусами, не способными удивить ни одного ниори, пьянило хуже здешнего пела и хуже арахша, этой южной дряни. Он бродил по миру, потому что хотел человеческой магии, от колдуна к знахарю, от знахаря к ведуну. Но она оказалась ненастоящей. У людей нет виденья, только сила, и то малая. Вся их магия – это заклинания. Маг не может делать то, что хочет, а только то, что умеет. Ни шага в сторону от этого. Тогда ему стало скучно. В Эгросе, на одном из постоялых дворов близ площади, Бритт встретил Истарму, тогда еще эйга из мелкой провинции. Сразу понял, что встреча неслучайна. Истарма подбирался к магу, о котором по городу ползли небывалые слухи, а Бритт уже видел возвышение, настоящую славу. Так он стал придворным магом, но не продержался и года. Привыкший к Идэлиниори, при дворце он не прижился, снова захотелось свободы. И тогда он пошел на сделку с Истармой, тот сам ее предложил. Бритт объявил, что передаст ему свои знания, а взамен получил гостеприимное пристанище в родовом замке Истармы близ Танака. Провинция мелкая, земледельческая, одни села. Танак – единственный городок там, и то одно название. Тамошние эйги при дворе влияния не имели. Скрыться там показалось заманчивым, и маг исчез, словно его и не было, в полной тайне занимаясь теперь своими исследованиями. Он часто и много путешествовал, не переставая удивлять и пугать своими простенькими чудесами селян и горожан. Но возвращался постоянно в замок Истармы. И ведь он прекрасно знал, что Истарма не просто добряк. Он всем сердцем хотел перенять «тайные знания». Но маг-ниори не смог бы передать ни крупицы, даже если бы хотел, потому что магия ниори замешана на в