Катон сошел с коня и передал поводья одному из своих людей, окинув взглядом внутреннюю часть дворцового комплекса, быстро заполнявшуюся преторианцами и первыми из иберийских катафрактов, вошедших во дворец. Он повернулся к Макрону.
- Твой первый контуберний должен идти со мной. Остальные могут разойтись, но я не хочу, чтобы они бродили по городу. Они останутся здесь. Я знаю, какими легкомысленными могут быть некоторые из них. Но мы гости, а не завоеватели. Проследи, чтобы они не забывали об этом.
Макрон поднял свой витис и подмигнул. - Ты можешь положиться на это.
- Я рассчитываю на это. Тем временем, возьми людей и посмотри, какое жилье здесь есть для нас. И где можно оставить Кассия?
Макрон оглянулся и увидел, что собака напряглась на поводке, принюхиваясь к запахам дворцового комплекса. - Не знаю, что ты нашел в этой дворняге.
- Может быть, он станет хорошим питомцем для Луция, когда все закончится.
- А я думаю, может быть, Луций станет для него хорошей закуской.
Катон улыбнулся, затем вернул разговор к текущему делу.
- Я бы предпочел, чтобы мы перевели обе когорты и обоз в безопасное место. Если места не хватит, тогда найди какой-нибудь квартал как можно ближе. Если я тебе понадоблюсь, я буду там с царем.
- Уж лучше ты, чем я, парень, - с чувством ответил Макрон. Затем он повернулся, чтобы приказать первым восьми преторианцам своей центурии выступить в качестве эскорта трибуна.
Катон проверил, ровно ли надет его шлем, поправил портупею гладия, чтобы ножны аккуратно висели на боку, затем глубоко вздохнул. - Итак, идем.
Он вывел их из солнечного света в тенистый портик, а затем в зал ожидания – довольно скромное помещение по сравнению с императорским дворцом в Риме, но, тем не менее, внушительное: колонны вдоль стены поддерживали сводчатый потолок, выкрашенный в темно-синий цвет и усеянный золотыми звездами и большим серебряным полумесяцем, так что казалось, будто смотришь в ясное ночное небо. С обеих сторон открывались коридоры, а впереди находился дверной проем высотой в три человеческих роста и три метра в ширину. Двери были открыты, и, проходя через них, Катон заметил, что они были из темного дерева, инкрустированного слоновой костью и серебром с изображением сцен охоты. За дверями находилась царская зала для аудиенции, потолок которой был даже выше, чем в зале ожидания, а высокие окна пропускали свет и легкий ветерок. Катон тихо приказал своим людям охранять дверь и занял позицию с одной стороны и немного в стороне от группы вельмож. Мгновение спустя в зал вошли те, кто сопровождал царя в его походе из Сирии, вместе с конными катафрактами, его личными телохранителями, образовав отдельную группу.
Радамист уже взошел на помост у дальней стены, где за троном висел гобелен, усыпанный золотыми звездами на фоне богатой темно-синей ткани. Сам трон был сделан из черного дерева, украшенного геометрическими узорами из слоновой кости, а сиденье покрывала большая шелковая подушка. Радамист с минуту осматривал трон под тревожными взглядами распорядителя и небольшой группы знати и придворных, не более двадцати человек.
- Здесь воняет Тиридатом, - объявил он по-гречески, срывая подушку с трона и отбрасывая ее на одну сторону помоста. - Сожги ее и прикажи немедленно принести новую.
Распорядитель поспешил к подушке, чтобы поднять ее.
- Не ты, болван! - огрызнулся Радамист. - Прикажи слугами разобраться с этим.
- Да, Ваше Величество.
Усевшись на голое дерево, Радамист оглядел покои.
- Кстати, где они все? Слуги?
Аргалис опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с хозяином, и ответил:
- Многие из них покинули дворец, Ваше Величество.
- Царь не может жить без слуг. Пошли за ними и скажи, что я приказываю им вернуться.
Распорядитель вздрогнул.
- Ваше Величество, я имел ввиду, что они покинули дворец и Артаксату. Как и многие из его жителей, услышав о вашем возвращении и о судьбе, постигшей Лигею... Только самые верные из ваших подданных остались во дворце.
- Только самые преданные? - повторил Радамист с тяжелой иронией. - Те же самые подданные, которые еще вчера были верны Тиридату? - Он посмотрел на вельмож, которые встречали его у городских ворот. - Вы служили этому узурпаторскому псу. Все вы. Вы предатели. Не прошло и двух лет, как вы предпочли его мне.
- Ваше величество, - начал объяснять один из аристократов, сделав шаг вперед, - у нас не было выбора, кроме как смириться с тираном, которого навязала нам Парфия. Все это время мы были преданы вам. Поэтому сейчас мы здесь, чтобы приветствовать вас. Я клянусь, что это правда. Клянусь своей честью. Перед всеми богами Армении я клянусь, что буду верен вам до самой смерти.
- Правда? До самой смерти? - Радамист откинулся на спинку трона и положил руки на его подлокотники из слоновой кости, пристально глядя на придворного. - Я глубоко тронут твоей преданностью, Петроден. Глубоко тронут. Столь прекрасные чувства заслуживают того, чтобы подвергнуть их испытанию. - Он повернулся к командиру своих телохранителей. - Отруби ему голову. Посмотрим, как ты будешь исповедовать свою верность, умирая.
Глаза вельможи расширились в тревоге, он бросился вперед на помост и бросился к ногам своего царя. - Ваше Величество, я умоляю вас. Пощадите меня и позвольте мне доказать вам свою преданность. Я верен, клянусь. Преданнее, чем любой из тех, кто называет вас повелителем. - Он отчаянным жестом указал на остальных членов группы, которые были с ним у городских ворот.
Радамист посмотрел на него с презрением и поднял ногу в сандалии, чтобы оттолкнуть аристократа. Затем он бросил взгляд на тех, кто остался во дворце. - Похоже, наш друг ставит под сомнение степень вашей верности мне.
Вельможи не осмелились заговорить, но одни резко закачали головами, а другие вздрогнули. Тем временем глава стражи и двое его людей взошли на подиум и схватили придворного, скорчившегося перед троном. Пока катафракты брали его за руки и заставляли наклониться вперед, стоя на коленях, их командир достал свой кривой клинок и посмотрел на царя в ожидании приказаний.
- Чего ты ждешь? Я сказал, отруби ему голову.
- Нет! - закричал аристократ. - Ваше Величество! Я умоляю вас. Я верен! Я…
Лезвие вонзилось и зацепилось под неудобным углом, где шея мужчины сгибалась, когда он смотрел вверх, умоляя царя. Глухой звук, с которым лезвие прорезало хрящ и кость, заставил Катона вздрогнуть. Но ужасу не было конца. Меч телохранителя прорубил лишь половину пути, и теперь голова его жертвы свисала набок, из раны хлестала кровь, а из горла все еще вырывалось мучительное бульканье.
- Сделай это как следует, дурак! - свирепствовал Радамист.
Командир стражи поднял меч и ударил еще раз, потом еще, и только на четвертый раз изуродованная голова отлетела от тела, и скопившаяся внизу кровь брызнула во все стороны. Солдаты ослабили хватку, и труп повалился вперед, а затем вдруг забился в судорогах, разбрызгивая кровь по мантии и лицу царя.
- Уберите эту мерзость отсюда! А голову прикрепите на крюк на стене дворца, чтобы все в городе могли ее видеть. Сейчас же!
Командир отдал приказ одному из своих людей, и солдат вцепился пальцами в волосы головы и поспешил прочь, держа ее стороной, с которой капала кровь, вниз.
Затем в комнате воцарилась тишина: Радамист с выражением отвращения вытирал рукавом кровь с лица. Он перевел взгляд на командира телохранителей и указал на людей, сгрудившихся позади распорядителя. - Убей остальных. Их головы могут составить компанию первому. Но не его! Не Аргалиса. Он пусть живет!
Представители знати закричали в панике и протесте, когда солдаты сгрудились вокруг них с оружием наизготовку. Распорядитель пошатнулся в одну сторону, его колени подкосились, он упал и закрыл лицо. Позади него командир стражи указал на дверь.
- Не снаружи, - сказал Радамист. - Здесь, где я могу видеть их собачью смерть... Убей их.
Не успел прозвучать приказ, как солдаты навалились, нанося удары и рубя мечами. Катон беспомощно наблюдал, как аристократы поднимают руки, пытаясь защититься, как кровь брызжет в воздух, а тела и отрубленные конечности падают на пол среди окровавленных одежд и луж крови. Один из вельмож сумел увернуться от резни и, прихрамывая, стремительно пересек зал в сторону Катона, протягивая руки и умоляя спасти его. Но прежде чем он успел добежать до римлянина, один из катафрактов бросился за ним, ударил его по голове и сбил с ног.
Шквал ударов и крики смертельно раненых прекратились, и катафракты, покрытые кровью, с вздымающимися грудными клетками, стояли над телами, наваленными у их ног. Слышно было только тихое всхлипывание распорядителя, лежавшего на земле и свернувшегося калачиком. Радамист встал, подошел к Аргалису и пнул его ногой.
- Хватит рыдать! Вставай на ноги!
Распорядитель застонал и сильно задрожал.
- На ноги, я сказал! Или я сам отрублю тебе голову там же, где ты лежишь.
Тот сразу же откатился в сторону и поднялся на ноги, полуприсев от смертельного ужаса и глядя на своего царя.
Радамист указал на него пальцем.
- Ты отправишь послание каждому знатному человеку в Армении. Главам советов в каждом городе и поселении. Ты сообщишь им о том, что здесь произошло. Если они не явятся ко мне в течение тридцати дней и не принесут клятву верности мне под страхом жизни своих семей, я осужу их как предателей, а их головы, а также головы их жен и детей будут добавлены к остальным на дворцовой стене. Только тридцать дней. Я не приму никаких оправданий за задержку. А теперь иди, собака, и разошли послания, пока я не передумал и не добавил твою сморщенную голову к остальным.
Аргалис зашаркал прочь, низко наклонившись, а затем повернулся, приблизившись к двери, и поспешил прочь с царских глаз. Радамист властно поднял подбородок, обращаясь к своим приближенным.
- Вы можете прибрать к рукам богатства и поместья этих предателей. А ты, трибун, какую награду требует от меня мой верный римский союзник?