Деревня была мертва. Дома догорали, а жители не могли помешать огню пожрать их хижины… потому что некому было мешать.
Жаркое солнце, огонь и мухи уже принялись за свой труд; казалось, даже сквозь броню проникал тошнотворный запах, разлившийся в воздухе. Я застыл на месте, глядя на разбросанные тела; их лица еще не успели стереться из памяти.
Старейшина лежал неподалеку от колодца, протянув к нему руку; его тело было рассечено почти пополам. Его жена распростерлась у входа в хижину, зияя кровавой полосой на горле, по которой уже ползали мухи.
Я сделал шаг вперед и едва не споткнулся о тело девушки, лишенное головы; та откатилась на несколько ярдов в сторону, глядя в небо невидящими глазами. Сквозь дверь ближайшей хижины были видны несколько тел: мужское, женское… два детских. Все так же застывшие, обугливающиеся от касания огня.
Визоры брони прозревали сквозь дым, не давая ему закрыть картину смерти и убийства. Не давая мне отвести взгляд.
Я двинулся по деревне – очень медленно, с трудом переставляя ноги.
Тела были везде. Рассеченные пополам, пронзенные насквозь – как вон те, что лежат у самой границы леса, упав ничком. Обожженные, изломанные тела, лица, искаженные предсмертной судорогой.
Я поступил так, как подсказывали чувства. В силовой броне нетрудно стащить тела вместе; дракорожденному Огня несложно подарить им последний костер, поделившись собственным пламенем.
Глядя в огонь, пожирающий тела, я молча вознес молитву всем богам, каких знал, попросил милости у Стихийных Драконов. Потом ушел, догоняя отряд.
Но не мог понять – сжег ли я их из желания подарить мертвецам достойный уход… или прятал то, что увидел? Прятал испещряющие плоть следы извилистой молнии, рожденной не небом, а рукой человека?
Никто не спросил меня о том, почему я задержался. Я и сам молчал, подозревая, что если я начну разговор, то исход его мне не понравится; только Элес очень внимательно посмотрел на меня, но опять же не произнес ни слова.
Я думал, что когда мы вернемся в лагерь, следопытов там не будет; но нет, они даже нас опередили. Лаоше весело помахала мне рукой.
Я не ответил. Лишь отыскал ее уже ближе к сумеркам, слегка отдохнув и выковав в уме нужные слова.
– Криас? – улыбнулась Водная, вышедшая мне навстречу из палатки следопытов. – Что-то хотел спросить?
– Хотел, – кивнул я. – Чузей… я вернулся в ту деревню.
– Где вы с Барнасу повздорили? – уточнила Лаоше. – Не думаю, что ты там нашел что-то интересное.
– Нашел, – коротко ответил я. – Они все мертвы. Вся деревня, от стариков до детей – перебиты.
– А, – вздохнула она. – Похоже, зверолюды туда наведались. Печально, но такое случается, Криас.
– Это были не зверолюды, – глухо ответил я и Лаоше, уже отвернувшись, замерла и снова глянула меня.
– Почему ты так решил?
– Потому что я посмотрел на тела, – я помолчал на секунду. – На многих – следы как от молнии, обвившей тело. Выжженные.
– И что?
– Я знаю, что оставляет как раз такие следы, видел на манекенах, – ответил я, глядя Лаоше прямо в лицо. – Мой дядя часто тренировался с Эссенциальным хлыстом… таким, как у вас.
Я указал на оружие, висевшее у нее на бедре; ожидал, что женщина бросит взгляд на него. Но нет; она просто смотрела мне в глаза, не отводя взгляда.
– Ты уверен, что узнал? – мягко спросила Водная.
– Уверен, – произнес я. – И… никто не успел убежать. Несколько человек были пронзены насквозь – тонким лезвием, будто ножом, но пущенным на большой скорости. Такие раны оставляет выстрел из перчатки дальних когтей.
Лаоше хмыкнула.
– Наблюдательный мальчик.
– К демонам похвалы, чузей! – мгновенно вскипел я. – Это были вы, следопыты! Ваш клык!
– Что если так? – насмешливо ответила Лаоше.
– Что если?.. – задохнулся я. – Они же были ни при чем! Просто деревня! Просто люди, не твари Вильда или Анафемы!
Она по-прежнему улыбалась – чуть иронично, совершенно спокойно; в моей душе вновь взъярился Огонь, но прежде чем я успел что-то сказать, Лаоше ответила:
– Деревня действительно ни при чем.
– Что?
– Деревня тут действительно ни при чем, – повторила следопыт. – Это было просто предупреждение – не для них, для настоящего врага. Очень простое – за похищение и смерть наших солдат будет взиматься плата; если поймут – то перестанут. Если не перестанут…
Лаоше пожала плечами, неопределенно поведя кистью.
– Тогда намек поймут уже другие деревни, осознают, что зверолюдам и варварам на них плевать, и защитят себя тем, что станут помогать нам. В любом случае наша жизнь станет полегче.
Простые, практичные, и до того холодные слова… нет, не холодные. Хуже. Сказанные с небрежностью, словно констатируя очевидный факт.
– Почему вы тогда остановили Барнасу? – выдохнул я. – Дали бы ему творить, что хотел!
– Берегли силы и ваши знания, – отозвалась она, и я снова застыл, не понимая, о чем она говорит.
Лаоше вздохнула и почти наставническим тоном объяснила:
– Да, для вас это против правил, и ты, кстати, верно поступил. Если бы Барнасу приколол старуху или девчонку – Элес бы не мог не дать делу ход, не мог бы не рассказать. Принципы бы не позволили молчать, как и тебе. Тайзей Хараса решил бы вопрос о наказании или вызвал бы юстицаров. И вполне возможно, что Барнасу бы перевели прочь … что ж, тогда ваш коготь лишился бы очень умелого, опытного и знающего местную жизнь бойца. Сколько бы человек из-за этого погибло? – не ожидая ответа, Лаоше покачала головой. – Но все сделали мы.
Она помолчала секунду; теперь улыбки на лице Водной уже не было.
– Ты не знаешь, кто из нас убивал. Ты не знаешь, кто снес голову девушке, прикончил старика или перебил семью. И никто не узнает, кроме нас – но мы шли на эту службу, зная, что за воспоминания у нас останутся, и зная, что может входить в наши обязанности.
Лаоше ткнула меня пальцем в грудь и я невольно отступил.
– Ты пока ничего не знаешь об убийствах, Торики Криас. Моли Драконов, чтобы так и осталось, и чтоб ты уехал обратно в Лукши, чувствуя себя честным солдатом. Или оставайся. Воюй. Но тогда – не жалуйся, потому что здесь ты либо начнешь работать, либо отправишься на перерождение.
Я сцепил зубы, не желая признавать ни грана правды в ее словах. Коротко, резко бросил:
– Но чем мы тогда отличаемся от зверолюдей?
– Парень, – усмехнулась Лаоше, – нам не надо от них отличаться. Нам надо держать землю и выживать. Все.
– И потому поступать бесчестно?
– Честность? – пожала плечами следопыт. – Уж извини, на войне честность ловит стрелы первой. Барнасу убийца – тем и полезен. В джунглях они пока что нужны; от них можно отказаться только когда исчезнет угроза. Ты думал, что Редуты веками существуют потому, что сражаются по всем правилам чести?
Да, так я и думал ранее. Лишь сейчас понял, как ошибался.
Я промолчал – но Лаоше не ждала ответа; повернувшись, она пошла прочь, лишь бросив через плечо:
– Привыкай, Криас. Ты теперь не на службе, ты на войне.
Я нашел Элеса на окраине лагеря; прислонившись к дереву, он смотрел на потемневшее небо, рассеянно покачивая в пальцах длинную тонкую трубку. Завидев меня, кивнул, предлагая сесть рядом.
– Хорошая ночь, – сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
– Хорошая, – согласился Элес, вновь переведя взгляд на небо. – Люблю звезды. Они, конечно, далекие и им на землю плевать… но потому мерзости в них нет.
Помедлив, я опустился у корней могучего дерева, тоже поднял взгляд. Звезды и в самом деле завораживали; казалось, на черное небо накинута огромная мерцающая сеть, проливающая мягкий, почти неощутимый свет.
– Вы знали, что они собираются сделать? – спросил я через несколько минут.
– Догадывался, – кивнул он.
– Лаоше верит в то, что поступает правильно.
Элес снова кивнул.
– А вы? Вы что думаете?
– Я думаю, – чозей поднес трубку к губам, выпустил кольцо дыма, – что Царство часто справляется лучше. Оно посылает с легионами десятки дипломатов и монахов, оно уничтожает тех, с кем не может договориться – и пропитывает своими обычаями тех, кто согласен жить с ним в мире. Но у нас другие обычаи, мы всегда встаем во всеоружии и воюем, защищаем равно других и свои интересы.
Речь Земного была размеренной и спокойной, слова словно текли в такт мерцанию звезд.
– У нас самая мощная армия в Конфедерации Рек, и только Царство соперничает с нами в Творении, – мрачно продолжал Элес. – Мы очень хорошо умеем воевать. Часто мне кажется, что только это и умеем. Равно наша гордость и наша слабость.
– Вы думаете, что мы тут проиграем? – спросил я.
Элес пожал плечами.
– Можем проиграть – хотя вряд ли. Лукши так просто не отказывается от земель, где построены Редуты. Наверное, мы здесь останемся. На десятилетия. На века. Вот только… какими мы станем? Что сами по себе, что в местной памяти?
Я молчал. Ответа у меня не было. Подумалось, что теперь я знаю, почему отец и дядя не любили рассказывать о своих кампаниях; наверное, я своим детям тоже многого не расскажу.
Хотя… может, и расскажу. Если многое изменится, а это возможно.
Нефварин Гишалос заново собрал Седьмой Легион после Чумы и основал Лукши. Гарил Хозяин Лошадей объединил кланы и создал Маруканский Союз. Алая Императрица – как к ней ни относиться – спасла Творение.
Почему бы не последовать их примеру?
– Кажется, ты что-то хочешь сказать? – глянул на меня Элес.
– Да, – медленно произнес я, чувствуя, как внутри вновь разгорается пламя – уверенное, стойкое пламя плавильной печи. – Вернее, не сказать – сделать.
– И что же? – с интересом спросил Земной.
– Стать таймё. Как минимум. И получить возможность поменять многое, что в войне… что в политике.
Элес с уважением хмыкнул:
– Не мелочишься, Криас.
– Я Возвышенный, – впервые за этот день я смог улыбнуться. – Мне положено.
Чозей тихо рассмеялся, переложил трубку в другую руку и протянул мне крепкую ладонь.