- Трибун получил удар по голове, - объявил Макрон. - По словам хирурга, это немного отдало по его мозгам. Так что это должно дать остальным из нас шанс какое-то время не отставать от него.
Некоторые из офицеров улыбнулись. Они уже давно признали высокую степень интеллекта своего командира и понимания почти каждой детали управления на поле боя, а также четкого понимания тактики.
- Но он поправится? - настаивал Порцин. - Это так просто не пройдет, знаете ли. Я достаточно часто видел, как это происходило, когда кто-то сильно получал по башке.
- Даже если это пройдет не полностью, Катон будет умнее большинства из нас, - ответил Макрон. - А пока тебе придется со мной смириться. Я сделаю все возможное, чтобы все было так же, как и при нем.
Он сделал паузу, чтобы посмотреть, не оспорит ли кто-нибудь его версию того, что случилось с их командиром, и испытал облегчение, когда Порцин не продолжил развивать вопрос.
- Хорошо, наша первая забота – это счет от мясника. Двадцать восемь убитых, тридцать четыре раненых, двадцать из которых могут ходить. Мы потеряли также двенадцать человек из когорты Керана, а восемь были ранены. Иберийцы подсчитывают собственные потери, но они будут меньше наших, поскольку они поддерживали атаку. Мы еще потеряли один из онагров. Поперечная балка начала раскалываться, и у нас нет времени на ее ремонт, поэтому, как только она сломается, мы воспользуемся деталями в качестве запчастей. - Макрон кивнул. - Неплохие потери, учитывая характер боя. Но у нас не будет окончательной цифры по личному составу, пока отряд Марцелла не соберет последнего из людей, все еще грабящих город. Мне не очень приятно осознавать то, что они не отреагировали на призыв вернуться. У парня с буциной чуть не лопнули легкие, он дул в нее в течение большей части часа, так что им всем нет оправдания. Если кто-то из них находится в ваших подразделениях, я хочу, чтобы они сохраняли дисциплину. Потеря месячной выплаты и наряды в латринах вплоть до столицы Армении. Без исключений, - строго сказал Макрон. - И меня не волнует, что они вам предложат. Я не допущу, чтобы солдаты игнорировали сигнал, и им это сходило с рук. Все ясно?
Офицеры кивнули, некоторые неохотно, поскольку взятки были общепринятым способом увеличения дохода офицера, особенно в преторианской гвардии, где было много возможностей получить взятки от солдат. Последние же, в свою очередь, были полны серебра от подношений, которые им давали императоры, которые всегда стремились купить их лояльность.
- Любой, кто все еще не вернется в расположение своего подразделения к нашему выступлению завтра, будет оставлен на произвол судьбы и будет рассматриваться как дезертир, если он попытается вновь присоединиться к колонне. - Макрон позволил своим словам проникнуть в суть, чтобы не было сомнений в серьезности его намерений. - Мы потеряли несколько дней, имея дело с Лигеей. Парни повеселились, и теперь им снова придется быть солдатами, а не сборищем пьяных воров и насильников. Вам лучше убедиться, что они это понимают. Надеюсь, зрелище, которое происходило в городе, больше не повторится. Насколько я понимаю, это Радамист убедил трибуна в необходимости сделать из Лигеи показательный пример. Что ж, пусть будет так, но мы не будем распространять этот случай на какие-либо гражданские лица, которых мы повстречаем далее. По крайней мере, если не будет приказа трибуна. Еще одна вещь. Это римская колонна. Иберийцы – союзные войска, а это значит, что мы главные. Радамист – царь только на словах, пока мы не вернем его на трон. А до тех пор он находится под нашей опекой, и мы не должны забывать об этом, даже если он это делает время от времени. Если у вас есть с ним какие-либо дела, и он дает вам какие-либо приказы, вы должны сначала прояснить их со мной.
В заключение Макрон выпрямился. - Есть еще вопросы? … Нет? Значит когорты соберутся на рассвете на похороны наших павших братьев. Мы выступаем сразу после этого. Разойтись!
***
Когда последний из них ушел, Макрон направился к палатке Катона и обнаружил, что хирург ждал его. Катон спал на боку, свернувшись клубком.
- Как он?
- Без изменений, господин, с тех пор как вы видели его в последний раз. Ни разу не шевелился.
- Полагаю, это хорошо. Дайте парню прилично отдохнуть, и он будет снова в строю как новенький, когда проснется.
Хирург надул щеки. - Я не уверен, что это так просто, господин. Я видел подобное раньше.
Макрон приподнял бровь. - И что это за штука?
- Для этого нет медицинского термина, господин. По крайней мере, ничего из того, о чем я знаю. - Хирург погладил себя по подбородку, собираясь с мыслями, и продолжил. - Это своего рода нервное истощение. Если человек берет на себя обязанности и отказывается от отдыха, в котором он нуждается, то он накапливает неприятности. Хуже, если он в походе и переживает стресс битвы и потерю друзей и товарищей.
- Чушь! - воскликнул Макрон. - Я знаю его. Он пережил гораздо худшее, ни разу не попав в такое состояние.
- У всех парней есть предел прочности, господин. Большинству из нас повезло, что мы никогда не выходили за рамки этого. Некоторые люди, которых я знаю, и мы бы оба посчитали их за героев, годами справлялись, а потом что-то ломалось. Это может быть что-то, что кажется нам с вами довольно тривиальным, но не им. - Хирург задумчиво посмотрел на Катона. - Я вижу, что на его теле довольно много шрамов. Будут и другие. Шрамы сердца и разума. Чем больше опыта, тем их больше, и все мы справляемся с этим по-разному. Я служу с вами уже пару лет, господин. Мы вместе повидали немало сражений. Мы оба знаем, что трибун никогда себя не щадил. Также не секрет, что он был обеспокоен потерей жены.
- Это не твое дело.
- Я просто говорю, господин. Трибун вытерпел больше, чем большинство мужчин его возраста. Вы действительно удивлены, что это произошло? Интересно, что именно заставило его перейти свою границу?
- Он убил какого-то ребенка в городе. Случайность битвы. Что-то в мальчике напомнило трибуну его собственного сына. - Макрон пожал плечами. - Во всяком случае, это все, что я могу знать.
Хирург кивнул. - Напомнило?
- Что напомнило?
- Тот мальчик, был ли он похож на сына трибуна?
Макрон постарался вспомнить подробности. - Нет. Ничего похожего на него. На мой взгляд.
Он печально посмотрел на Катона, прежде чем продолжить. - Как скоро он преодолеет это свое мрачное настроение?
- Кто может знать?
- Да поразят тебя фурии, ты должен знать. Ты хирург. Ты сказал, что видел это раньше. Так каков ответ? Как ты собираешься его вылечить?
Хирург выглядел возмущенным. - Я сказал, что видел это. Но никогда ничего не говорил о лечении. Это не порез и не сломанная кость. Это гораздо глубже. Трибуну нужно лечиться. Я уверен, что отдых поможет. Я могу дать ему что-нибудь, чтобы он уснул, но это все.
- Значит, ты не особо хорош? - фыркнул Макрон. – «Отдых поможет!». Я приготовлю для него крытую повозку. Надеюсь, он сможет немного поспать по дороге в Артаксату. Тебе нужно присмотреть за ним, у меня есть обязанности, о которых нужно позаботиться.
- У меня есть и другие пациенты.
- Так разберись с ними, - отрезал Макрон. Он начал терять терпение по отношению к хирургу. - Тогда дадим ему поспать. Тебе лучше уйти.
Хирург склонил голову и вышел из палатки. Макрон задержался ненадолго, наблюдая за своим другом, следя за тем, как грудь Катона поднималась и опускалась в устойчивом ритме. Вдруг он внезапно зашевелился, как будто его беспокоил сон, затем бормотание стихло, напряжение спало, и он продолжил лежать в забытьи.
Снаружи палатки Макрон увидел девушку, которую Катон привез несколько дней назад из иберийского лагеря. Ей давали пищу и воду, и каждую ночь она спала возле палатки Катона. Он строго приказал не трогать ее и считать ее служанкой трибуна. Насколько было известно Макрону, с тех пор, как казалось, Катон игнорировал ее. Он объяснил это тем аспектом характера Катона, который настаивал на защите слабых и уязвимых. «Досадно, - подумал он, - ведь она достаточно привлекательна, чтобы ее приветствовал в постели любой мужчина». Тем не менее, Катон был Катоном, и он не был обычным человеком. Но даже в этом случае девушка могла принести ему пользу.
Девушка пошевелилась, когда увидела, что Макрон пристально смотрит на нее, села и обняла себя за колени и с тревогой посмотрела ему в ответ.
- Берниша? Верно?
Она застенчиво кивнула.
- Трибун оказал тебе услугу, вытащив тебя из иберийского лагеря. Знаешь, ты могла бы о нем позаботиться, - мягко сказал Макрон. Он указал на палатку Катона и изобразил сон, затем вытер лоб. Она не отреагировала.
- Во имя Плутона… - гаркнул Макрон и подошел к ней, схватив ее за запястье, рывком подняв на ноги, и потащил в палатку. Она боролась какое-то время, а затем сдалась, осознав, что это бесполезно. Макрон указал на Катона. - Я хочу, чтобы ты позаботилась о его потребностях.
Она тупо посмотрела на него. Макрон вздохнул и изобразил, как он вытирает лоб, потом пьет и кормится, и указал на Катона. Берниша открыла рот, заговорила на своем языке и кивнула.
- Хорошо, - улыбнулся Макрон. - Тогда займись этим. Имей в виду ... - Его глаза сузились. - Если с ним что-нибудь случится, если ты сделаешь что-нибудь, чтобы навредить ему или помешать его выздоровлению, я прикажу тебя высечь и отправить обратно в иберийский лагерь, чтобы они использовали тебя по своему усмотрению.
Его угрожающий тон был безошибочным, даже если она, казалось, не понимала ни одной детали из сказанного. Макрон указал на Катона, затем на нее, затем на свои глаза и снова указал на нее.
- Ну же, приступай.
С этими словами он вышел из палатки и на мгновение постоял снаружи, чтобы собраться с мыслями. Макрон был встревожен. Если бы это случилось практически с любым другим человеком, он сказал бы, что у этого человека сдали нервы, и что он поддался тому чувству, которого боялись все солдаты: трусости. Но он знал Катона лучше, чем большинство солдат знали своих домочадцев. Он знал, что Катону всегда хватало смелости, и даже когда шансы были ужасающими, он заставлял себя сражаться. Он был самым храбрым солдатом, которого Макрон когда-либо знал. И если это могло случиться с Катоном, то это могло случиться с кем угодно. Включая самого Макрона. Сама по себе эта мысль была достаточно пугающей. Еще одна причина сделать все возможное, чтобы помочь своему другу выздороветь. Когда-нибудь их роли могут поменяться местами, если Макрон вдруг его запас прочности иссякнет. Он вздрогнул от такой перспективы, затем заставил себя подумать о своих самых неотложных обязанностях: обойти часовых, проследить за тем, чтобы колонна выдвинулась на рассвете, и отследить подготовку к завтрашним похоронам. Теперь бремя командования было на нем, размышлял он, шагая в сторону лагеря, занятого иберийцами. Прежде чем он позаботится о чем-либо еще, он решил, что должен сообщить Радамисту, что принял временное командование. Это была задача, которая ему не нравилась. Ни капли. Катон лучше справлялся с подобными вещами.