Распаренная собственным свободомыслием, интеллигенция не желала знать о Л. Толстом, написавшем о том, как 65 лет назад «дубина народной войны» дубасила французов, и знать не могла, как через 65 лет весь русский народ будет повторять стихи Симонова «Так убей фашиста, чтоб он, / А не ты на земле лежал, / Не в твоем дому чтобы стон, / А в его по мертвым стоял».
Вскоре были напечатаны другие рассказы Гаршина: «Происшествие», «Трус», «Очень коротенький роман», в которых он продолжил военную тему, а также обратил внимание на социальные противоречия и падение нравов.
Рассказы «Встреча» и «Художники» впервые поставили перед читателями проблему выбора пути для интеллигенции – обогащения либо служения. В «Художниках», программном для писателя рассказе, речь шла также о поиске новых путей в искусстве, неудовлетворенности совестливого художника Рябинина результатами своей достаточно успешной деятельности, оставившего живопись и ушедшего «в народ». Гаршин и сам собирался поселиться в деревне и помогать крестьянам, но не смог сделать этого из-за болезни.
В 1880 г. у Гаршина появились признаки психического расстройства. В болезненно экзальтированном состоянии он явилcя к гpaфy М. Лopиc-Meликoвy, начальнику «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», и уговаривал того отменить смертный приговор анархисту И. Млодицкому, накануне неудачно стрелявшему в графа.
Граф выслушал просителя, но визит априори был обречен на неудачу. Млодицкого повесили, после чего Гаршин в состоянии сильнейшего нервного расстройства разъезжал по знакомым в Москве, Рыбинске, Туле, побывал у Л. Толстого в «Ясной Поляне», пока родные и друзья не пoмeстили его нa Caбypoвoй дaчe (бoльницa для дyшeвнoбoльныx), вблизи Xapькoвa, гдe писатель провел несколько месяцев, а затем 1,5 года жил у одного из своих дядей, В. Акимова, в Херсонском уезде.
После излечения от маниакально-депрессивного психоза, Гаршин в 1882 г. вернулся в Петербург; женился на слушательнице медицинских курсов Надежде Михайловне Золотиловой, стал служить секретарем в кaнцeляpии «Oбщeгo cъeздa пpeдcтaвитeлeй pyccкиx жeлeзныx дopoг». Вернулся Гаршин и к литературе. После публикации очерка «Петербургские письма», занимался переводами, стал писать новеллы.
Вопрос – «смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье» – занимал писателя всю жизнь. Недаром современники называли его «Гамлетом сердца». По собственному признанию Гаршина, писал он одними своими нервами, и каждая буква стоила ему капли крови. Любую несправедливость и человеческое несовершенство он возводил в немыслимую степень и считал их порождением мирового зла.
Каждый рассказ Гаршина по наполненности мыслей и чувств «тянет» на повесть или роман, будь то «Из воспоминаний рядового Иванова», написанный в имении Тургенева Спасском-Лутовинове, «Надежда Николаевна» или «Медведи». Гаршин обладал редкостным умением наполнять короткие безжалостно реалистичные истории тонкой поэзией.
Один из лучших его рассказов «Красный мак», в котором безумец, увидев в больничном саду три красных цветка и вообразив, что в них заключено все мировое зло, уничтожил их ценою собственной жизни, психиатр Сикорский считал клинической картиной, до мельчайших подробностей соответствующей действительности.
Гаршин охотно обращался также и к жанру сказки: «То, чего не было», «Сказка о жабе и розе», «Лягушка-путешественница». В сказке «Attalea princeps» пальма, привезенная из Бразилии и помещенная в стеклянную оранжерею, страстно стремилась на свободу, пробила крышу, увидела осеннее «грязное небо», удивилась – «и только-то?» – и погибла от холода и пилы садовника. Сказку Гаршин отдал в «Отечественные записки», но Салтыков-Щедрин отверг ее, узрев в ней крайне пессимистическую политическую аллегорию.
Искания нравственного идеала привели Гаршина к увлечению философией Л. Толстого и созданию «Сказания о гордом Аггее» и «Сигнала». В последние годы жизни писатель задумал эпическое произведение, стал собирать исторические материалы о времени Петра I, собрался писать роман «Люди и война». Увы…
В 1887 г. Гаршин впал в депрессию и оставил службу. В семье начались ссоры между женой и матерью, после одной из которых писатель в припадке тоски бросился с площадки 4-го этажа в пролет лестницы. Это случилось 19 марта 1888 г. Он собирался на другой день ехать на Кавказ.
24 марта (5 апреля) Гаршин умер в больнице Красного Креста, не приходя в сознание. Похоронен в Петербурге.
Памяти писателя были посвящены два сборника: «Красный Цветок» и «Памяти В.М. Гаршина», в котором А. Чехов написал: «У него (Гаршина. – В.Л.) особый талант – человеческий. Он обладал тонким великолепным чутьем к боли вообще».
***
Через 4 года родился другой великий рассказчик, чуткий к боли, – японец Акутагава. Их судьбы схожи.
Он также был обнаженным нервом эпохи и совестью нации, не подозревавшей, правда, об этом при его жизни. Также не принял социальные пороки общества и также не мог примирить человека и общество. Также боялся слабоумия и также покончил с собой в цвете лет.
После его похорон рассуждали чисто по-японски: «Будь у г-на Акутагава поменьше ума, побольше здоровья и живи он как все, тогда, кто знает, все могло бы сложиться для него счастливее».
А у поэта Н. Минского, перед тем как бросить горсть земли на гроб Гаршина, чисто по-русски вырвалось: «Без него нам стыдно жить».
Неужто талант надо зарыть в землю, чтобы хоть кому-то стало стыдно?
Рюноскэ Акутагава (1892—1927)
Всю жизнь Акутагава Рюноскэ прожил с копьем в руке и отброшенным щитом. Он поразил много целей, но не меньшее число раз был поражен и сам. Только гениям дозволяется в короткий срок жизни свершить дела целого поколения и принять на себя его грехи.
Чтобы показать ад, Данте спустился в него. Акутагава пошел дальше, и путь его короче: «Человеческая жизнь – больше ад, чем сам ад». Земную жизнь пройдя до половины, он отказался от другой. «Человеческая жизнь похожа на коробку спичек. Обращаться с нею серьезно – смешно. Обращаться не серьезно – опасно». Опасное сравнение пришло ему в голову и спалило его до того, как он успел осознать, что мир шире его ужаса перед ним.
***
Рюноскэ Ниихаро родился в час, день и месяц Дракона – 1 марта 1892 г. в семье 42-летнего Ниихаро Тосидзе, торговца молоком, владельца пастбищ на окраине Токио; 33-летняя мать принадлежала к семье Акутагава. Мальчику дали имя Рюноске («рю» означает «дракон»).
По поверью, если родителям за тридцать, новорожденному грозили одни лишь несчастья. Мать младенца, пережившая до этого смерть дочери и обвинявшая в этом только себя, после родов сошла с ума.
Ребенка отдали в дом дяди – Акутагавы Митиаки, начальника строительного отдела Токийской префектуры. В этой семье Рюноскэ получил прекрасное образование и воспитание, а также фамилию – Акутагава.
С детства мальчик зачитывался Франсом, Ибсеном, Уайльдом, Готье. Окончив в числе лучших муниципальную среднюю школу изучал английскую литературу в Первом колледже. Там увлекся Мопассаном, Бодлером, Стриндбергом, Ролланом, Львом Толстым. Через три года Рюноскэ стал студентом отделения английской литературы Токийского университета.
Разочаровавшись в скучных лекциях, он все силы отдал изданию журнала «Синситё», в котором провозгласил с друзьями-литераторами неореализм. Акутагава всю жизнь взращивал себя на лучших образцах мировой литературы; в эти годы ими стали Стендаль и Мериме.
В начале 1914 г. в журнале появилась новелла А. Франса «Валтасар» в переводе Акутагавы, а затем и его первый рассказ «Старость» – символичное название для начала литературной жизни!
Задав себе с первой же новеллы планку, писатель обрек себя на вечные сомнения в способности писать на этом уровне. «Я очень несчастлив – из всех участников журнала я самый неумелый». Кто бы сказал ему, что он задал себе планку шедевра!
Обратившись к литературному памятнику ХI в. «Повесть о временах давних», Рюноскэ в рассказах «Ворота Расёмон», «Нос» и «Бататовая каша» использовал материал этих хроник.
Провоцируя своих героев необычайными событиями, он исследовал их психологию в экстремальной ситуации нравственного выбора. Японцев, к тому времени уже отравленных европейским модернизмом, эти несколько рассказов заставили взглянуть на себя японскими глазами.
Крупнейший писатель того времени Нацумэ Сосэки, придя в восторг от новеллы «Нос», похвалил Акутагаву: «Написав еще таких двадцать-тридцать произведений, вы превратитесь в писателя, которого еще не знала литература». Акутагава на правах ученика Нацумэ посещал литературные вечера, устраиваемые в его доме.
После окончания университета в 1916 г. Акутагава получил должность преподавателя английского языка в Морском механическом училище города Камакура, с нищенским жалованием – 60 иен.
Мечтая вырваться из школьной рутины, писатель за девять месяцев написал двадцать новелл, миниатюр, статей и эссе, подготовил к печати сборник «Ворота Расёмон», после чего женился, бросил ненавистное преподавание, подписал со столичной газетой «Осака майнити симбун» договор, заметно улучшивший его материальное положение, и поселился с женой в родительском доме.
В несколько лет Акутагава стал непревзойденным мастером короткого рассказа, традиционного для Японии, которая, по словам Р. Тагора, «дала жизнь совершенной по форме культуре и развила в людях такое свойство зрения, когда правду видят в красоте, а красоту – в правде». Творчество Акутагавы по сути близко поэзии Басё.
Акутагава был далек от войн, революций, стихийных бедствий. Он одержим был одной лишь страстью – искусством. «Человеческая жизнь не стоит и одной строки Бодлера», – провозгласил писатель. Искусство приносит художнику высшие радости, окупает любые жертвы, оправдывает любые преступления, считал Акутагава.
К 1919 г. уже вышли три сборника его рассказов, восторженно встреченных читателями. Среди них был истинный перл «Муки ада».