– Но ты же задумал его до этого? – уточнил я.
– Да, – улыбнулся Киан, – это был великолепный эксперимент. Я уверен, что он войдет в историю современной геомантии и магической архитектуры. Не обманись, Джасуф – на вашем месте могло оказаться любое другое племя.
– Твои слова звучат так, будто ты не желаешь показаться нам другом, – заметил я, – или представить друзьями собственный народ.
Киан пожал плечами.
– У тебя острый и цепкий ум, а я не умею обманывать. Да и считаю, что правдивый завоеватель лучше ложного союзника. Будет меньше ошибок, если наши народы станут видеть друг друга по-настоящему.
Я сплел пальцы на затылке и, откинувшись назад, упал в мягкий песок. Звезды сияли надо мной – их было столько же, сколько песчинок.
– Скажи ты, что придумал мэнс для дашараги, – медленно произнес я, – и я бы назвал тебя другом племени. Но ты сказал, что мог даровать оазис любому племени – и потому я назову тебя другом пустыни.
Сын Драконов посмотрел на меня с удивлением, потом усмехнулся и погрузил пальцы в песок.
– Не могу сказать, что я по-настоящему понимаю твой народ, Джасуф. Но мне приятно быть с ним.
Я кивнул, а затем развязал тесьму своей сумки и достал оттуда четыре предмета: бутыль с чистейшей водой и три чаши; одна из них была крупнее других, и внутри нее рисунки отмечали высоту.
Взяв бутыль, я наполнил большую чашу водой, следя, чтобы она дошла точно до изображения листа. Разлил по меньшим чашам; сперва вода опустилась до отметки с нитью, затем – до отметки с каплей.
Киан с интересом наблюдал за тем, что я делаю; думаю, он уже знал об этом обычае. И когда я протянул ему одну чашу – он подождал, пока я не закупорю бутылку и не возьму собственный сосуд. Мы осушили их вместе, одновременно, и так же разом поставили чаши на песок.
О смысле обряда я не сказал – Огненный и сам его понял. Мы сидели и говорили до самого рассвета – мы, дракорожденный Огня и сын вождя дашараги, Ледааль Кебок Киан и Джасуф ан-Кассан иль-Хамади.
Братья по воде.
Киан уехал на родину еще через полтора года: когда оазис Драконьего Дара привлек к себе новые племена, когда здесь вознесся малый город, который ты видишь перед собой и сейчас, странник. Он сделал свое дело, увидел плоды, взошедшие из посаженных семян, и вернулся к иному долгу. К тому времени я был женат, и мой сын получил имя человека, подарившего нам воду.
Белый Поток уехал позднее: он нашел среди нас тех, кто хотел бы идти не просто вместе с Царством, но и путем Безупречной Веры, и воспитал из своих учеников могучих воинов и несокрушимых верой людей. Это нам помогло, когда у Драконьего Дара появился свой бог; мы хорошо понимаем друг друга и знаем, что обязаны делать и люди, и духи.
Монах не вернулся, а вот Киан приезжал еще трижды, говоря, что его роду интересно то, что здесь происходит. Сейчас он живет ближе к крупным владениям Царства и управляет какой-то их частью.
Он будет заниматься своим делом еще долго. Я помню о сроке жизни детей Драконов и знаю, что Киан переживет меня, что он будет творить новые чудеса стихий еще века после того, как кости Джасуфа ан-Кассана истлеют в песках. Я желаю ему этого.
Вот почему дашараги воюют ради Царства и приходят на помощь его владениям, призывая с собой союзные племена. Мы не считаем Алую Землю нашим товарищем – но мы с Царством смотрим друг на друга открытыми глазами. Они дали нам то, за что не стыдно платить во веки веков… благо и дар этот пребудет таким же вечным.
Теперь ты понимаешь, почему мы живем здесь и живем именно так, чужеземец. Позволь мне сказать еще кое-что.
Я не знаю, кто ты на самом деле, странник, но мне ведомо – ты ищешь союзников против Царства. Ты не найдешь их здесь. Ступай обратно в пески; знай, что когда ты пришел, быстрый сокол отправился с посланием к одному из наших племен, и даже если ты поднимешь против нас сияющий меч, то о тебе узнают дети стихий.
Ступай, странник. Ты спрашивал, почему мы живем так – я ответил. Люди Алой Земли принесли нам воду; за нее в пустыне платят кровью. Мы платим. Таковы наши заветы, и такими они останутся: пока течет вода, течет и кровь в наших жилах.
Я вижу задумчивость в твоих глазах странник: ты размышляешь, что с уходом воды кончится и власть Царства над нами. Но подумай – можешь ли ты сокрушить мэнс и лишить нас живительного потока? Станешь ли?
Скажи «нет» – и иди с миром, ищи союзников в иных местах.
Скажи «да» – и тебе придется убить всех дашараги, чтобы уйти отсюда живым.
Выбор за тобой, странник. Помни – вода из источника и кровь из жил струятся по песку совершенно одинаково.
Пустыня не делает различий.
21.01.2013 – 10.02.2013
Утро драконов
Одна за другой пластины тяжелого металла ложатся на серую ткань поддоспешника, скрывая ее под сияющей белизной брони. Келварин Север любит облачаться в доспех медленно, когда на это есть время; минуты, за которые тело покрывается броней, для него сродни молитве.
Чистейший белый нефрит кажется невесомым – ведь он дракорожденный, Возвышенный Аспекта Земли, и это его металл, неспособный утомить, сколь бы тяжелую броню он не надел. Рядом своего часа ждет сияющая тем же спокойным внутренним светом исполинская секира – Коготь Скал, любимое оружие, обретающее в его руках сокрушительную невесомость.
Север выпрямляется и проводит рукой по гладкой поверхности доспеха. Поворачивает голову – легкая вибрация земли для него столь же красноречива, что и звуки для других. Улыбаясь, произносит:
– Дочь.
Маленькая фигурка выступает из-за массивной колонны; семилетняя девочка в просторном платье, вышитом алыми и золотыми нитями. Север смотрит на дочь с высоты своего роста и, как всегда, задумывается о смешении черт родителей в ее лице. У нее волосы и грация матери, но его глаза… и, похоже, его характер.
– Отец, – девочка приближается, глядя снизу вверх с робкой улыбкой.
Келварин опускается на пол – доспех сковывает движения, но за те две сотни лет, что он носит такую броню, Север научился двигаться в нем легко и плавно. Девочка, просияв, оказывается рядом, прижимается к груди Возвышенного. Слегка вздрагивает от соприкосновения с холодом нефрита, но успокаивается в тепле отцовских рук, еще не скрывшихся под тяжелыми латными перчатками.
– Сейчас рано, – мягко упрекает ее Север. – Тебе полагается спать.
– Да, – послушно кивает девочка, но не стремится выскользнуть из объятий. – Но я хотела проводить тебя… Ты ведь идешь на войну?
Север отвечает таким же кивком. Вопрос не требует ответа – о том, что Двенадцатый Легион готов выступить, знает весь дворец, если не весь город.
– Будь осторожен, – тихо просит дочь.
– Я иду сражаться, – качает головой Келварин, касаясь темно-рыжих волос. – Война непредсказуема.
Он никогда не лжет дочери, даже с лучшими намерениями; он вообще не любит лгать, пусть и умеет. Глядя на ребенка, уютно свернувшегося в своих руках, он задумывается о превратностях судьбы – его сыновья давно погибли, а этой девочке не суждено встать во главе семьи, ей уготовано иное.
Ничего. Он еще крепок телом и его кровь сильна – минимум век жизни у него точно есть.
Словно прочитав мысли отца, девочка шевелится и задумчиво говорит:
– Я хотела бы носить наше имя.
– Ты знаешь, что это невозможно, – мягко отвечает Север. – У тебя иной удел.
– Из-за моей матери.
Она произносит эти слова с уважением и страхом одновременно – и это правильно. Только так и можно говорить о женщине, которая сочла, что Келварин Север может стать отцом очередного ее ребенка, разделив эту честь одновременно с Тепетом и Раваром Арджуфским. Ревности не испытывает никто – ее невозможно ревновать.
– Да, – Север медлит, и признается: – Эта кампания важна не только для меня. Если я вернусь с победой – то семья Келварин станет достаточно сильна, чтобы превратиться в Великий Дом.
– Она обещала, да?
Север вновь кивает. Этого шанса он ждал долго – шанса обратить в полноценный Дом одну из немногих оставшихся старых семей. Почти все кланы эпохи Сёгуната уступили место Великим Домам – и он не собирается дать Келваринам кануть в небытие.
– Я все равно буду достойна, – произносит девочка, но в голосе ее слышна нерешительность. Она еще смертная – и останется такой как минимум несколько лет; редкое Возвышение происходит раньше десяти. Сам Север обрел силу Земли почти в двенадцать.
Оба они молчат о том, что может произойти, если срок смертной жизни затянется. У ее матери нет не-Возвышенных детей… и понимать это можно по-разному.
– Ты будешь сильной, – говорит Север, вкладывая в слова надежду и отцовский совет одновременно. – Я уверен в этом; ты обязательно станешь знаменита на всю Империю.
– Правда? – спрашивает девочка, подняв глаза. Два фиолетовых взгляда – редкий, траурный цвет – встречаются, и Возвышенный не может сдержать улыбки. Дети Династии рано взрослеют, но сейчас дочь кажется просто ребенком.
– Да, – говорит он и прибавляет, вспомнив о нужде в воспитании: – Если правильно выберешь область. Война, политика, боевые искусства, чародейство – тебе все открыто. Только выбери, и совершенствуйся без устали – как и завещают нам Драконы.
Девочка вновь прижимается к отцовскому доспеху; воин поворачивает голову, ощутив новые шаги раньше, чем они действительно прозвучат.
Полная служанка в яркой одежде вбегает в зал, запыхавшись и тяжело дыша.
– Госпожа Мнемон! – в голосе звучат упрек и почтение разом. Заметив, что девочка не одна, женщина останавливается и кланяется. – О, простите, господин Север…
– Ничего, – качает головой Земной.
– Госпожа Мнемон, – повторяет служанка. – Вам сейчас полагается спать… я вас столько времени ищу…
– Не «столько времени», а десять минут от силы, – надменно фыркает девочка, с неохотой отстраняясь. – Я именно тогда ушла, а ты спала.
– И тебе надо вновь отойти ко сну, – Север с улыбкой поднимается на ноги и опускает ладонь на голову дочери. – Уж поверь солдату – сон важен.