А лунар по имени Великолепный Олень как раз этого сейчас и хотел.
– Ну что? – шепотом полюбопытствовал молодой зверочеловек, застывший рядом. Потомки Оленя не обладали его могучими чувствами, хотя во многом и походили на своего предка – как грациозностью, так и ветвистыми рогами на голове; в боевой форме лунар тоже их отращивал.
– Уходим, – сообщил лунар, подождав, пока Охота скроется из глаз.
– Но почему, Великий?! – возмутился зверочеловек. – Мы же собирались здесь обосноваться и взять эти городки!
– Не здесь, – покачал головой Олень. – Дракорожденные в этих краях совсем озверели – мелких фейри гоняют так, будто им Бык Севера попался. Нет уж, лучше мы перейдем куда-нибудь подальше, где они не так зверствуют. Хорошо еще, что их астрологи меня не вычислили.
Когда Рахаллар, сбросивший Притворство, ввалился обратно во фригольд, Ашахата посмотрел на него лишь с легким любопытством.
– Ну и как Творение? – поинтересовался старший фейри.
– Там все безумны! – сообщил Рахаллар. – Стоило лишь появиться – и меня сразу стали гонять оружием, преследовать стихиями и вообще пытались загнать в угол и убить!
– То есть, тебе понравилось, – с удовлетворением заметил Ашахата.
– Спрашиваешь! – глаза Рахаллара засияли. – Завтра опять пойду.
Он подумал и добавил:
– Только обличье лося мне сегодня поднадоело. Возьму что-то новое… как это называется в Творении… А, да! «Нежить». Вот это будет интересно.
27.02.2013 – 01.03.2013
Чародейство и алхимия
– Уже неделю не выходит, – покачала головой Ория, глядя на дверь лаборатории. Ее сестра-близнец Оэна только вздохнула.
Мнемон Келар, дракорожденный Воды и хозяин дома, часто погружался в чародейские исследования до такой степени, что забывал обо всем на свете. Часто он даже и не плел заклинания на самом деле: просто сидел и рассчитывал узоры Эссенции, проверял их работу на тонких приборах и изводил толстые тетради на записи об экспериментах и результатах. Сестры искренне сожалели, что ничем не могли помочь: обе по праву получили дипломы тауматургов (Ория – по геомантии и защите, Оэна – по алхимии и зачарованию), но для смертных чародейство в Царстве было недоступно.
Но сейчас они за своего наставника-хозяина всерьез опасались. Уйдя в исследования, Келар едва вспоминал о еде и отдыхе и даже организму Возвышенного такое могло навредить.
– Надо его как-то отвлечь, – решительно сказала Ория, отбрасывая с лица длинную черную прядь.
– Да, но как? – резонно спросила Оэна. – Мастер Келар и внимания не обратит, даже если мы попытаемся его оттащить от рабочего стола.
– Ты права, – согласился Ория, – и…
Она вдруг застыла, сдвинула брови, а потом внезапно улыбнулась.
– Оэна, у тебя книга Амодару под рукой? Которая с рецептами?
– В комнате лежит, – удивленно ответила Оэна. – Но за…
Она тут же осеклась и с веселым подозрением глянула на сестру.
– Ты еще и о выгоде думаешь, правда?
– Ну, должны же усилия вознаграждаться! – пожала плечами Ория. – Быстрее готовь, понимаешь же, о чем я?
– Еще как, – с улыбкой кивнула Оэна; глаза ее заискрились.
Спустя пару часов обе сестры скользнули в лабораторию; к счастью, Келар занимался лишь теоретическими расчетами, и его анима не пылала стихийной силой.
Оэна бесшумно приблизилась и поднесла изучавшему записи дракорожденному полный кубок вина.
– Спасибо, Оэна, – отстраненно поблагодарил Келар, принимая кубок и отпивая. Сестры затаили дыхание; Келар перелистнул страницу и сделал еще глоток, потом осушил сосуд до дна и опустил его на стол.
Вновь зашуршали страницы, но теперь – гораздо медленнее. Келар отвел взгляд от записей, поглядел на Оэну; научный интерес в глазах сменился совсем иным выражением.
Оэна мягко улыбнулась – именно так описывалось действие «сладкой ночи». Она не влияла на разум, но просто пробуждала желание; от него можно было легко отрешиться, если захотеть…
Если.
Келар не захотел – и, отложив тетрадь, шагнул вперед; его руки обвились вокруг Оэны, та мгновенно подалась навстречу поцелую.
Спальня любого истинного чародея находилась возле лаборатории; Ория открыла дверь еще когда Келар допивал вино, и сейчас с точно такой же улыбкой ступила внутрь.
Келар не заставил себя долго ждать: он мгновенно подхватил Оэну на руки, пронес до двери спальни; там девушка выскользнула из его рук, а Ория сразу оказалась на ее месте. Пока Келар медленно и с наслаждением пробовал на вкус губы Ории, Оэна сорвала покрывало с постели и развязала пояс платья: оно с шорохом соскользнуло на пол.
– Торопишься, Оэна, – усмехнулся Келар, освобождаясь от одежды с истинно Водной ловкостью. – Знаешь же, мне приятно это делать…
Слова он подкреплял делом, медленно совлекая платье с Ории; ладони Келара мягко поглаживали грудь, очерчивали изгибы фигуры. Ория медленно вздохнула, прикрыв глаза, Оэна тут же оказалась позади Келара, прижавшись к нему всем телом. Горячие губы коснулись шеи, тонкие прохладные пальцы мгновенно оказались внизу.
«Перст дракона», – некстати всплыло в ее уме иносказание из книги рецептов; на касание ее руки «перст» мгновенно отозвался движением, ложась в руку так же удобно, как любимый пестик.
«Драконы, что за сравнение!»
Келар тем временем уже полностью раздел Орию, и теперь та изгибалась в его руках, чувствуя, как крепкие пальцы проходятся по всему телу, от холмиков грудей до нежных тонких волосков внизу.
– Стоя неудобно, – через пару минут Келар с большим трудом оторвался от Ории, высвободился из нежных пальцев Оэны и кивнул в сторону кровати.
Там сестры поменялись местами: теперь уже Оэна вытянулась, подставив себя пальцам и губам Келара, а руки Ории принялись блуждать по мужскому телу, заставляя его вздрагивать от наслаждения.
Кому как не геоманту знать нужные точки?
Очень скоро ласки изменились: Келар оказался поверх Оэны и медленно, неторопливо вошел в нее; Ория подвинулась ближе, прикрыв глаза и вздыхая от мягких, уверенных прикосновений. Не каждый смог бы одновременно брать одну девушку и ласкать другую, никакой смертный после недельной работы не смог бы предаться любви с такой энергией – но Возвышенные всегда были крепче. А искусство любви в Алой Династии было столь же уважаемо, сколь и искусство боя или чародейства.
Они не первый раз оказывались втроем в одной постели и даже не нуждались в словах, чувствуя друг друга так, будто невидимые потоки соединяли Келара и Орию с Оэной. А может, и соединяли – не зря же стихией Келара была Вода.
Оэна всегда достигала пика раньше сестры – и сейчас случилось так же; она выгнулась с блаженным вскриком, крепко зажмурившись, и чувствуя, как Келар покидает ее тело. Сам он перевернулся на спину, подтянув Орию ближе, усадив верхом на себя; та сперва подалась вперед, помогая проникнуть глубже, потом запрокинула голову, ощущая, как Келар наращивает ритм с каждой секундой, и как бьющаяся в его плоти сила Драконов отзывается в ней самой, словно омывая темной волной. Руки Оэны скользили по плечам Келара, она прижимала голову дракорожденного к своему животу, наблюдая за тем, как быстро дышит и дрожит сестра, как пальцы Келара ласкают ее грудь и мягкое тело, исторгая все новые стоны.
Вершины наслаждения они достигли почти одновременно – и после нового вскрика в комнате на краткое время наступила тишина. Ория соскользнула с Келара, прижавшись к нему справа, Оэна обняла его слева; дракорожденный лениво провел руками по гладким спинам девушек.
– Давно этого не хватало, – пробормотала Ория, вытягиваясь на кровати.
– Мне тоже. Кстати, перестаньте опираться на труды Амодару, – сонно добавил Келар, не открывая глаз.
– Что? – приподнялась Оэна.
– Там указаны составы для смертных, и «сладкая ночь» – не исключение. Для Возвышенного концентрация куда выше нужна.
Сестры переглянулись.
– Вы распознали? – выдохнула Ория, тоже приподнимаясь.
Вот теперь Келар открыл глаза и взглянул с упреком.
– Ломаный обол мне цена как выпускнику Гептаграммы, если бы не распознал.
– Но…
Келар засмеялся и снова привлек обеих девушек к себе.
– Но я действительно уже отчаялся найти чародейское решение проблемы – так что был совсем не прочь отвлечься алхимией.
Он скользнул взглядом по обнаженным телам сестер и добавил:
– Природной.
Круг костров
Пять костров пылали вокруг него, сплетая жар, невыносимый для любого смертного и даже для Возвышенного иного Аспекта. Но на медной коже человека в кругу пламени не выступило ни капли пота – его тело сушил все тот же жар, окружавший его и проистекавший из души. Он знал, что за пределами круга есть вода – и также знал, что не позволит себе потакать желаниям, отступить от силы Хесиеша, что медленно росла в его душе и теле.
Уже несколько месяцев он находился наедине с огнем. Когда не сидел в центре пылающего круга – то смотрел в каждый из костров, призывал пожар собственной анимы и сравнивал их, пламя обыденного мира и полыхающий в его сердце огонь Стихийного Дракона.
Рядом не было никого. Только он – и огонь, которому нельзя гаснуть. Он выработал особый режим сна: рядом с пламенем, регулярно просыпаясь и подкармливая огонь. Другого человека такой режим бы истощил, но он всегда считал себя сильным и был прав.
Он никогда не притворялся пророком или астрологом, но чувствовал – сегодня нечто случится. Жар ощущался все более и более остро и ярко; он ласкал кожу и старался вырваться из сердца. Жар был почти невыносим – но человек оставался в круге. Впервые с начала многомесячной медитации на его лице появилась улыбка – незаметная, легкая, но истинная и уверенная.
И костры взорвались.
Они словно ответили на улыбку – каждый из них взметнул в темное небо колонну огня, заставив ночной холод в страхе отшатнуться.
Сам мрак отступил, когда высокий человек выпрямился среди пылающих костров; огонь служил ему плащом. Над его головой триумфально зашипел исполинский варан, сплетенный из нитей яркого пламени.